Ольга  Шульчева-Джарман делает небольшой экскурс в историю по случаю дня памяти Вифлеемских младенцев и поясняет, какая связь между сегодняшним “праздником” и Достоевским.

 

Не был ли прекрасен и гармоничен античный мир, не разрушило ли христианство его гармонию?

«Совсем еще мальчишкой, если случалась у меня болезнь, беда или, к примеру, меня били в школе, я обычно вспоминал, что в тот день, когда я родился, отец хотел меня убить. Вы скажете, что в этом нет ничего необычного. И все же, полагаю, это не так обычно, как вы думаете; ибо, как правило, когда отец решает избавиться от ребенка, его выбрасывают – и на том дело кончается. Отец сразу решил… что я дитя несчастливого времени, отмеченное гневом богов, а потому меня лучше не оставлять» – так начинается известный исторический роман Мари Рено «Последние капли вина», описывающий Афины времен Сократа. Это очень точная картина того времени.

Младенцы… В античной семье – греческой или римской – каждый новорожденный ребенок имел две перспективы. Он мог быть принят в семью или… не принят. Выброшен.
Римские законы двенадцати таблиц гласили, что мальчик с яркими признаками уродства (insignes ad deformitatem puer) должен быть убит (necatus) или от него должны избавиться быстро. Существует свидетельство древнегреческого историка, ритора и критика I в. до н. э. Дионисия Галикарнасского (Римские древности, II.15.2) о законе о детях, приписываемом легендарному основателю Рима, Ромулу. В этом законе требуется от граждан воспитывать всех мальчиков и старшую дочь (относительно младших дочерей ничего не сказано) и не выбрасывать детей до 3 лет, кроме имеющих какое-либо уродство. Тех детей, которые должны были все-таки быть выброшены, отец должен был показать пяти соседям, и те должны были дать свое согласие. Философ Сенека (О гневе, 1.15) пишет, что здравый смысл, а не гнев побуждает умерщвлять детей с врожденными дефектами.

Для нас это дико. С другой стороны, мы вспоминаем криминальные новости и говорим: а сейчас тоже выбрасывают детей!

Да, выбрасывают. Но за это есть уголовная ответственность. Выбросить новорожденного ребенка – преступление.

А в Римской империи, в Древней Греции, в античном мире вообще выбрасывание детей не было противозаконным действием. Каждый отец, глава семейства сам решал, нужен ему лишний рот или нет. И не только бедняки выбрасывали детей – богатый римский магистрат мог решить не воспитывать четвертого, например, ребенка – зачем делить наследство между четырьмя, когда можно разделить его между тремя? И овдовевшая во время беременности мать могла выбросить ребенка – она могла устроить свою личную жизнь и выйти замуж, не обремененная детьми.

Ребенка относили за город, где высились кучи мусора и навоза, где протекала канализация, и там оставляли. О судьбе его несложно догадаться – он погибал или в редких случаях становился рабом-найденышем, утрачивая статус свободного, который имел при рождении. Общественность относилась к этому феномену или равнодушно, или не одобряя его (как, например, философ-стоик Музоний Руф), или одобряя выбрасывание больных и уродливых детей (как философы Платон и Сенека). Античный мир был совсем не так гармоничен, как нам кажется теперь, 2000 лет спустя…

Сохранился александрийский папирус августовского периода (рубеж I в н. э.), в котором представлен договор между вдовой по имени Дионисарион и ее бывшей свекровью, Гермионой. Дионисарион признает, что ей вернули приданое, и отказывается от дальнейших притязаний на имущество мужа, а Гермиона в ответ позволяет ей выбросить ребенка (от ее умершего мужа, сына Гермионы) и вторично выйти замуж.
А печально знаменитое письмо в Оксиринх мужа, находящегося на заработках в Александрии, имеет смысл привести целиком:

«Иларион Алите, сестре своей, много радоваться, и госпоже моей Берузе, и Аполлонарион. Знай, что сейчас мы все еще в Александрии. Не волнуйся, если все они вернутся, а я останусь в Александрии. Прошу и умоляю тебя заботиться о ребенке, и если мы скоро получим плату, я пошлю ее тебе. Если же случится так, что ты родишь, тогда, если это будет мальчик, оставь его, если же девочка, выбрось. Ты сказала Афродисию: “Не забывай меня”. Как могу я забыть тебя? Итак, я прошу тебя не беспокоиться. Год 29 Кесаря, Паини, 23 (примерно июнь, 1 г. до н. э.)».

Первым, кто стал бороться с выбрасыванием детей, был христианин, император Константин. Его декрет, однако, оказалось очень сложно претворить в жизнь. Но положенное Константином начало продолжили императоры-христиане Валент и, наконец, Феодосий Великий, который и добился успеха в этом сложном деле.

Спустя около 40 лет после смерти Константина, а именно 5 марта 374 г., императоры Валентиниан и Валент издали эдикт: «Пусть каждый питает свое потомство. Если кто оставит его на произвол судьбы, будет наказан». Грамматические формы, употребленные в латинском тексте, указывают на то, что родители уже наказывались за оставление детей до выхода эдикта. Это, очевидно, ссылка на эдикт от 7 февраля 374 года (Кодекс Феодосия, IX.14.I), где оговорена смертная казнь за убийство ребенка.

В восточной части Римской империи церковь принимала участие в судьбе подкидышей, чему есть свидетельства у Григория Нисского в «Жизни Макрины» и у блаж. Августина (Ep. 98.6). Однако организованной помощи государства в воспитании таких детей не было, существовал бизнес выращивания подкидышей на продажу как рабов и частные (христианские) благотворительные инициативы воспитания таких детей.

Наконец, в 529 году император Юстиниан провозгласил, что все оставленные на произвол судьбы дети, вне зависимости их статуса при рождении, считаются свободнорожденными (Кодекс Юстиниана, 8.51.3), в дальнейшем повторив этот закон еще раз, введя за неисполнение его смертную казнь.

В христианской империи за выбрасывание младенца полагалась смертная казнь. Только она остановила этот дикий и жестокий обычай. Закваска, брошенная в Вифлееме, сквасила тесто…

День, в который вспоминаются Вифлеемские младенцы, погубленные Иродом, меньше всего хочется назвать праздником. Это не торжество веры и мужество мученика, сильного смелого воина, такого, как, например, прекрасный и юный Георгий, это не блаженная кончина преподобной жены, молящейся в глубокой старости за весь мир, как, например, великая Евфросиния Полоцкая.

Нет, смерть этих младенцев-мальчиков, «от трех лет и младше», никак не может обрадовать верующее сердце, не может вызвать чувство праздника. И почти всегда оно вызывает вопрос – зачем? Почему погибли эти дети? Ведь для их матерей уже ничего не исправишь и не изменишь…

Для каждой несчастной матери, похоронившей ребенка, ни у кого (если этот человек будет искренен) не найдется слов утешения, ибо это горе – безутешное, самое страшное горе на земле.

«Нет Никитушки, как он с нами прежде сидел!» – отвечает простая баба у Достоевского в «Братьях Карамазовых» на все высокие и духовные рассуждения подвижника, старца Зосимы. Нет его, и ничто его не вернет.

И Сын Мариин должен был быть среди этих погибших детей. Может быть, услышав повеление Ирода, Она, Богоматерь, подумала сначала, что такова и будет Жертва за

искупление Израиля – Ее Новорожденный, Ее маленький Мальчик должен погибнуть, еще не научившись говорить, может быть, даже не начав лепетать… Но страшный шторм прошел мимо. Рахиль оплакивала безутешно детей своих, но Первенца Марии она не оплакивала, Он был уже далеко, вместе с Матерью Его и Иосифом Обручником.
Может быть, кто-то завидовал Марии, что Ей удалось уберечь Своего Младенца – хотя уберегла Его не Мария, а Сам Бог (и других младенцев уберег, как говорит церковное предание: Нафанаила, например, мать спрятала в ту страшную ночь между корнями смоковницы, и смерть прошла мимо).

И много раз убивали младенцев до и после той страшной ночной Иродовой резни. Убивали их при захвате городов и селений во время страшных войн, более того, это считалось нормальным, и сами иудеи в знаменитом псалме 136 «На реках Вавилонских» призывают такую участь на младенцев Вавилона, какую испытали их собственные убитые младенцы. Око за око, зуб за зуб – таков закон древних цивилизаций. Блажен, кто разобьет о камень твоих новорожденных младенцев, враг мой!

Это христиане, христианские монахи, воспевая псалмы, не могли понять, как можно убивать о камень младенцев, и нашли верное и глубокое толкование – речь о греховных помыслах, а не о живых детях.

Но ради этого и пришел Христос.

Он пришел ради того, чтобы изменить мир, полный ужаса, который для Его современников считался нормой.

Он не проводил реформы. Более того, Он родился в семье плотника, а не римского императора – проводить реформы, наверное, удобнее было бы сыну императора, разве нет?
Он отказался от искушения владеть царствами мира и их славой. Он выбрал единственную тропу, которая привела Его к Жертвеннику, ко Кресту и Гробу, и к Живоносному Огню Воскресения, охватившему и переплавившему Его изуродованное пытками и казнью Тело.
Он стал Закваской нового мира. Он изменил весь мир в Себе Самом, стал Первенцем новой жизни, которая мало-помалу, незаметно, как всходы посева, пробивается в нашем полном жестокости и ужаса мире.

Он стал надеждой на жизнь – вопреки всякой безнадежности и безысходности.

Может быть, порой это незаметно, порой говорят – покажите, как изменило мир христианство? Не всё ли это изменение сводится к вашим взбудораженным чувствам, вашей психологической игре, вашему самообману?

«Больше не будут закланы младенцы за Младенца Мариина» – поется в церквах в эти дни. Судьба ребенка изменилась с проникновением христианства в Римскую империю, как изменилось постепенно очень многое.

И Христос, стоящий посреди своих сверстников, младенцев всех народов, всех времен, умерших так рано, говорит ласково матерям: «Не бойся, только веруй! Придет время, когда будет рядом с тобой сидеть твой Никитушка, как прежде, потому что Я – всех Воскресение, и твое, о мать скорбящая, и Никитушки твоего… Не плачь!»

Для Него нет ничего неисправимого. Он исправляет и сердца людей, и кодексы законов. Ведь законы тоже пишутся людьми.