Сие сказал Он, потому что говорили: в Нем нечистый дух. И пришли Матерь и братья Его и, стоя вне дома, послали к Нему звать Его. Около Него сидел народ. И сказали Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои и сестры Твои, вне дома, спрашивают Тебя. И отвечал им: кто матерь Моя и братья Мои? И обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь».
Мк 3:30–34
Кто матерь моя?
Однажды у здания пенсионного фонда я заметила растерянную пожилую женщину с трехопорной тростью инвалида. Она пыталась вскарабкаться на высокое (почему-то) крыльцо этого учреждения. Я подошла, чтобы помочь, но выяснилось, что ее проблемы гораздо серьезней. Сюда она приехала на такси, которое ей вызвала внучка, но уехать обратно не может: в спешке телефон и кошелек она забыла дома.
Я была на машине, мы жили в одном районе, поэтому мне ничего не стоило довезти ее до дому. Но бабушку мой поступок просто поразил.
Она сказала, что пыталась взобраться обратно в пенсионный фонд, чтобы они вызвали ей такси. Что была в совершенной растерянности, что же ей делать. Что родные ее наверняка потеряли, звоня на оставленный дома телефон. Она предлагала мне перевести денег, или зайти, чтобы дать мне денег, или зайти, чтобы попить чайку, и так далее.
Я по своей маме знаю, как сложно этому поколению просить и принимать помощь. Гвозди, как говорится, можно делать из этих людей.
Наконец, ее осенило: «Вас послал мне Бог, — и она с облегчением перекрестилась. — Я буду за вас молиться. Как вас зовут?» Мне было приятно, что она оказалась верующим человеком (опять же, в этом поколении, рожденном в 30-х годах и выросшем на антицерковной агитации, это большая редкость). Я тоже решила узнать ее имя.
И тут пришла моя очередь изумляться. Бабушку звали так же, как мою маму — редким именем Ия. За всю свою жизнь, кроме мамы и артистки Ии Савиной, людей с таким именем я не встречала. Я расчувствовалась и подумала: какая хорошая бабушка! Верующая. И такая благодарная. Еще и Ия. Наверное, мне надо ей помогать. Может, предложить в следующий раз отвезти ее в пенсионный фонд?
«Аня, а ты маму-то свою возишь в пенсионный фонд? Тебе некогда, у тебя три работы, и обычно брат вызывает ей такси. А твоя мама старше этой бабушки. И она тебя все время так ждет и радуется, когда ты зайдешь к ней лишний раз. Оставь ты уже в покое эту Ию, у нее есть внучка, она вызовет ей такси. Удели это время своей Ие!»
Да, я разговариваю с кошкой, с машиной и сама с собой. В присутствии другого человека, к счастью, только мысленно. В общем, после этого внутреннего диалога я усилием воли не предложила бабушке свою дальнейшую помощь. Проводив ее до подъезда, я отправилась восвояси. Но до сих пор, оказавшись около дома этой женщины (она живет у нашей поликлиники), я поглядываю: не встречу ли случайно?
Не на седьмом уровне
«Вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь», — говорит Иисус. И действительно, духовное родство как будто даже сильнее кровного. Братья и сестры в храме, особенно когда мы вместе молимся, трудимся над каким-то общим делом, делимся в евангельских группах, — становятся очень близкими людьми.
Причем тут «близкими» прочитывается несколько в ином значении. Например, мои друзья по храму знают обо мне очень глубокие вещи. Они ведают темные уголки моей души, сомнения и прозрения, открытость или закрытость перед Богом. Если мне будет плохо и поздно вечером я постучусь у них на пороге, — они, уверена, впустят и помогут. Но они могут быть не в курсе, куда я ездила в отпуск, кто я по образованию и даже путать имена моих детей. Да и понятие «друзья» здесь не очень подходит. Это действительно братья и сестры, крестные, кумовья и так далее.
Мои кровные родители знают, что я ела вчера на ужин и чем болеет моя кошка. Но со своими глубочайшими внутренними проблемами я пойду к духовным родственникам.
В психологии выделяют семь уровней общения — не буду сейчас подробно их перечислять. 1-й уровень — примитивный, это сосед по трамваю. 7-й уровень — духовный. Он отличается свободой самовыражения, максимальной откровенностью, полным принятием и высоким уровнем взаимопонимания. Когда мы хотим «поговорить по душам» — это 7-й уровень. Есть еще деловой уровень, манипулятивный, культурный и так далее.
Понятно, что в повседневности в общении и с близкими, и с другими людьми у нас понемногу от всех уровней. Но, кажется, в подлинно христианской общине — 7-й уровень в чистом виде.
Можно ли быть всегда на высшем, духовном уровне? Дома мы обсуждаем ужин, ремонт, садика для младшего, вуз для старшего. Мы боимся детских болезней, препираемся, кому вести ребенка на кружок. Мы ворчим из-за разбросанных носков и немытых чашек. Мы вообще ни на секунду за вечер дома не задумываемся о 7-м уровне!
Помню, на заре своей церковной жизни я в благоговейном порыве стояла на коленях в храме в День Святой Троицы, внимая небесному пению: «Ты еси Бог, творяй чудеса!» На самом возвышенном месте в храм зашел муж и напряженным голосом сказал, что идет третий час службы, ему надоело болтаться во дворе с детьми и вообще-то все хотят домой. Меня как холодной водой окатило. Это показалось таким диссонансом с духовным!
И враги человеку домашние его
«И враги человеку — домашние его» (Мф 10:36), — почему Иисус сказал эти жесткие слова? Я для себя придумала ответ. Дома, перед своими, мы абсолютно обнажены и естественны. Если наша жизнь — постоянная смена масок: в храме мы одни, на работе другие, на встрече одноклассников третьи, то дома, наконец-то, мы можем снять все эти маски. Давят же они. Хочется расслабить мышцы лица, отдохнуть. Только с домашними мы такие, какие есть на самом деле.
Но эти же самые домашние, зная нас как облупленных, зорким глазом видят все наши недостатки. И почему-то очень хотят их исправить! А нам это как ножом по сердцу, потому что мы сами эти недостатки видим и, в общем-то, тоже хотим их исправить. Но не прямо сейчас!
«Ты же собиралась в шесть выйти», — говорит мне мама в полседьмого, и я ужасно бешусь из-за этого. Да, я перенесла встречу два раза, да, я несобранная и все откладываю до последнего. Да, я в юности вообще постоянно опаздывала, но я разбираюсь с этим! Зачем мне снова колоть этим глаза! Я начинаю заводиться, собираться еще бестолковее, и выход из дома откладывается на лишних полчаса.
Мои дети не выносят, когда я делаю им замечания. Потому что они и сами так думают, а я становлюсь рупором их внутреннего голоса, от которого они, возможно, хотят отмахнуться. «Ты лежишь всю ночь с телефоном и поэтому днем себя плохо чувствуешь!» «Ты десять раз перекусывала, а обед стоит нетронутым, неудивительно, что заболел желудок!» О, нет, только не эти замечания, они не могут их терпеть, они же и так это понимают и даже хотят изменить. Но не сейчас!
Кто-то срывается на близких, кто-то тянется к алкоголю, кто-то залипает в сериалы, оказавшись в сложной жизненной ситуации. Мы сами это все за собой знаем. Но наши «домашние враги» ставят снова и снова перед нами то, на что мы хотим закрыть глаза. Как будто они нас такими, какие мы сейчас, не могут принять. Как будто видят в нас что-то большее и своими замечаниями пытаются поднять нас на этот уровень. Часто вопреки нашей воле.
Полезно ли это для личностного роста? Может, да, а может, и нет. Надо ли мне постоянно напоминать о цифровой гигиене, чтобы я выключила смартфон и уснула хотя бы в час ночи? Или я должна пройти семь кругов ада, упереться ногами в дно, загреметь в больницу с нервным истощением, чтобы наконец-то это понять самой внутри себя? И оттолкнуться от этого, и всплыть.
Недаром ведь психологи на консультации, даже увидев что-то в человеке, не говорят ему сразу. Только задают специальные наводящие вопросы — для того чтобы он сам, пусть хоть спустя десять встреч, это осознал и сказал из глубины себя.
«Мне за тебя стыдно»
Несколькими строками раньше в этом же отрывке от Марка читаем: «Узнав, что Он вернулся, Его близкие решили пойти и увести Его: им казалось, что Он не в себе» (Мк 3:21, перевод под редакцией Кулаковых). То есть родственники Иисуса застыдились и запереживали, что Он делал что-то не так. И пошли «Его забрать», «силой увести», «взять Его» (см. разные переводы этого места).
«Мне за тебя стыдно», — часто слышишь такую фразу в адрес близкого человека. Кровное родство — это о чем-то физическом (телесном, эмоциональном, психическом, душевном). Здесь стремление накормить, одеть, обуть, вылечить, защитить, оказать поддержку, развить умственные способности, социальные навыки — и далее по пирамиде Маслоу.
Но Иисус уже шел дальше — и Ему не надо было заботиться о том, что есть и что пить: хлеба умножались, рыба наполняла сети, вода претворялась в вино. А Мама стояла у дверей и пока, наверное, не могла принять, что Сын ее вырос и стал иным.
Спустя малое время Она стояла у Его Креста, и уже Сын позаботился о Ней, сказав совсем другие слова (Ин 19:26–27).
***
Многим людям известна ставшая тягостной забота домашних. И их требовательность и критический взгляд. Многие знают, какой отдушиной может быть возвышенное общение в храме. Да иногда даже на концерт в филармонию сходишь — как глоток свежего воздуха. Но, мне кажется, принцип «и то нужно делать, и другого не оставлять» — работает и здесь.
У Иисуса было кровное родство и были духовные братья и сестры. И у нас есть родные братья и сестры, которые могут нас едко подколоть за какие-то несовершенства, и духовные братья и сестры, которые великодушно прощают, принимают и поддерживают (возможно, до тех пор пока мы не окажемся на долгое время с ними под одной крышей).
Духовное и физическое: все это в нас, два в одном. Одновременно в нашей жизни. Как неверующая родная Ия — и верующая молящаяся за меня другая Ия.