Самая лучшая, самая светлая реакция на пожар в соборе, которую я увидела: парижане вместе молятся у горящего собора.

Когда я смотрела кадры с пожара в соборе Парижской Богоматери, мне было по-настоящему горько. И одновременно я думала: вот сейчас же открою соцсети, а там ожидаемое, но от этого не менее ужасное «самивиноваты»: проклятые гейропейцы, секулярные гады, отвернулись от Бога, пустили исламистов в сердце христианской цивилизации, профукали свое наследие – вот нате вам, получите, проклятый Содом, вы были недостойны этой святыни! То есть вместо сочувствия, вместо соболезнования я увижу, как люди испытывают натуральное удовлетворение (если не сказать хуже – «радость») от горя ближнего и злорадно «пророчествуют» о последних временах.

Когда в 2016 году рухнул российский Ту-154, я наблюдала такую же волну, захлестнувшую соцсети. Только там люди комментировали дела в России: по версии одних комментаторов, Бог наказал пассажиров рухнувшего самолета за разгул либерализма в России – у других мудрая Вселенная наказала пассажиров рухнувшего самолета за кровавый авторитарный режим в России и войну в Сирии. И всё, конечно, во имя добра. Тогда я писала об этом:

«Этот “бог-любовь” является к нарушителям, которые чтят его недостаточно хорошо, и крушит, крушит, крушит! А потом, когда все, попридавленные, славословят, снисходительно возвращается на свое облачко и обдает лучами своего величия и мудрости. Достает гроссбух и внимательно записывает преступления и наказания. Вообще-то, говорит, я – любовь. Это вы сами виноваты. Иногда вы меня доводите, и я становлюсь “мудростью и справедливостью”. И тогда – держись! Таким богам на кресте, конечно, нечего делать. Извините, люди, у меня Бог другой. Мой Бог тоже был на этом самолете. Он плачет сейчас. Он хочет войти в сердца людей, которые забудут свои племенные распри и объединятся перед лицом ужасного горя. Заплачут, обнимут “врага” и скажут “Прости, ведь это и я виноват!” Нет, не дают войти. Загнали в угол. Цедят сквозь зубы “самивиноваты”. Поют осанну своим “богам” – которые мудро и справедливо наказали».

Я, конечно, прекрасно понимаю эту почти рефлекторную реакцию людей на такие катастрофы. Сама не святая, и где-то на задворках сознания у меня тоже мелькает это «самивиноваты». Но я не готова позволить этой самой рефлекторной реакции выползти из темных глубин моего сознания и оформиться в публичную позицию, никогда не признаю, что эта проклятая мыслишка у меня в голове «в своем праве». Кто я такая, чтобы судить кого-то?

Если вернуться к евангельской истории, то что совершает Бог, когда видит, что мир во зле лежит? Нет, не устраивает новый потоп и не выжигает всё подчистую, повинуясь принципу «Господь, жги, тут уже ничего не исправить!». Нет. Он приходит в этот мир и приносит в него радость, любовь, надежду. Хотя вообще-то люди этого совершенно не заслужили! Но Бог понимает то, что справедливым судом тут не поможешь, и самое главное, чего не хватает в мире, – это именно любви и прощения. Нет в людях любви, нет сил и надежды, они устали и опустили руки, не могут найти смысла и счастья – а потому обозлились и обвиняют всех вокруг. И Бог выбирает спасти этих сломленных и потерянных людей – любовью. Не доломать «трость надломленную» и не загасить «лен курящий», а залечить раны и зажечь новый огонь своим бесконечным принятием и прощением.

Даже хорошего ребенка может довести «справедливая» мать со своими придирками и бесконечными «я же говорила», «ты должен быть лучшим», «ну что, доигрался?», «так тебе и надо, не слушал маму!». Но Бог не злорадствует в духе: «Ну Я же говорил, не послушались – и получайте теперь! И зачем Я тебя создавал, всю вечную жизнь мне испортил!». Человечество для Бога – как сирота из приюта: часто ведет себя безобразно, но ему не поможешь нравоучениями и наказаниями (жизнь ведь учила его быть таким). И как приемные родители учатся любить этого сироту и окружать его любовью, утешать, показывая ему, что жизнь не обязательно должна быть «войной всех против всех», так Бог, как любящий Отец, заново «усыновляет» человека, который отказался от Него. И Он говорит: «Ну иди сюда, мой хороший, не бойся, можешь больше не злиться и не показывать зубы – я тебя люблю! Давай подую на разбитую коленку… Ну, смотри, больше же не болит?»

Когда мы подыскиваем рациональное объяснение трагедии ближнего, когда припечатываем его своим скорым судом, мы на самом деле тайно в глубине души радуемся, как злые недолюбленные дети: ага, он, он ошибся, значит, он еще хуже меня, я не самый худший! И эта радость просто быть «не самым худшим» остается нашей единственной радостью – настолько внутри мы не уверены в себе и не любим себя. И тем более нам часто не хватает любви, чтобы утешать и помогать. Зато мы можем радоваться, когда «огонь сходит с неба» на чью-то святыню, и бодро рубить уши ближним, защищая Христа. А Христос лишь вздыхает – «не знаете, какого вы духа» – и это исцеляет ухо ближнего, которое мы отсекли. Он как уставший взрослый, который разнимает дерущихся на площадке детей.

Самая лучшая, самая светлая реакция на пожар в соборе, которую я увидела: парижане вместе молятся у горящего собора. Как ранят кадры с горящим собором, так исцеляют кадры совместной молитвы. Господь действует и допускает что-то «не почему-то» и не в «наказание грешникам». Нет, так же, как и во время распятия, Он ценой великой жертвы дарит нам надежду, дает возможность стать плечом к плечу в едином порыве любви. Бог, живущий вне времени, действует не «наказывая за прошлое», а открывая новое будущее. И в этом будущем люди, верующие в «Бога, который есть любовь», хотя бы на время забывают о разногласии, сочувствуют своим братьям, молятся вместе с ними. Бог предлагает нам мир, в котором наконец люди стихийно собираются вместе на парижской площади и молятся. Мир, в котором люди объединяют усилия, чтобы восстановить собор. Мир, в котором христиане разных стран и конфессий не меряются, кто из них дальше ушел от Бога, а говорят: «Мы с вами, братья, чувствуем вашу боль и молимся за вас».