Омраченное счастье — уже не счастье

Владимир Берхин

Президент фонда «Предание.ру». Колумнист.

Подпишитесь
на наш Телеграм
 
   ×

Дорогие друзья!

Это Володя Берхин, и я все еще президент фонда «Предание».

В каковом качестве и хочу сказать вам несколько слов. Я хотел бы сказать о счастье.

Наступает Новый год, и в своем поздравлении я хочу снова опереться на отрывок книги Гилберта Честертона «Что не так с этим миром».

Правда, отрывок я возьму совсем маленький. Просто потому, что у меня, как у Буратино, мысли коротенькие-коротенькие.

Отрывок такой:

У «успешности» нет философии, подходящей для событий, которые еще не состоялись, поэтому она не предлагает выбора. Действие может оказаться успешным или безуспешным лишь после того, как будет совершено, если же оно только должно свершиться, можно абстрактно рассуждать, правильное оно или неправильное. Невозможно болеть за победителя: когда он станет победителем, уже не будет смысла болеть. Нельзя бороться на стороне победителя: борьба за то и идет, чтобы выяснить, какая сторона победит.

Если какая-либо операция была проведена, то она была успешная. Если человека убили, убийство было успешным. Тропическое солнце столь же успешно заставляет людей лениться, как напористый ланкаширский бригадир заставляет их пошевеливаться.

Для большей понятности я заменил слово «эффективность», использованное переводчиками, словом «успешность». Эффективность в современном понимании — просто расчет соотношения между затратами и результатом, успешность же бинарна: успех или есть, или его нет.

Я сегодня носил тяжелые предметы по лестнице на 10-й этаж, и успех наступал именно в тот момент, когда груз оказывался на десятом этаже, а не на третьем и не на девятом. И примерно столь же бинарно счастье: оно или есть, или его нет.

Нельзя быть отчасти счастливым. Настоящее счастье предполагает, что все, могущее его омрачить, несущественно: омраченное счастье — уже не счастье. В настоящем счастье принесенные во имя его жертвы и приложенные усилия не портят дело, а придают ему большую ценность.

Распятие не обесценило Пасху, а подняло ее на немыслимую высоту. Без Пасхи Распятие бессмысленно, без Распятия Пасха невозможна. И в этом, кажется, кроется один из главных механизмов того, что называется счастьем. Потому что огромное большинство людей вместо настоящего счастья гонится за успешностью, путая их по формальному сходству.

Самый обычный ответ на вопрос «Что такое счастье» — прямолинейный, но редко формулируемый вслух: «счастье — это когда мне хорошо», «Счастье это когда тебя понимают», «…не в деньгах счастье, а в их количестве», «…остановись, мгновенье ты прекрасно», «счастье есть отсутствие несчастья» и прочие афоризмы на эту тему все написаны где-то вокруг этой идеи: счастье настанет, когда у меня «вот это» будет.

Но все мы, глядя вокруг или даже на собственную жизнь, знаем, что это не вполне правда, и причин тому множество. Наше «я» изменчиво и непостоянно, и непознаваемо в глубине своей, а мир вокруг ни на миг не прекращает своего движения, а значит — вожделенная еще недавно цель становится сперва обыденной, после — скучной, а далее и ненавистной сразу же по достижении того самого состояния «у меня это есть».

Потому что, как пишет Честертон, невозможно болеть за победителя, когда он уже победил. Самим течением времени, из которого невозможно выйти, успех моментально превращается в ничто. После даже лучшей победы в чемпионате, если отменят следующий чемпионат, болельщику жить будет довольно пусто. Так уж мы устроены.

Но именно здесь и кроется единственный известный мне выход из ловушки погони за успехом, за тем, чтобы у меня нечто было. Выход в том, чтобы оно было не у меня. Для счастливой жизни человеку необходимо — именно необходимо, и Честертон настаивает на этом — нечто большее, чем сам человек. Это что-то может быть на чужой взгляд ничтожным, неважным, странным или даже предосудительным — но именно движение вовне способно дарить счастье, заполнять нашу неизбывную природную пустоту.

Эту идею продвигали все мудрецы начиная с Античности, предлагая поочередно разные задачи — от благополучия родного полиса до служения Прекрасной Даме, от общества без эксплуатации человека человеком до «самоактуализации».

Семья и дети — самый частый, самой простой и самый естественный вариант служения большему, чем сам человек, любовь — возможно, самый запутанный, искусство, наука, справедливость имеют миллионы вариантов и личин, но и они предполагают тот же выход — другие люди и отчужденные от меня самого идеалы оказываются пусть несильно и не постоянно, но важнее меня. И даже Будда, радикально обесценивая мироздание, говорил о том же самом: счастье не наступает, потому что у меня что-то есть, ибо нет, в конечном счете, этого самого «меня».

Я намеренно не говорю о Боге и вообще о религии, потому что использовать религию для достижения счастья — то же самое, что заводить детей ради пособий на многодетность. В старой советской комедии «Человеке с бульвара Капуцинов» один персонаж, бандит и убийца Черный Джек, в финале произносит страстный монолог: «Я знал много счастья, я испытал любовь женщин, я познал власть денег, но все это — пыль по сравнению с этим!»

Я не знаю, случалось ли вам переживать такое. Мне случалось — в те моменты, когда оказывалось, что я — не просто маленький, грешный, смертный человек, а часть чего-то большего.

Когда я видел, как связываются невидимые нити и страх, горе, безнадежность отступают перед милосердием и рождается радость. Пусть не вечная, пусть несовершенная, пусть неидеальная — но большая, чем просто я мог бы создать. И это счастье, в котором я хотел бы жить, и ради которого продолжается работа фонда «Предание». И это, пожалуй, главное, чего я желаю всем вам в новом году.

Поделиться в соцсетях

Подписаться на свежие материалы Предания

Комментарии для сайта Cackle