на наш Телеграм
“У обычной православной женщины такое выражение лица, будто это ее сын развязал Вторую мировую войну”.
Эта фраза из очень неплохой статьи о посте неожиданно вызвала бурю эмоций у женщин – читательниц, которые поинтересовались, какое право имеет монах или священник рассуждать о выражении лица незнакомой ему дамы.
Замечание справедливое. Сегодня я послушал несколько выступлений московского священника – одного из самых популярных проповедников последних лет. Он говорит о женщинах так, как будто перед ним сидят неразумные дети. Хамские интонации, бедная агрессивная речь и абсолютная уверенность, что его будут слушать.
К сожалению, он прав. На его встречах с людьми, записанных на видео, видно, что в зале сидят почти одни дамы. Мужчин в зале нет. Православные христианки слушают его вместо того, чтобы указать этому священнику на недопустимость подобного тона в публичных выступлениях.
Я сознательно не буду приводить цитаты этого священнослужителя, лишь уточню, что к цитате, которую я привел в начале статьи, он никакого отношения не имеет.
Я – мужчина, и мне непонятны многие женские проблемы.
Например, споры о том, может ли девушка причащаться или ходить в храм во время критических дней, или рассказы о том, как какой-то священник не допустил в эти дни женщину до причастия.
Фото с сайта ortodox.md
При разговоре на эти темы мне всегда хочется задать лишь один вопрос: «Как священник узнал о том, что у вас сегодня месячные?». На исповеди обычно люди говорят о грехах, но критические дни – это не грех, поэтому не стоит говорить об этом на исповеди. Точно так же подросткам не стоит говорить на исповеди об эякуляции во сне, достаточно помыться перед походом в церковь.
Точно также не стоит супругам говорить на исповеди о своей интимной жизни, если они не изменяют партнеру.
Некоторые христиане, независимо от пола, приходя в храм, забывают о том, что у любого человека есть личное пространство, куда он не должен пускать посторонних. Люди слишком много рассказывают о себе малознакомым священникам, а потом с изумлением читают статьи, официальные церковные документы, посвященные проблемам месячных, или интимным отношениям между супругами, или ночным поллюциям. Хотя эти вещи скорее нужно обсуждать с мужем, психологом или врачом, а не со священником во время исповеди.
В результате батюшка в храме знает о своих прихожанах куда больше, чем это необходимо для борьбы с грехами. Разумеется, это не касается отношений духовника или священника, который действительно хорошо знает человека и которому доверяет мирянин.
К сожалению, некоторые священники включают тему критических дней в общую беседу перед исповедью или даже прямо спрашивают женщину об особенностях ее интимной жизни в браке или о том, есть ли у нее в данный момент месячные. Причину таких нескромных вопросов лучше всего объяснил игумен Петр (Мещеринов) в своей книге «Проблемы воцерковления»: «У нас нет традиции индивидуального и уважительного подхода к людям. У нас человек как пришёл в Церковь, так тут же на него накладывается общее: “три дня перед причащением”… “среды-пятницы-большие посты, и непременно по Уставу, ну в крайнем случае масло можно”… “молитвенное правило от сих до сих”… “не нами положено, не нам и изменять, нужно подчиняться, вырабатывать смирение”… и т. п. А между тем, люди все разные, у всех своя мера, и задача воцерковления – не одеть всех в одинаковую одежду, построить в каре и заставить ходить в ногу, но помочь человеку обрести Христа и стать тем, кем его – именно его, никого другого, и тем более никакой не коллектив – хочет видеть Господь».
Фото с сайта hramnovokosino.ru
Вот это желание «одеть всех в одинаковую одежду» и приводит к тому, что супругов спрашивают о подробностях интимной жизни, женщин – о критических днях. Хотя ни то, ни другое не является грехом – муж и жена имеют право любить друг друга любой день в году. Напротив, для супружеского воздержания необходимо согласие мужа и жены, а не средневековые правила или приказ священника только одному партнеру.
Поэтому женщина имеет полное право не говорить священнику, которого она мало знает, о состоянии своего организма или интимной жизни в законном браке.
Можно найти мягкую форму ответа на такие вопросы, которая, с одной стороны, не будет обманом, поскольку человек не утаивает грехи, с другой, защитит исповедника от возможной психологической травмы. Вот как об этом говорил митрополит Сурожский Антоний: «Человек должен исповедовать свои грехи, это первое; он должен быть научен постепенно с большей тонкостью понимать свои душевные состояния, оценивать свои поступки и их исповедовать. Но исповедовать грехи, которые когда-то были просто записаны досужими монахами и вошли в списки, совершенно бессмысленно, это ничему людей не учит. Исповедь должна быть совершенно личная. Она неминуемо будет неполная, но она будет реальная. Она будет неполная в том смысле, что другой человек, более духовно зрелый или лучше наученный или более опытный, найдет в себе, может быть, и другие грехи, но в данную минуту тот человек, который исповедуется, должен исповедовать свои собственные грехи». Это означает, что и женщины, и мужчины на исповеди у священника должны говорить лишь о том, что сами считают грехом. При таком подходе проблемы супружеских отношений или критических дней не предмет для покаяния или упреков.
К тому же каждый из нас далеко не все говорит священнику на исповеди.
Мы не сообщаем батюшке ПИН-код своей банковской карты, не даем ему ключи от своей квартиры или машины. Зачем же тогда не очень знакомому человеку рассказывать о подробностях своей интимной жизни, а потом страдать из-за того, что священник не допустил до причастия или запретил целовать крест и иконы? Еще раз напомню, что речь идет не о сокрытии грехов, а об очень простом праве на личное пространство.
Прежде чем спрашивать у священника совета в глубоко интимных вещах, к нему стоит присмотреться, понаблюдать, как он общается с другими людьми, и лишь потом пускать человека в пространство вашей семьи или предельно важных для вас вещей.
И улыбаться нам всем стоит все-таки почаще, тогда будет меньше поводов для взаимных обид.
От редакции: рекомендуем книгу митрополита Антония Сурожского «Радость покаяния».
