В Петров пост хочется задуматься не только и не столько о постной кухне, а о том деле, которое начали святые апостолы Петр и Павел, – деле распространения учения Христова. О том, почему православное миссионерство сегодня не популярно и не эффективно, рассуждает священник Александр Пермяков.

1. Начну с пятой причины: у нас есть концепции миссионерской деятельности и работы епархиальных миссионерских отделов, ну и все… Я 15 лет нахожусь в теме миссии, и я никак не пойму того, как можно на практике применить эти концепции. Концепции не учитывают проблемы отсутствия мотивации к миссии у приходского духовенства. А раз они этого не учитывают, то и не показывают путей решения проблем.

Миссия требует затрат огромного количества времени (ну и деньги ей тоже не помешают). А теперь представьте себе, что кто-то в Патриархии придумал создать отдел мытья полов в храме. Раньше этим стихийно занимались все, кто хотел. Так… Теперь у нас специалисты появились по мытью полов. Им должны платить за это деньги. Поэтому волонтеры разбежались. Правильно: пусть специалисты моют. Храмов много, а специалистов мало…

Умники из Москвы сказали: “Ерунда! Пусть специалисты себе помощников ищут из числа прихожан”. Хочется этим умникам сказать: вы сами-то себе много помощников нашли? Можно подумать, к специалистам очередь из волонтеров стоит!!! Ага. Никто не стоит. А концепции так красиво написаны, будто это планы потемкинских деревень. Для людей, знакомых с теорией управления, во всей этой истории с мытьем полов очевидна как минимум одна системная ошибка: ребят, мыть полы в храме и заниматься сбором волонтеров (то бишь вопросами менеджмента) – это две совершенно разные вещи!

Так же и в миссии: обращать конкретного человека ко Христу и собирать в храме группы активистов – разные вещи. Большинство талантливых миссионеров, которых я знаю, не умеют собирать активистов. А те, кто умеет это делать, увы, ничего не понимают в миссии. Поэтому миссия на приходах у нас, как правило, носит стихийный характер.

А вот организованный характер носит у нас всякая тусня, от которой нет для Церкви иной пользы, кроме глянцевых отчетов и блестящей пыли в глаза архиерею. И мы в тупике: ведь этому учат концепции! А концепции плохому не научат!

2. Причина номер четыре. Четвертое место занимает отсутствие “нормы воцерковленности”, то есть ощутимого идеала миссионерской работы. Из книг мы знаем то, каким должен быть монах. Чуть меньше информации о том, каким должен быть священник. А мирянин каким должен быть? Непонятно.

Некоторые миряне копируют монахов, живут как монахи, в женщинах видят только сестер… По сути, монахи в миру. А какими они должны быть?

Есть подсказка: идеал верующего мирянина – это человек, способный быть восприемником для младенца в Крещении. А кто у нас восприемники? Да кто угодно. Сейчас хоть мусульман перестали в крестные брать, а вот атеистов и агностиков берут по-прежнему. Осталось последнее условие: восприемник должен быть крещен. Это и есть наша “норма воцерковленности”. Все крещенные – «наши». В разведку мы с ними не пойдем, но детей им отдаем в качестве крестников. Парадокс.

3. Причина три. “Почетную бронзу” получает проблема кризиса православной культуры. Традиционная религия (а православие относится к числу традиционных религий) связана с культурой. Русские адвентисты умеют разрастаться вне традиционной культуры. Православные христиане так не умеют.

Здесь есть два интересных нюанса:

Нюанс ухода православной культуры из жизни людей в ролевую игру мизерной группы реконструкторов. Православную культуру мы изучаем по книжкам, сжигаем чучело Масленицы, потом можем батюшку в школу на открытый урок пригласить… Но к реальной жизни народа это не имеет никакого отношения. Народ слушает “Европу Плюс”, зависает на “Ютубе” и в “Инстаграме”, где православный сегмент составляет 0,5 %. Мы строим храмы со специфической архитектурой, мы пишем иконы, похожие чем-то на шедевры Рублева и Ушакова. Но это наше творчество не учит, не воспитывает, не меняет человека в эпоху постмодерна.

Мы наивно полагаем, что чем больше крестов мы поставим на перекрестках дорог, тем больше у нас тут Святая Русь. Ерунда. Тимати тоже носит на себе крест, и это никак не делает его ближе к христианству.

Изображение крестов и куполов переинтерпретировано современной культурой потребления в своем магическом ключе. Но гораздо чаще кресты становятся просто элементом орнамента, материалом для создания брендов. Это же касается и полумесяцев, и звезд Давида. Человек может ходить в храм, восторгаться росписью и церковной музыкой, но по всем жизненно важным вопросам этот человек будет обращаться к своему семейному астрологу.

Духовенство у народа не в авторитете. Это справедливо, ведь за последние 20 лет духовенство себя позиционировало как “специалисты по церковно-приходской магии”: “Поставь свечку Матроне Московской, закажи панихиду, сорокоуст – и все будет хорошо”.

На десять приходов у нас возникает одна община, это значит, что только один священник становится настоящим пастырем, а остальные воспринимаются людьми как бородатые волшебники.

Это народное восприятие священника сыграло с духовенством злую шутку. Ведь магия и волшебство воспринимается людьми как разновидность сервиса, а значит, это сфера услуг. И тут мы оказываемся на одном “рынке” с экстрасенсами и магами. Усиливаясь в этой сфере, мы по законам конкуренции усиливаем и их тоже.

Второй нюанс православной культуры: культура – это предпосылка к воцерковлению. Культура – это набор деталей от конструктора “Лего”. Допустим, данный комплект предназначен для сборки вертолета. Если мы схему сборки потеряем, то вертолет мы не соберем. Зато можем собрать танк или паровоз. Вот почему люди, застрявшие в развалинах православной культуры, редко воцерковляются.

“Схема сборки” православной культуры – это богослужебный календарь… А это календарь сельхозработ. Все эти яблочные, медовые спасы, вербы, сретенские свечи, все это ориентировано на типичного крестьянина, каковым был русский мужик на протяжении почти 1000 лет от Крещения Руси. Среди нас почти нет тех крестьян, на которых был рассчитан Типикон. Фермеры – не в счет. Крестьяне жили общиной, фермеры так не живут. Так что “схема сборки” потеряна. 

4. Почетное второе место занимает отсутствие полноценной катехизации. Катехизация должна давать человеку не просто сумму знаний, а мировоззренческую систему. Если говорить о предкрещальной катехизации, то у нас в соборе человек проходит 4 занятия. Даже если бы занятий было 10, и этого было бы мало. С человеком надо подружиться, сделать его нашим боевым другом и соратником. А это вообще другой разговор и другая компетенция.

А про посткрещальную катехизацию я вообще молчу. Уровень вовлеченности в нее православных людей составляет от силы 1-2%. Почему это так? Потому что отсутствует “норма воцерковленности”! А зачем мне нужна катехизация, если я уже и так православный? Скажите, человек, который плевать хотел на катехизацию, на наши призывы к чтению Писания и к молитве… Вот этот человек, он, что, не православный? Ответ на этот вопрос открывает перед нами реальность еще одной проблемы, которая вышла в финал… 

5. “Золотая медаль” – расхристанный этос духовенства. Этос – это негласный закон, совокупность норм поведения, которые мы усваиваем не через наставления с долженствованием, а через пример старших с иллюстрацией того, как это долженствование может быть обойдено. Яркий пример этоса отдельной семьи – это ложь детей. Вряд ли кто-то из родителей учит детей тому, как правильно лгать. Дети смотрят на то, как лгут родители. И даже если родители учат детей говорить только правду, дети все равно будут лгать, если они увидят примеры безнаказанной лжи родителей.

Это же происходит на приходах. Наш приходской этос утверждает, что любой крещеный в православии, но не верующий во Христа человек имеет больше шансов ко спасению, чем верующий во Христа, но крещеный в баптизме.

Мы говорим о необходимости общины, миссии, молодежной работы, но внутри приходской этос, он другой… В нем нет места ни для миссии, ни для молодежки, ни для общины. Ценности этоса формируются не на конференциях, а в узком кругу своих “проверенных людей”. Как правило, за ужином среди своих мы говорим о том, о чем мы на самом деле думаем. И, увы, нас там больше волнуют вопросы политики, вопросы отношений с власть имущими, чем проблема медленного умирания нашей религиозности…

Да, врата ада не одолеют Церковь. Это про Церковь сказано, а не про нас. Мы можем незаметно для себя остановить Землю и сойти с этого поезда, идущего в Царство Небесное…