О том, почему прервать евхаристическое общение – в данном случае единственный правильный выход (по мнению автора) – Сергей Худиев.

Трагический раскол в мировом Православии, свидетелями которого мы являемся, вызывает совершенно естественное и понятное чувство горечи и протеста. Так не должно быть,  ненавистная рознь мира сего не должна проявлять себя в Церкви,  которая является форпостом и посольством Царства Божия,  свидетельством о том грядущем мире, где уже не будет геополитики, ссор и вражды.

И вот эту Церковь раздирает ссора, которая находит свое зримое выражение в разрыве евхаристического общения. Это не может не вызывать чувства глубокой скорби и неуместности происходящего. И, конечно, это очень плохое свидетельство о Евангелии для внешнего мира.

Решение о разрыве евхаристического общения с Константинополем – очень тяжелое решение. Беда в том, что тяжелых решений иногда невозможно избежать.   

У меня есть некоторый личный опыт в этом отношении. Уж давно – лет двадцать назад – я работал в христианской библиотеке. С нами познакомился человек, производивший самое благоприятное впечатление своей открытостью, усердием и горячей ревностью о Боге. Сначала он вызвался помогать библиотеке добровольно,  а потом мы взяли его на работу.

Но через какое-то время он стал обнаруживать уже не столь приятные черты характера:  придирчивость, грубую властность, неспособность и нежелание прислушиваться к другим людям.  Он считал, что служение Богу не допускает неаккуратности или недостаточного усердия – и вскоре сделал атмосферу у нас весьма безрадостной.

Как же я реагировал? Ровно так,  как рекомендуют Святые Отцы – смирялся,  упрекал себя, просил прощения, видел я свою вину или нет, и всячески уступал. По природе я не боец, и не люблю конфликтов – мне всегда легче промолчать и надеяться на то, что все само рассосется.

Это было бы совершенно правильно в абсолютном большинстве ситуаций в Церкви – и даже за ее пределами,  в общении с большинством людей. Но не в этом случае.

Тот человек, не встречая отпора, наращивал свои притязания, превращая библиотеку в некий аналог тоталитарной секты. Христианской риторикой он владел вполне, уверяя, что усердствует ради дела Божия и спасения душ, в том числе наших.

В нашей библиотеке,  к счастью, была книга норвежского душепопечителя Эдина Ловаса “Люди власти: властолюбие и Церковь”, где в удивительно точных деталях описывалась именно наша ситуация. Как писал Ловас, христиане легко становятся жертвой властолюбцев именно потому,  что из всех сил стараются быть хорошими христианами – смиренными,  любящими, терпеливыми и прощающими.

Наконец, неадекватность притязаний нашего сотрудника превысила некоторые пределы, и мы – с грубым,  позорным, безобразным скандалом, стоившим многих нервов – добились его увольнения.

Я не люблю безобразных скандалов.  Это не моя стихия. Мне от них физически дурно. Особенно  когда изобретательный манипулятор умеет изобразить себя чистым и ревностным христианином,  страдающим от подлых лицемеров,  а благожелательные посторонние говорят: “Да в чем проблема-то? Почему бы вам, ребята, просто не ужиться по-хорошему? Вы христиане или кто?”

Но мне пришлось на это пойти – на скандал,  на разрыв, на крайне неприятные вещи, о которых я не буду сейчас говорить подробно.  Потому что бывают ситуации, когда это приходится делать. И о чем я сожалею о сих пор – так это о том, что не сделал этого раньше – это позволило бы как-то минимизировать вред,  который все равно нельзя было избежать.

Зачем я рассказываю эту личную историю? Дело в том, что она иллюстрирует печальный опыт жизни в этом падшем мире – прогибаясь под чужое властолюбие, вы не обретаете мира. Вы поощряете властолюбцев давить дальше.

Вам может не нравиться патриарх Кирилл или Русская Православная Церковь в целом – но на положение Первоиерарха во Вселенской Церкви, “Первого Без Равных”, власть имеющего действовать в делах,  прямо относящихся к другим патриархам, без их согласия и прямо против их воли, претендует вовсе не он. Такие претензии выдвигает именно Константинополь. Нельзя сказать,  что это произошло внезапно – претензии на исключительный статус выражались и раньше, под это выстраивались определенные богословские конструкции,  но пока речь шла больше о словах, Московский Патриархат осторожно выражал несогласие,  вел богословские дискуссии и старался избегать обострения. Увы, наступил момент, когда дальше это делать невозможно.

Но, может, не признавать притязания патриарха Варфоломея, а евхаристическое общение сохранить? Что же, я с пониманием и симпатией отношусь к этому вопросу. Ведь не прекратится же в храмах Константинопольского Патриархата совершаться Евхаристия из-за того, что патриарх повел себя таким образом? Не уйдет же благодать Божия, как будто кто-то перекроет вентиль?  Нет, не прекратится и не уйдет. Бог не лишит обычных священников и верующих, с благоговением, верою и страхом Божиим совершающих Евхаристию, Своей благодати из-за грехов иерархов. Похожий вопрос в истории Церкви был поставлен донатистким расколом – и было тогда решено,  что грехи иерархов не лишают благодати обычных верующих.

Проблема в другом. Приступая к Причастию на богослужении какой-либо общины, вы тем самым выражаете полное согласие со всем, что вероучительно провозглашается за этим богослужением.  Например,  я полагаю, что католики совершают Евхаристию, и Бог принимает ее по их вере – но я не мог бы приступить к причастию в костеле. Потому что для этого надо (в ходе богослужения)  признать Папу именно в том смысле, в котором его признают католики – то есть не просто уважаемого христианского лидера, а именно главы Вселенской Церкви. Я бы не мог сделать этого вполне искренне – а приступать к Евхаристии, имея за душой серьезные оговорки, было бы неправильно.

Евхаристическое общение – то знамение единства, которое, увы,  в данном случае утрачено.  Как утрачено оно в случае с Вторым Римом – Константинополем.

В нашей жизни бывают глубоко печальные, но неизбежные вещи. Когда кто-то претендует на духовную власть над вами, вы можете либо признать эти притязания,  либо отклонить. Признать притязания Фанара мы не можем. Все,  что остается, – это сказать “нет”.