на наш Телеграм
День за днем проживаем Страстную седмицу вместе с библеистом Владимиром Сорокиным.
Иерусалим готовился к Пасхе, до которой оставалось всего несколько дней. Праздничный подъем сочетался с несколько лихорадочным возбуждением, с мессианскими ожиданиями, которыми сопровождались в те времена все большие праздники, а праздник Пасхи — особенно. Мессия вскоре должен был объявиться открыто, и все ждали этого момента; а тут еще по городу поползли слухи, что Он уже здесь, что ждать осталось совсем недолго, что праведный Царь вскоре воцарится, и народ снова будет свободен от чужеземной власти.
Между тем Тот, с Кем связывались эти надежды, вовсе не готовился ни к какому восстанию. Он знал, что Его ждет, так же, как знал и то, что по-настоящему Его покамест не понимают даже Его ближайшие ученики, которые, как и все, ждут торжества великого Царя. Да, они готовы, если придется, умереть с Ним, но в бою, в той последней мессианской битве, в которой не страшно умирать потому, что почти сразу же после ее завершения все, кому придется в ней умереть, воскреснут вновь, обретя ту полноту жизни, которой теперь уже точно никто у них не отнимет.
И только Он один знает, что никакой великой битвы не будет. Воскресение будет, а великой битвы — нет. А народ между тем ожидал конца, конца истории, конца прежнего порядка вещей. Кто-то ждал с надеждой, кто-то со страхом, но ждали все — ожидание конца, завершения истории носилось в воздухе.
Впрочем, ожидали не все. Иерусалим — город ученый, город иудейских религиозных школ и академий, город множества учителей и еще большего числа учеников. А еще — это священный город, город, живущий Храмом и вокруг Храма. А в Храме конца времен и прихода Мессии не очень-то ждали. Это для Синагоги священная история завершается мессианским пророческим откровением, пророческой проповедью, венцом которой становятся слова о грядущем Мессии.
Не то для Храма: храмовая священная история, изложенная в Книгах Паралипоменон и дополненная писаниями Ездры и Неемии, завершается восстановлением Храма и установлением порядка храмового богослужения. Священническая верхушка к пророческим книгам относится сдержанно-скептически, равно как и ко всей в этих книгах содержащейся мессианской традиции; они не мешают ожидающим Мессию готовиться к встрече с Ним и даже не очень-то выступают против идеи мессианской войны, когда она им выгодна, но всерьез имеют в виду лишь свою собственную власть. В самом деле: это ведь на них лежит ответственность за народ и страну, что бы там ни говорили пророки или учителя Торы, это им, если что, придется договариваться с римской властью, чтобы римская армия не превратила город в руины, как она уже сделала это со многими другими городами.
Между тем у ученых раввинов и учителей Торы были свои задачи и свои проблемы. Учитель ведь в те времена в Израиле не просто наставник, обучающий учеников Торе и духовной жизни.
Настоящий учитель был, в сущности, тем посредником между своим учеником и Богом, без посредства которого ученик не мог рассчитывать на то, чтобы найти подлинный духовный путь. Учитель, не умеющий показать своим примером путь, о котором рассказывал, вообще не считался настоящим учителем, он мог быть, самое большее, знатоком текста, наставником-теоретиком, которого обычно никто не принимал всерьез. А между тем среди учителей Торы не было никого, кто мог бы сказать всерьез и с полной уверенностью, что он знает путь. В эти времена многие говорили о пути внутренней Торы, Торы, написанной в сердце, которая вела человека изнутри. Был уже даже идеал «живой Торы», совершенного праведника, чья жизнь определяется лишь внутренней Торой, и ничем иным.
Правда, однако, была в том, что никому из падших людей в падшем мире еще не удалось достичь идеала и стать «живой Торой». В самом деле: для этого надо было быть свободным от греха, а этой свободой не мог похвастаться никто из людей.
Впрочем, Один, кажется, был, Он творил такие чудеса, каких не творил никто и никогда. Но как раз Его-то и старались «задвинуть» известные учителя Торы: слишком Он опасный конкурент, ведь у Него, кажется, получается то, чего у других не получалось и не получается. Тогда надо бы отойти в сторону и дать место Ему, но ведь тогда окажется, что вся жизнь прошла впустую, в тщетных попытках сделать то, что у этого Человека получается как бы само собой…
Таким оказался настоящий Мессия — всем интересным и никому, по большому счету, не нужным, привлекающим умы чудесами и в то же время отталкивающим многих Своей непредсказуемостью.
У каждого в Иудее было свое место и своя роль, даже у тех, кто, казалось, вел, подобно экстремистам-зилотам, свою игру; однако по-настоящему, безнадежно внесистемным игроком оказался как раз Спаситель мира.
Он мешал почти всем и не был нужен практически никому — во всяком случае, таким, каким Он оказался на самом деле. И Он знал, что Его не примут, и знал, чем это кончится для Его страны.
Еще раньше, когда Его ученики с восторгом указывали Ему на великолепие построенного сравнительно незадолго до описываемых событий нового роскошного Храма, Он предсказал им конец этого города и этого Храма. Он видел: никому не нужен Мессия, не готовый воевать. А война, которой все так ждали, для Иудеи могла закончиться только катастрофой, а Он-то это знал слишком хорошо.
Он предлагал спасение, спасение Своему народу и всему миру, но Его собственный народ скорее готов был выбрать войну. Что же, пройдет совсем немного времени, и война начнется.
Тем, кому придется застать те времена, будет тяжело, им, если будет возможно, лучше бы вообще покинуть город, скрыться в окрестных горах. Впрочем, чему быть, того не миновать: выбор сделан, и за каждый сделанный выбор приходится платить. А пока Ему предстоял Его путь — путь подлинного Мессии.
