на наш Телеграм
Как правильно себя самоукорять? Где найти грань между “яхужевсех” и “Бог меня любит”? Об этом с оглядкой на Святых Отцов рассуждает президент фонда “Предание” Владимир Берхин.
С практикой самоукорения, убеждения себя в собственном недостоинстве, грешности, слабости и бесполезности знаком всякий, кто хоть немного изучал традиционную религиозную литературу, что должно делать православному человеку. Достаточно прочитать самый обычный молитвослов, молитвы, которые составляют наше обычное суточное молитвенное правило — утреннее и вечернее, заглянуть хотя бы в базовые аскетические книги. Везде мы столкнемся с резкими словами, которыми православный христианин характеризует самого себя, свои действия, намерения, чувства и даже части тела. Настроение, выраженное фразой Писания «мы рабы ничего не стоящие», в молитвенной и аскетической жизни занимает очень много места.
Буквально вторая фраза, которую православный человек произносит с утра, — просьба к Богу о милости к грешнику, и эта просьба повторяется в молитвах постоянно, временами усиливаясь. Молящийся многократно и разнообразно благодарит Бога за то, что Он терпит его, безнадежного грешника, рожденного и зачатого в грехах и беззаконии, ленивого, окаянного, с недостойными очами, ничего благого пред Господом не совершившего, со скверными устами, согрешившего делом, словом, мыслью, ведением и неведением.
Такие образы и акценты во множестве представлены в наиболее часто читаемых молитвах, относящихся к числу обязательных домашних молитвословий — к трем канонам и Последованию ко Святому Причащению, которое традиционно читается православными перед каждой литургией, если человек приступает к Святым Тайнам. Оттуда и взят сильный поэтический образ, вынесенный в заглавие текста, — «якоже бо свиния лежит в калу, тако и аз греху служу», а одна из молитв там же начинается с обращения к Богу: «От мерзких устен, от нечистого сердца, от души осквернены». Именно такой взгляд предлагается как нормативный.
Аналогичные по смыслу советы многократно можно найти и в книгах святых аскетов. Сотница преподобного Варсонофия:
43. Самая истина смирения считать себя хуже всякой твари.
44. Если будешь считать себя человеком грешнейшим и последнейшим, будешь иметь покой.
Святитель Игнатий Брянчанинов:
Некоторый инок сказал преподобному Сисою Великому: «Я нахожусь в непрестанном памятовании Бога». Преподобный Сисой отвечал ему: «Это не велико; велико будет то, когда ты сочтёшь себя хуже всей твари».
Святой Антоний Великий:
Знай, что смирение есть не иное что, как… всех людей почитать лучшими себя. Твердо содержи в уме своем, что ты виновен во многих грехах, — голову свою держи поникшею долу, а язык твой пусть будет готов сказать тому, кто нанесет тебе обиду: прости мне, владыко мой! Постоянным же предметом помышления твоего да будет смерть.
Симеон Новый Богослов:
Когда же размрачится ум, тогда познаем и самих себя, и состояние свое, каково оно, увидим еще раны и скверны души нашей, и затем начнем не только мудрствовать и говорить смиренно, но станем стыдиться и солнца, и звезд, и всех тварей Божиих, созданных ради нас, стыдиться оттого, что прогневали Бога, создавшего все сие ради нас, и погрешили против Него, преступив не одну, а все заповеди Его. Оттого не будем сметь поднять глаза свои, чтобы посмотреть на эти твари, и станем почитать себя недостойными того, чтобы вкушать от плодов земли, сами на себя произнеся определение, что праведно будет умереть нам от алчбы и жажды. Не будем сметь также взглянуть и посмотреть на икону Христа Господа и святых Его, сознавая себя скверными, нечистыми и многогрешными. Будет нам казаться, что самим иконам стыдно от нас и дел наших, оттого не будет у нас доставать смелости приблизиться к ним и приложиться; крайне стыдно нам будет к чистому и святому прикоснуться нечистыми и оскверненными устами своими. Даже в храм Божий намереваясь войти, будем чувствовать, как объемлет нас страх и трепет, сознавая, что входим недостойные, боясь, как бы не разверзся пол храма и не низринул нас живых во ад.
И так далее, цитаты можно множить.
Не подвергаю сомнению православную антропологию и учение о Боге, я в курсе концепции первородного греха. Я полностью и совершенно согласен, что перед Богом все мы безнадежные грешники и что любые попытки собственными усилиями войти в Царство Небесное заведомо бессмысленны. В рамках православного миропонимания это действительно так, и сколько ни молись, ни кайся, ни твори добрых дел, ни борись со страстями — стать совершенным, как Отец Небесный, самостоятельно все равно не получится. В рай не входят с гордо поднятой головой, и опыт подвижников, светившихся нетварным светом и плакавших, что не положили и начала своему покаянию, вполне логичен, правилен — я его также не подвергаю сомнению.
Ранее я писал о том, что может произойти (но не обязательно произойдет) в случае некритичного восприятия опыта, стоящего за такой практикой, и его механического воспроизведения без разумного руководства и должной осознанности. Такое восприятие особенно опасно для подростков или людей с некрепкой, подвижной психикой, с нехваткой жизненного опыта и поддерживающих социальных связей. Для подобных людей постоянное убеждение в своей «мерзости», обесценивание любых усилий, напоминание о том, что Суд грядет, а смерть и последующий ад могут настать буквально в любой момент, не вызывает развитие добродетелей, усиленное покаяние и усердие в борьбе с грехами, а просто провоцирует демотивацию, тревожность, неуверенность в любых действиях, страх ответственности, чувство безнадежности, депрессивные проявления. Кажется, на языке аскетики это состояние называется унынием.
Общеизвестно, что всякий человек видит в окружающем мире прежде всего то, к чему склонен сам. Блудник везде различает непристойности, сребролюбец моментально видит возможности заработать, гордец замечает поводы для обид, а чистому – всё чисто.
Вот и тот, кто почему-то склонен к самообвиненю, унынию, обессмысливанию своих усилий, может найти в текстах молитвослова и словах святых повод поддержать эти свои склонности высшим авторитетом. И развить их безо всякой пользы до неимоверных высот. Но и просто человек недостаточно подготовленный, недостаточно (или излишне) рефлексивный, может самоукорением спровоцировать вместо тоски по Господу тоску самую обыкновенную, ведущую в тупик.
И потому мне показалось полезным сформулировать ряд условий, без соблюдения которых следование практике самоукорения, на мой взгляд, представляется рискованным.
- Наличие у адепта этой практики руководства, способного отслеживать состояние адепта и корректировать его. В идеале руководитель — тот, кто зовется термином «духовник»: духовно и жизненно опытный человек, с любовью и заботой относящийся к тому, кого наставляет. Своего рода «духовный тренер», чьи рекомендации адепт готов исполнять, даже не всегда точно их понимая. А если нет человека с духовным опытом, подойдет и просто человек с достаточными знаниями в области человеческой психологии, способный честно рассказать, как со стороны выглядят результаты духовных опытов. Без такого руководства и поддержки человек может запросто потерять ориентиры и впасть в массу разнообразных иллюзий, от веры в собственное величие («я обрел смиренномудрие») до полной атрофии воли.
- Наличие у адепта этой практики иного яркого и желательно длительного опыта, кроме опыта безнадёги, страха, унижения, недостоинства и одиночества. Без этого опыта самоукоренный человек может прийти к выводу, что кроме безнадежного переживания собственной греховности ничего в мире нет, и ничего ему не светит, и ничем хорошим это не закончится. Нельзя пытаться идти к Богу столь трудным путем, не зная опытно хотя бы в какой-то степени об утешении, о Любви Божьей. Иначе мы получаем самоистязание ради самоистязания, что не приводит ни к чему, кроме самотравмирования, уныния и озлобления.
- Наличие у адепта ясного понимания: что он делает, как это работает, и для чего это нужно. Не просто знание цитат из аскетических книжек на архаическом языке, а ясное понимание, в идеале — выстраданное и понятое на материале собственной жизни, а не чьей-то. Потому что если человек внезапно осознает, что он себя бесконечно унижает, а усилия свои обесценивает, и не понимает, для чего все это делается, — ничего, кроме разочарования, не получится.
- Практика не должна компенсироваться за счёт других областей жизни человека. Грубо говоря, к самоукорению «я хуже всех» не должно добавляться «но зато мы…», даже тайно, неосознанно и потихоньку. Иначе вместо чаемого адептом смирения и покаяния получится сплошное чванство и высокомерие, правда, не личное, а корпоративное (профессиональное, национальное, концептуальное и так далее), и будет последнее хуже первого.
- У практики должно быть практическое измерение. Самоукорение, как и любая другая «работа над собой», оторванная от повседневности, имеет тенденцию быстро превращаться в источник иллюзий и фантазий, больно разбивающихся о реальный мир. Можно сколько угодно мечтать о дне, когда ты взойдешь на столп и в смиренном одиночестве предашься боговидению, но до того дня лучшим индикатором твоей праведности остаются окружающие люди. Если ты на них, несмотря на все самоукорение, злишься и обижаешься, если выходишь из себя и выискиваешь выгоды в отношениях, вожделеешь и завидуешь — значит, ты либо недостаточно усерден, либо что-то делаешь не так. В общем, рановато на столп.
И напоследок, памятуя, что в Церкви принято с подозрением относиться к частным мнениям, не освященным авторитетом святости, процитирую святого Паисия Святогорца о том, что не всякое глубокое видение своей греховности своевременно и полезно.
Иногда Бог попускает нашим глазам не видеть наших ошибок, а нашему сердцу — быть камнем, потому что в противном случае диавол может низвергнуть нас в отчаяние. Человек должен относиться к своей греховности с рассуждением. Покаяние, в котором присутствует душевное терзание и отчаяние, — не от Бога, в таком покаянии накрутил своим хвостиком тангалашка. Человек должен быть внимательным, потому что диавол, подловив его «справа» — на покаянии, может бросить его «влево» — в печаль и отчаяние. Диавол хочет сломать человека — душевно и телесно — и привести его в негодность. То есть он приносит другое сокрушение — исполненное душевной тревоги, для того что бы сокрушить этим сокрушением человека. К примеру, диавол может сказать человеку: «Ты такой великий грешник, что не спасешься». Делая вид, что заботится о душе человека, диавол ввергает его в душевную тревогу и отчаяние! Так зачем же позволять диаволу делать все, что он хочет? Когда диавол говорит тебе: «Ты грешница», отвечай ему: «Ну а тебе-то какое до этого дело? Я скажу, что я грешница, когда захочу этого сама, а не тогда, когда этого захочешь ты.
