В 2016 году должен был состояться всеправославный собор. Какой собор может называться всеправославным? Тот, на котором соберутся представители всех поместных православных церквей. А кто эти представители? Правильно – епископы. Но насколько епископы действительно, фактически могут выражать то, чем живет данная поместная церковь? Какое участие епископы принимают в жизни епархии и вообще церкви? Я не знаю, как дело обстоит в других поместных церквах, но могу поразмышлять о происходящем в нашей.

С II до IV века прерогативой епископства, которое в это период выдвигается на первый план, становится учительство. Всем известны такие епископы-катехизаторы, как свт. Кирилл Иерусалимский, свт. Иоанн Златоуст, свт. Амвросий Медиоланский, Феодор Мопсуэстийский. Впоследствии, когда церковь очень плотно сращивается с государством, христианство становится государственной религией, тогда к епископам переходят многие полномочия светских чиновников, а епископы-катехизаторы исчезают просто потому, что исчезает сам институт катехумената, крещение становится преимущественно детским. Сейчас же у епископа нет бремени государственной власти, но и институт катехумената также не восстановлен, и о чем же тогда главная забота архиерея?

Если говорить о непосредственной зоне ответственности епископа, первым делом на ум приходит кадровый вопрос: епископ рукополагает священников. Ну, так-то это Святой Дух избирает и поставляет, но в данной эмпирической реальности он делает это только через епископа, его канцелярию. Соборный элемент тут совершенно отсутствует, существует только его символический атавизм в виде пения «аксиос» на службе при рукоположении. Также епископ занимается административно-хозяйственной и строительной деятельностью.

Так что же, кроме кадровой политики и хозяйственно-административных вопросов, сегодня решают епископы? Как мне видится, больше практически ничего. Конечно, из каждого правила есть исключения, но в целом ситуация именно такая. Много ли известно у нас сейчас в церкви среди епископов известных богословов, проповедников, публицистов? Среди священников такие есть, и их немало. Они пишут книги, статьи, ведут блоги, «живые журналы», активно общаются в социальных сетях. А как дело обстоит с епископами? На ум приходят только митр. Антоний Сурожский. Но он давно умер и жил вообще-то за границей. Из современных епископов можно сказать о патриархе с передачей «Слово пастыря» и митр. Иларионе (Алфееве), который периодически издает книги на духовные темы, я лично читал прп. Исаака Сирина в его переводе. Но эти два эпизода как-то не меняют общей картины. Почему мы не видим епископов, в том числе и патриарха, проводящих пресс-конференции, выступающих на каких-то передачах, где возможна и полемика? Даже наш президент периодически позволяет задавать себе всякие неудобные вопросы, но епископы предпочитают общаться, как правило, только в формате проповеди ну или уж совсем елейных интервью на православных телеканалах.

При всей сложности эмпирической действительности РПЦ МП (если только об этой действительности судить не по епархиальным СМИ, согласно которым с 1991 года наступило тысячелетнее царство), все-таки есть ростки жизни на теле нашей очень больной матери-церкви. Есть различные живые приходы, общины, братства, сестричества, какие-то движения, начинания. Какое отношение к этому, как правило, имеют епископы? Не формально административное в виде благословения, которое у нас уже давно из духовного акта превратилось в чисто мирской, а реальное, как инициаторы, авторы и непосредственные деятели? Как правило, никакого. Более того, нередко это даже самый лучший вариант. Сколько хороших приходов и начинаний было разрушено по мановению руки правящего архиерея? Вспомним хотя бы о. Павла Адельгейма.

Таким образом, в реальной катехизаторской, миссионерской, пастырской деятельности епископ, как правило, не участвует. В исследовательской, богословской, публицистической тоже. То есть все, что есть живое в церкви, проходит мимо или живет параллельно епископу. В лучшем случае епископ может это благословить, помочь административным или финансовым ресурсом, в худшем – зарубить все на корню. Какие случаи – худшие или лучшие встречаются чаще, – отдельный вопрос…

Конечно, попечение о хозяйственных нуждах епархии – тоже важный вопрос, но мы помним, что в Писании апостолы специально поручают это диаконам, чтобы заниматься проповедью и научением, а епископы же называют себя прямыми продолжателями дела апостолов.

Таким образом, что из себя представлял так называемый всеправославный собор, проведения которого одни так желали, другие так боялись и не хотели? Если в других поместных церквах ситуация близкая к нашей, то тогда этот собор – что-то совершенно параллельное той реальности, которой живет церковь в лице своих простых верующих: священников и мирян. У нас в церкви проводятся архиерейские соборы, заседания Священного Синода – что об этом знают простые верующие, как это отражается на их жизни? Последний документ, который широко публично обсуждался, – это документ «Об участии верных в Евхаристии». Да, это уже что-то приближенное к нашей жизни, но дело в том, что эти вопросы обсуждаются в церкви еще с 1990-х, а архиереи решили вынести какое-то суждение по этому вопросу только в 2015 году.

Патриархом Кириллом было инициировано дробление епархий и увеличение количества епископов, что вроде как должно было способствовать сближению паствы и архиерея. Ну да, архиереи стали чаще посещать приходы, по крайней мере на наш приход епископ приезжает чаще, чем это было до разделения епархии. Но что это изменило непосредственно в жизни верующих? Разве только стало больше радости почитателям архиерейского богослужения и любителям получить благословение от владыки. Да, для таких верующих небольшой бонус тут имеется.

Какой же может быть выход из создавшегося положения? Как приблизить епископа к реалиям церковной жизни, к пастве, к насущным нуждам церкви? К большому сожалению, у нас практически забыт собор 1917–1918 гг. По многим насущным вопросам церковной жизни уже есть вполне продуманные решения. В частности, по вопросам служения епископа. Если сейчас все эти решения как-то осмыслить, приложить к реалиям нашей жизни, то может произойти существенный сдвиг. Согласно решениям этого собора, епархиальный архиерей избирается, и избрание проходит в том числе с участием священников и мирян. Конечно, когда речь заходит о мирянах, то говорят, что некому будет избирать, что нет сейчас достаточного количества деятельных, включенных в жизнь мирян, которые могли бы участвовать в избрании как епископов, так и священников. Ну давайте начнем, во-первых, просто с избрания, во-вторых, включим в число выборщиков клириков. Почему бы священникам и диаконам не участвовать в выборе того, кто будет иметь над ними довольно большую власть и от кого во многом будет зависеть их жизнь? При этом, думаю, в каждой епархии найдется и какое-то количество деятельных и активных мирян, которые тоже смогут принять участие в этом избрании. Епископ избранный, а не поставленный, избранный из среды своих же, а не присланный откуда-то, – я думаю, это будет архипастырство несколько иного качества.

Есть яркий пример, каким может быть епископ в наше время. Помимо всем хорошо известного митр. Антония (Блума), есть гораздо менее известный еп. Макарий (Опоцкий), который в 1923 году взял благословение патр. Тихона на то, чтобы, будучи епископом, заниматься катехизаторской деятельностью. При этом он активно занимался миссией, создавал православные братства, и все это в годы самых тяжелых гонений на церковь. Вот яркий пример действительно пастыря, действующего в духе епископов древней церкви, яркий пример плода собора 1917–1918 гг. Другим положительным примером воплощения в жизнь решений поместного собора в жизнь является Сурожская епархия и уже упомянутый здесь митр. Антоний, а также Архиепископия Русских Православных Церквей в Западной Европе. Епархиальное собрание Архиепископии состоит – под председательством архиепископа или его местоблюстителя – из всех клириков епархии (должностных и находящихся на покое, а также из всех псаломщиков, получивших назначение от архиепископа) и представителей мирян, избранных на три года приходскими собраниями, причем «число делегатов-мирян от каждого прихода должно равняться числу священнослужителей и псаломщиков прихода»! Все это положительные примеры воплощения решений поместного собора 1917–1918 гг. и принципов соборности, заложенных в эти решения.

Также немаловажным со стороны епископата было бы осудить сотрудничество с безбожной властью, со спецслужбами и принести покаяние в этом. Конечно, это сотрудничество осуществляли не только епископы, также и клирики с мирянами, но почему бы этому покаянию не начаться с тех, кто старший в церкви? Мы же знаем действенную силу покаяния, может, отсутствие такового и является главной причиной той стагнации, которая есть в церкви, в частности, с епископским служением? За все 25 лет после падения СССР только один архиерей РПЦ МП публично признался в связях с КГБ в 1992 году. Это был Хризостом (Мартишкин), митрополит Виленский и Литовский. В том же 1992 году он на архиерейском соборе призвал создать комиссию, исследующую связи священнослужителей с органами, но, как мы видим, какого-то положительного отклика эта инициатива не имела.

Вообще, говоря о соборе 1917–1918 гг., важно отметить, что он не был завершен. Поэтому сейчас самое время это сделать. Почему бы нашим архиереям не сделать то, что они точно умеют, – созвать собор. Только не архиерейский, а поместный, и не по поводу кончины патриарха, а для завершения того собора, который начался сто лет назад, многие участники которого уже канонизированы постсоветской церковью. Думаю, что для наших архиереев это делание стало бы самым важным и нужным и через это они смогли бы послужить церкви, ее возрождению и созиданию. В этот собор, так же, как в собор столетней давности, включили бы клириков, мирян, не формально избранных правящими архиереями, а тех, кто действительно занимает активную позицию, трудится на церковной ниве. Может, тогда у нас снова появятся епископы-катехизаторы, и мы доживем до времени, когда пресвитеры и епископы будут избираться и в церкви действительно восторжествует соборность, а не вертикаль власти, и труды участников собора 1917–1918 гг., многие из которых стали мучениками и исповедниками, действительно найдут свое воплощение и применение.