на наш Телеграм
Жития святых невероятно красивы. Девушки убегают из домов, высмеивая женихов и отцов, огонь не берёт их тела, юноши отказываются убивать и улыбаются, когда их ведут на казнь. Трупы святых исчезают из гробниц. Голуби приносят избранным Божьим цветы и листья деревьев, которые передают послания от Господа. Их могилы перемещаются в пространстве.
Нет, верить, что Иисус — ходил по воде, ещё можно. Это же Бог. Но святые-то ближе к нам по времени. Они такие же, как мы, люди, их даже нет в Библии.
Можно ли верить, что тело святого ходило и проповедовало без головы?
Верите ли вы людям, которые утверждают, что всерьёз верят этим рассказам?
Жития — это истории о жизни христиан, которые из поколения в поколение, чаще всего в устном виде передавали люди друг другу. Как и каждая история, передающаяся через время, история о святом подвергалась изменениям.
Чтобы смысл истории, самые значительные её моменты сохранились в поколениях, эти моменты закодировались в символы.
Символ выступал как способ заместить нечто сложное, что не сможет с точностью сохраниться в условиях, когда не всем ещё доступно письмо, — доступным и ярким образом.
Что проще — объяснить сложные и глубоко личные отношения девушки с самой собой и с Господом, устройство её внутреннего мира, причины, по которым она в какой-то момент поняла: нужно прийти к родителям и прямо сказать: «замуж я не выйду, потому что посвятила себя Христу», показать те, по Достоевскому, противоречия и линии души и мысли, которыми она увидела — быть ей мученицей; или сказать: «к ней в окно прилетали одна за другой три птицы – голубь с масличной веткой, орел с венком и ворон со змеей, что означало целомудрие, высота духа и печаль»?
Иногда причиной появления яркого символа было не стремление кратко обозначить сложное, не умаляя его глубины. Народный разум стремится к экспрессивности образов.
Как показать то яростное стремление, с которым проповедник шёл, несмотря на преследования и страх казни, пешком и легко одетый, в другие страны?
Можно сказать, что он шёл, несмотря на то, что его уже казнили — отрубили голову.
Да, народная мысль не смущалась таких образов.
Мы не знаем доподлинно, пели ли песни мученики, когда отправлялись на казнь, но догадываемся: конечно, пели. Мы их любим, поэтому — пели.
Предание сообщает о святой Агнессе. Юная девушка росла в доме родителей и хотела посвятить жизнь Богу, не выходя замуж. Но она была настолько красивой, что сын местного префекта захотел взять её в жёны. Конечно, Агнесса отвергла его предложение, за что её начали допрашивать и, выяснив, что Агнесса — христианка, стали заставлять принести жертвы богам. За отказ девушку поместили в публичный дом. Как только святую раздели, волосы её вмиг отросли и покрыли всё тело. Когда кто-то из мужчин хотел дотронуться до неё, у него пропадало желание и, опозоренный, он покидал публичный дом. Сын префекта дотронулся до девушки — и умер.
В большинстве из житий девушки поразительно красивы. В народном представлении внешняя красота — признак красоты внутренней; положительный персонаж любой сказки, любой были будет красив.
В женских житиях частый (почти неизменный) мотив — склонение к браку, противостояние отцу и семье, роду (Фёкла Иконийская, Варвара Илиопольская, святая Евгения, святая Иулиания).
Юных безбрачных святых склоняет к браку наряду с отцом чаще всего представитель власти или сын представителя власти (связка отец-власть). Принуждение к сексу и к браку в житийной мысли ассоциируется с сильными мира сего, с земными властями.
Важно, что каждое житие существует не только как произведение искусства, не только как эстетически красивый текст. Это всегда остросоциальное повествование. Они отражают то, как первые христиане относились к язычеству, к семье, к деньгам, к имуществу, здоровью, власти и так далее.
Часто – переход от склонения к браку к склонению к жертвоприношению языческим богам. Видим связку «секс – власть – язычество».
Волосы святой вмиг отросли. На наш материалистический взгляд — явное чудо. Волосы в народном сознании всегда были символом силы (длинные косы у женщин, борода у мужчин). Девушка протестует против посягания на своё девство, свою субъектность так яростно, с такой силой, что её тело чудесным образом скрывают волосы.
У мужчин пропадает влечение (читаем — пропадает эрекция) и они со стыдом покидают публичный дом. Явная насмешка над традиционной маскулинностью. Сильные мира, мужчины, побеждены своим же оружием, их предаёт предмет их же гордыни — пытаясь постыдить девушку, постыжены сами. Девушка же в чужих стенах, на чужой территории не постыжена: сын префекта (мужчина, представитель власти) дотрагивается до неё — и умирает.
Далее Агнесса воскрешает незадачливого жениха и её, как ведьму, бросают в костёр. Костёр отказывается разгораться, и святую убивают мечом.
Костер отказывается разгораться — снова чудо, «так не может быть». Может, если костёр не разгорается потому, что костёр нужен для того, чтобы сжигать колдуний. В народном сознании. Святую не может убить то, что убивает ведьм, служительниц культа (культ, однако, в этом житии выступал уже ранее — когда героиню просили принести жертвы богам, а теперь вдруг хотят сжечь на костре — какое противоречие, но ведь житие могло быть редактируемо веками). Поэтому девушку, как благородного воина, убивает меч.
Подруга-мусульманка спрашивала меня, почему проповедники древности использовали заведомо невероятные образы – ангелы на облаках, лестницы на небо? Вот поэтому.
Образы не существуют в житиях только лишь «для красоты», они всегда относятся к какому-то факту из реальности. Волосы отрастают потому, что девушка яростно сопротивляется насилию, огонь не берёт её, потому что она святая, а не колдунья.
Читая жития, мы одновременно узнаём истории живших и живых людей и считываем те противоречия, те яркие, бьющие в цель образы, которые сотворили мир христианский таким непохожим на мир языческий.
Важно, что у каждого из святых есть дни памяти. Святые — не просто иллюстрации к тому, что стремление к истине вырвет человека из отчего дома, из насильственного брака, из тихого, покорного существования. Святые — жившие и живые люди. Мы помним их, мы рисуем и храним их изображения, не лишенные тоже символизма. Они ушли от нас, но они до сих пор с нами. Мы не «молимся святым», как говорят протестанты и мусульмане, — мы молимся вместе со святыми, вспоминаем их дни рождения и дни смерти.
Также в Церкви есть обычай, в рамках которого многим святым приписывается область человеческого бытования, которой они покровительствуют. В народном сознании это преломилось как «святой Антипа лечит зубы», например.
Смысл же в том, что святой прожигал своей жизнью огненный след в той или иной сфере человеческого бытования, показывая вопиющий контраст между обычаями мира и обычаями будущего – обычаями людей, причастных к опыту Церкви. Он не лечит зубы – он наиболее яркий пример того, как человек, вовлечённый в опыт Церкви, относится к телесности и здоровью, к здоровью ближнего.
Насколько много у нас друзей, насколько мы не одиноки, если с древних картинок на нас смотрят наши ровесники – радостные той же радостью, что и мы.
Насколько много имеет сестёр каждая девушка, сопротивляющаяся тому, что её видят лишь как объект похоти или чью-то будущую матку.
Насколько много братьев имеет каждый юноша, который не хочет признавать, что без демонстрации «мужской силы», без приверженности кумирам мира сего – он никто.
Насколько радостно, чисто наше время – каждый день в году – день памяти одного из милых наших товарищей во Христе, быть бы достойными.
Церковь – не текст, состоящий из указаний, запретов и событий в хронологическом порядке. Это принципиальный момент. Церковь – не интертекст. Церковь – люди, общность людей. Глаза друзей, глядящие на нас с икон.
