Знаете, это уже почти крик. Когда я выходила замуж за выпускника семинарии, я понимала, что с высокой долей вероятности стану матушкой, и это, конечно, повлечет за собой некие трудности. Однако относилась к этому достаточно философски и, как мне тогда казалось, с долей смирения.

Развитие событий оказалось достаточно предсказуемым: супруга рукоположили во иереи через пять месяцев после свадьбы. Помню оба «наших» сорокоуста — мы вместе каждый вечер читали правило ко Причастию, утром на первом автобусе ехали в кафедральный собор на раннюю литургию, где моего мужа обучали практике богослужения. Все было так ново и так необычно! Единение и торжество.

Через год мы уехали в сельский храм, где начались служебные будни. И знаете, что для меня сейчас самое трудное в жизни матушки? Нет, не факт, что о миссии длиною в полгода в очень отдаленный северный уголок можно узнать за 10 дней до отправления. Не среды и пятницы и вообще не посты и молитвы. Не постоянные звонки «духовных чад» с просьбами или просто поделиться наболевшим. И не то, что в любое время дня и ночи батюшку могут позвать к постели умирающего.

Самым тяжелым для меня стал панихидный стол. О, эта уверенность сельских прихожан в том, что батюшку с семьей они должны прокормить. Прокормить в буквальном смысле, ибо денег в сельском приходе кот наплакал. Как мы выживали в те дни, одному Богу известно…

А на панихидном столе был хлеб. ХЛЕБ. Много хлеба. Одинакового. И конфеты. Много КОНФЕТ. В основном леденцы. А еще халва, печенье, вафли, рулеты, зефир, сахар и мука. И все это в невероятном количестве. Нет, вполне себе количество вероятное, но прокормиться одними сладостями было трудновато.

Прошел год. Год перед тем, как мы научились и смогли договариваться с некоторыми прихожанами о том, что именно требуется семье священника в домашнем хозяйстве. А за этот год я возненавидела хлеб и конфеты. Я запиналась об эти сумки со сладостями в узком коридоре и чуть не падала в отчаянии. Мы прикормили всех окрестных малоимущих, соседских детей и бабушек. Пасхальные куличи раздавали неделю. Подружились со всеми нашими соседями из небольшого трехэтажного дома путем дарения конфетных подарков на Рождество.

Постепенно наши десять прихожан начали спрашивать: «Матушка, а что вам надо принести?». Тогда на панихидном столике появились гречка, рис, другие крупы, разные овощи, фрукты, подсолнечное масло, а рядом со столом — яйца, компоты и даже курица. Ну а «захожане» так и продолжали приносить конфеты и сладости. Причем качество этих сладостей было порой невыносимо для здорового организма. Конфеты, которые залежались в магазине или у самой бабули с незапамятных времен, сухие пряники и «деревянные» печенья.

А так как сладостей мы не покупали, то постепенно начало казаться, что они все такого вкуса. И вот однажды в гостях я пила чай с сушками и вдруг поняла, что «с ними что-то не то», как-то подозрительно они хороши, вкусны и хрустящи. И тогда до меня дошло, что за это время организм привык к плохому качеству продукта и воспринимает это как норму…

Прошло много лет, мы уже давно не служим в том сельском храме, но и в городе, особенно на большие праздники, когда приходит много «случайных» людей, бывает изобилие конфет и сладостей. Причем на дворе октябрь, а смотришь, конфеты-то из новогоднего подарка. Пролежали 10 месяцев, да и куда их еще, если не в церковь?

Задала однажды вопрос нескольким людям, которые к храму достаточно близки, но ходят нечасто: «Для чего вы несете продукты на панихидный стол и куда, по-вашему, они деваются?». Ответом было полное недоумение. «Мы не задумывались никогда об этом», — переглянулись они.

Пожалуйста, задумайтесь о том, что и кому вы несете в храм. Я знаю священника, которого прихожане невзлюбили за то, что он избытками хлеба кормил свой домашний скот. Но иногда лучше уж животные или птицы, чем мусорная канава.

Не обижайтесь и не выслеживайте: взял церковный служащий вашу булку или отдал нищему у храма. Ведь это уже не ваша жертва. Дайте возможность священнику принести свой дар ближнему!