Вокруг нас нет ни языческих императоров, ни атеистических комиссаров, ни озлобленных иконоборцев. Нас никто не убивает и от веры отречься не требует, как требовали от 40 воинов, известных нам как Севастийские мученики.

Но мы можем присоединиться к ним. Правда, для этого нам придётся отвлечься от самой яркой детали мученичества — от мучений как самоцели. Флагелланты, хлеставшие себя верёвками, и шахиды, обвязанные взрывчаткой, — не мученики, а самоубийцы. Потому что они не служат Богу, а пытаются заставить Его, купить милость своими мучениями.

Но Бог не обязан никого слушать. Его планы немыслимы, Его милость неисчерпаема, Его Любовь покрывает всё. Наши мучения ничего не изменят для Него. Он всё равно пойдёт на Крест, даже ради одной заблудшей овцы. Овце, собственно, не обязательно сильно страдать. Она может вообще ничего не заметить.

Да, мученики и самоубийцы похожи. Как зацикленный на диете человек похож на строго постящегося. Оба мало едят, но один только и думает, что о рационе, а другому просто не до еды. Зерно из притчи, попав в землю, умирает, чтобы дать плод. Но умирает и зерно, которое просто передумало расти.

Самоубийца убивает себя, потому что мир вокруг него недостаточно хорош, и самоубийцу можно оправдывать в этом. Более того, я уверен, что настоящих, искренних самоубийц почти не бывает, что убивающие себя безумны — от горя, от одиночества, от какой-то обиды. Я понимаю обычай не поминать самоубийц в храме, но я также знаю, как иногда тянет перешагнуть черту. Отказавшийся от жизни человек тоже «мученик» по самому простому признаку — он перенёс очень много боли. Господь любит всех, а значит и для тех, кто отказался от всего, у Него есть какой-то план.

А настоящее мученичество противоположно самоубийству. Мученик отказывается от жизни не потому, что мир плох, а потому, что есть кое-что поважнее мира. Ребёнок, который прогулял школу, потому что ему страшно туда идти, достоин жалости и помощи, а ребёнок, который прогулял школу, чтобы не оставлять заболевшую сестру, достоин уважения и похвалы, хотя с точки зрения классного журнала между ними нет никакой разницы.

И если мы хотим быть подобны мученикам, нам стоит отказаться от идеи мучений как самостоятельной ценности. Нет смысла делать себе больно. Больно будет и отказываться от важного придётся — ровно в тот момент, когда появится нечто ещё более важное. Но ценность поступка зависит не от величины жертвы, а от её осмысленности.

Это трудно объяснить, и приходится множить примеры

Сорок мучеников Севастийских были солдатами. Солдаты порою гибнут, но гибнут, выполняя боевые задачи, а не стреляясь в тылу в момент получения погон. Или так: рожая ребёнка, женщина переживает массу неудобств и очень сильную боль, но если она просто будет делать себе больно, она не станет матерью. Мученичество начинается не с боли, а с цели. С честного решения «Я хочу быть с Тобой, куда бы это меня ни завело». Марию Египетскую Бог отвёл в пустыню, а ветхозаветного пастуха Давида — в царский дворец.

Христиане почитают тех, кто пошёл на смерть, но ближним стараются нести жизнь. Мы молимся не о мучениях, а о здравии, нам заповедано кормить голодных и обогревать замерзающих, лечить больных и утешать унывающих. До Пасхи осталось всего ничего – три с половиной недели. Всего 25 дней на то, чтобы успеть сделать что-то важное.