на наш Телеграм
«Отче наш», на мой взгляд, в целом непростая молитва. Не только потому, что в ней есть слова и выражения, которые можно по-разному понимать («насущный хлеб», «лукавый»). А потому, что непросто жить по ней. А еще она очень часто используется. И, если мы уже привыкли, сами того не замечая, говорить или петь ее механически, трудно претворить ее вновь в действительную молитву, слова которой становятся нашими собственными словами.
Но, как я думаю, самое трудное для понимания и использования в этой молитве слово — это «Отец». Удивились? Но об этом говорит весь мой пастырский и личный опыт.
Первая причина. Молодые «отцы»
В профессиональной церковной среде слово «отец» употребляется настолько часто, что стало обессмысливаться. Примечательно: насколько я знаю церковную культуру, в древности в монастырях «отцом» («аввою») называли настоятелей, заслуживших духовный авторитет иноков и лиц престарелого возраста. Все остальные, включая служителей алтаря, были просто «братьями».
В современном же обиходе, стоит кому-то отрастить бороду и надеть подрясник — и обращение «отец» по отношению к нему становится ожидаемым. И это слово становится попросту «статусным», отрываясь от своего смысла. Иными словами, мы можем его произносить, не задумываясь о значении.
Вторая причина. Сын моего Отца — брат ли мне?
Произнося слова этой молитвы, мы порой забываем, что Отец — именно «наш», а не «мой». А действительно ли я отношусь к тем, кто тоже называет Небесного Бога Отцом, — как к членам семьи этого Отца, а, значит, и своей? Готов ли я принять, что вон тот, кто стоит за правой колонной собора, в ком я убежден, что он — фарисействующий грешник — так же важен для Него, как и я? И что Родитель хочет нас обоих видеть у Себя в Доме?..
Другой пример, который можно порой услышать: «А вот в N-ском приходе (или: в других странах) — «неправильное православие», — и потому какие они нам еще братья и сестры?»
Третья причина. Как относиться к завещанию?
Зваться чьими-то детьми — это не только про наследственные права. Кстати, в эпоху зарождения христианства дети до своего совершеннолетия особых прав и не имели. Формально, по статусу, они мало отличались от домашнего раба.
Быть сыном — это, в первую очередь, означает принимать правила семейной жизни. Следовать за отцом. Учиться у него. Впитывать через него в себя традиции рода, понятия об ответственности, чести, долге, достоинстве. Если надо — «пробивать путь отцовским мечом». Неслучайно в Библии много говорится о важности послушания отцу, пока идет этап взросления личности. Из современной детской психологии мы также знаем о важности для ребенка четких здоровых границ и запретов (по мере роста количество последних уменьшается, а границы дозволенного расширяются, разумеется). А еще есть — родительское завещание. И это не только об имуществе, но и о заповедях жизни. Отсюда и слово «завет»…
Но многие из нас воспитаны в потребительском отношении к миру, к Богу, даже к себе самому — телу, здоровью, времени, талантам и способностям. И — к религии, когда сама Церковь воспринимается как что-то вроде «бюро религиозных услуг». Потому есть немало людей, которые вообще не утруждают себя знакомством с Библией, с христианством — но очень хотят претендовать на звание «детей Божиих». В этой среде очень любят говорить о безусловной любви Бога, Который, как Отец, просто обязан «принимать нас такими, какими мы есть». Это, понимаете ли, твердолобые церковники не читали о важности безусловного принятия родителями детей. Так что не мешайте нашей «свободной любви», захватывающим тренингам по дзен-буддизму и раскрытию чакр! При этом вы не имеете права не допускать до причастия — «ведь мне очень захотелось, хотя я у вас и с экскурсией»…
Так что, боюсь, понятие об Отце и в этом случае очень даже далеко от того, которое подразумевается в Новом Завещании.
Четвертая причина. Может, самая главная
Искажение внутреннего содержания слова «отец».
А теперь цитата. Прочтите внимательно, постарайтесь прожить ее содержание.
Я смотрела, как Джон играл с роботом. И я поняла, что терминатор никогда не остановится. Он никогда не покинет его, никогда не сделает ему больно, никогда не закричит на него, не напьется, не ударит его и не скажет: «Я слишком занят, и у меня нет времени на тебя». Он всегда будет рядом, и он умрет, чтобы защитить его. Из всех отцов, когда-либо рождавшихся на Земле, этот робот был единственным достойным кандидатом на это место. В нашем безумном мире это был бы самый разумный выбор.
Это из фильма моего подросткового возраста — «Терминатор 2». Сила и трагичность звучания этих слов дошла до моего сознания только через много лет. Их очень даже поймут в тех семьях, где слово «отец» связано с такими понятиями, как алкоголизм, игромания, наркотики, агрессия, насилие, инфантилизм, измены, разводы. Когда есть биологический родитель, который так и не стал мужем и отцом. Кто, в лучшем случае, зарабатывает на семью, но эмоционально — далекий и чужой.
Встречается и другой опыт. Когда родительская «любовь» (даже не знаю, писать это слово в кавычках или без них) выражается в желании «воспитать человека». Когда есть требования, критика, упреки. Но нет выражения благодарности, тепла, поддержки. И все ради того, «чтобы эгоистом не стал». «Мы ж тебя любим — потому и наказываем». И вот выросший в подобной атмосфере человек начинает воцерковляться. Узнает из Евангелия, что Бог есть Отец, и Он есть Любовь. Как вы думаете, какое отношение он к себе ожидает? Правильно, жди наказаний. А если они не последовали — чувство вины и отверженности (не наказывают — значит, полностью отвернулись) попросту «съест» (о чем еще Фромм писал, говоря об авторитарной совести)… Перечисление таких искажений можно еще долго продолжать.
Для выросших в подобных семьях христиан есть вероятность, что на их отношения с Богом будут влиять проекции образа отца из детско-подросткового периода. Таким людям трудно услышать притчу о блудном сыне — она воспринимается умом, но не доходит до глубин души. Очень даже возможно, что Отец Небесный будет ощущаться как Кто-то далекий. Кто управляет галактиками. Но им трудно всерьез поверить, что Он будет слышать меня. Даже если читать множество акафистов и Псалтирь.
Пятая причина. Я: от маски до панциря
Наша цивилизация — поставщик неврозов. Неврозы — состояние, когда человек теряет связь с подлинным «я», живя масками и защитными механизмами, поддерживающими иллюзорное представление о себе. К нам порой прилипает столько масок, что мы можем и не помнить настоящего лица. Кто же обращается в молитве к Богу — «я» или одна из масок? (1) А еще есть въевшиеся в меня страсти и привязанности. С которыми так трудно расстаться именно потому, что они что-то компенсируют в моей невротической личности.
От этой неспособности отказаться от противоречащих христианскому званию страстей порождаются чувства стыда и вины перед Богом. Нередко эти чувства сами по себе являются проявлением невротического состояния души. И становятся панцирями, заслоняющими от лучей Божией благодати.
Потому у меня и нет дерзновения с полной силой произносить слово «Отец». Нет предельно открытых отношений с моей стороны.
Как же очистить слово «отец» от всего наносного, восстановить его в подлинном звучании? Об этом лучше пусть напишет кто-то другой, у кого получилось. Здесь могу сказать немногое. Для кого-то это восстановление начинается в семье. И, возможно, на это может потребоваться жизнь двух или больше поколений. Не всем дано целиком переписать семейный сценарий жизни. Хорошо если процентов на 40. У собственных детей, в таком случае, больше «стартовых возможностей». Им будет легче продолжить эту работу. И передать — уже своим детям — опыт более здоровых отношений с Отцом Небесным. И, соответственно, друг с другом.
Можно еще находить попутчиков и шагать вместе на пути построения более здоровых отношений в обширной семье, которая называется Церковь Христова. Думаю, здесь может помочь не только пастырское душепопечение, но и психотерапия — как помогла очень многим христианам, включая священнослужителей, доброй памяти недавно почившая Наталия Скуратовская.
И, наверное, стоит радоваться, что Отец терпелив к «инвалидам духовной войны», несущим последствия обезбоженности поколений, вносящим в церковное пространство свои закоренелые страсти и последствия семейных дисфункций.
***
(1) На эту тему есть замечательная книга Иоанна Корнаракиса «Фантастический христианин в сравнении со святоотеческим человеком» (в переводе архимандрита Симеона (Гагатика).
