Если сто раз назвать человека свиньей, он захрюкает. Рассказ-притча на евангельскую тему.

От свиного корыта несло помоями. Непонятно, чем потчевали хозяева толстых, ушастых вонючек, но пахло это жутко. Его враг, высокий, жилистый и с костлявыми кулаками, стоял над ним и цедил сквозь обветренные губы:
– Ешь! Ешь, скотина, иначе убью!
От его слов холодело в желудке, в голове заметалась липкая паника, навернулись слезы и захлестнула жалость к себе.
– Ешь, тварь!
Враг замахнулся, и он от испуга опустил свою голову ближе к корыту. Вонь помоев была невыносимой, еще мгновенье – и сильный удар ткнул его прямо в эту жижу. Затем еще и еще. Его лицо было облеплено чужими объедками.
– Свинья! Ты теперь свинья!
– Нет! Я не свинья! – хотелось кричать ему. Я не свинья! Я хороший, я нормальный, я как все!
Но он боялся крикнуть, у него не хватало отваги даже на это. Так и сидел рядом с вонючим корытом, пока другие над ним куражились, окончательно возненавидев в эту секунду и своего врага, и прежде всего себя.
Он сам себя теперь считал негодным, грязным. В мыслях он то и дело окунал себя в эти помои. Трус, слабак, свинья. Я теперь свинья. И главное, не только в их глазах, но и в собственных. Со мной нельзя теперь здороваться за руку, я должен всех предупреждать. Но представить, что он это произносит, глядя кому-то в глаза… Потом он жалел себя, потом снова ненавидел. Эли, Эли, как же ему тяжело….
Наверное, этого бы не случилось, если бы не домашние. Они его так воспитывали с детства.
– Будь хорошим мальчиком! Не подведи нас!
Ох уж это “не подведи”! Все по расписанию, все по разрешению. То есть нормальное родительское отношение ты заслуживаешь лишь тогда, когда исполняешь их волю. А своей воли у тебя не может быть.
– Не выдумывай! – любимая их фраза.
А еще – опасения, что кругом враги, что нельзя никому доверять, и что Бог Элохим обязательно тебя накажет за любое отступление.
И вот ты вырос. Неуверенный, испуганный и рыхлый. Да, начитанный, да, знаешь много того, о чем сверстники и не слышали. Попробуй-ка почитай свитки на греческом в 11 лет! Но что толку, когда на улице нынче ценят не знания, а силу.
– Про драться забудь! Это уж совсем недостойно!
Так тебя учили. Да и не умеешь ты. От самой мысли о драке тебе уже страшно. А потому, когда начались дворовые издевательства и оплеухи, ты молча терпишь, но о них дома не говоришь, тебе ужасно стыдно, потому что кажется, что ты подвел родителей. Не выдержал испытания на идеальность. Ты должен быть вот каким, рука отца тянется куда-то вверх, а ты… Ты тряпка. Так вот все детство и юность, до сегодняшнего дня.
– Эли, Эли, а я ведь совсем непригоден для жизни в этом мире. Смотри, Эли, мне только 19, а как меня уже опустили, до самого свиного корыта. Я твоя ошибка, не надо было меня создавать. Зря потратил время! Или Бог не ошибается? Тогда зачем я? На посмешище другим? Ты так играешь с нами? Мы твои игрушки? Да уж незавидная роль!
Это его молитва вечером в субботу. Нет, конечно, не вслух, вслух такое нельзя. Но в голове и сердце рождаются именно эти слова. А какие еще? Когда идешь, бывает, по городу, а тебе вслед хрюкает босоногая ватага мальчишек. Про него ЖЕ все знают, он тот, что ел из корыта вместе со свиньями. Все кроме родителей: они, может, тоже знают, но делают вид, что ничего подобного не слышали. Им не хочется этого обсуждать, им, наверное, это больнее, чем ему, но у них своя боль. Боль родительской неудачи. Но вот как-то ранней весной он встретил человека, который его пожалел. Не той жалостью, с которою склоняются над убогим, а жалостью равного к равному. Это было необычно, и он, конечно, в этом искал подвох. Долго искал, несколько месяцев. Ведь нельзя же на самом деле подружится со свиньей! Это шутка какая-то, очередное издевательство. А человек тем временем все так же на равных общался с ним. И вот через несколько месяцев он все-таки ему поверил. Поверил, что он не видит в нем негодного и грязного. Мало того, было в этом человеке что-то такое… Мудрость какая-то, что ли? В общем, отличался он от горожан. Это притягивало. Он умел разговаривать и понимать каждого, с таким талантом мог бы стать богачом, но жил скромно, на хлеб зарабатывал своими руками. Правда, иногда люди сами несли ему пропитание и даже скромные деньги. Это за его умение говорить, слушать и лечить. Да, порой он брался за лечение больных, видимо, знал какие-то заговоры. Так или иначе он прикипел к этому человеку, с большим удовольствием покинул опостылевший город и ушел странствовать вместе с ним. С добрым и понимающим. Не он один, кстати, – были и еще попутчики. Да, над ними насмехались, но разве привыкать человеку, над которым скалили зубы всю его осмысленную жизнь. Итак, они бродили от поселка к поселку, нанимались на случайные работы, а вечерами пили вино у костра или слушали его. Он много знал, на каждый вечер у него были припасены свежие истории. И вот как-то, сидя с ним у костра вдвоем, он вдруг все рассказал ему, про родителей, насмешки и про свиное корыто. Про то, что очень мечтает отомстить, когда предоставится случай. Показать, что он, однако, не ноль без палочки, а личность. А потому хотелось бы попросить о помощи, как эту месть лучше обставить? Чтобы получилось больнее? Человек опечалился, а потом посоветовал ему все забыть и простить этим людям.
– Простить? Как простить? Да ты знаешь, что такое боль? Над тобой измывались когда-нибудь? Ты что, действительно думаешь: все такие удачливые и благополучные, как ты?
Человек молчал, а он понял, что ошибся. Не надо было уходить из городка. Блажь все это. Вскоре он действительно вернулся и чуть было не угодил за решетку. Оказывается, их разыскивали, к ним были вопросы. За решетку ему не хотелось, от одной только мысли о побоях и унижениях ему становилось нехорошо. Поэтому он согласился выдать им всю бродячую компанию, всех до одного, включая самого мудрого и понимающего. Так и поступил. Еще и в благодарность получил немного серебра. Он сам зачем-то попросил, надо было как-то прикрыть свою трусость, вот он и прикрыл наживой.
– Свинья, предатель! Свинья, предатель! – теперь свистело в его ушах. Эли, Эли, это невыносимо. Зачем так жить? Я, конечно, могу пойти к нему в темницу и попросить прощения за свое предательство, он наверняка простит. Но я! Я сам себя не прощу. Никогда! Не Эли, – мне и правда невыносимо жить с таким чувством грязи и вины. Все-таки иногда Бог ошибается. И мое создание было ошибкой!
Он бы еще долго мог высказывать свои мысли и претензии Богу по имени Элохим. Но петля, что он накинул себе на шею, начала сжимать, затем перехватила дыхание, и слова застряли в его сердце.
В это время в темнице человек, что прослыл в дальних поселках своей добротой и мудростью, вдруг горько заплакал. Выпившие тюремщики решили, что тот жалеет себя…