на наш Телеграм
«15 дней молитвы с митрополитом Антонием Сурожским» — книга протоиерея Михаила Евдокимова, в которой автор, размышляя о молитве, опирается на удивительный и многогранный опыт духовной жизни митрополита Антония.
По мнению известного священника, совместное вслушивание, всматривание, вживание в мудрые слова владыки — тоже своеобразная практика молитвы и богомыслия, которая собирает нас вокруг Христа.
Предлагаем вашему вниманию главу из этой книги.
Я думаю, что атеизм как «опытное знание» — недоразумение… когда человек говорит: «Я о Боге ничего не знаю, и поэтому Его не может быть», — это очень примитивный подход. Я могу быть слепым или глухим, ничего не знать о музыке или о видимом мире, но это не доказывает, что его нет (Диалог об атеизме и о последнем суде // Антоний, митрополит Сурожский. Человек перед Богом. М.: Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», 2013, с. 65).
Митрополит Антоний пытается раскрыть те мотивы, которые побуждают людей считать себя атеистами. Главное для него здесь — обладание опытным знанием, то есть знанием, основанным на духовном опыте, а не на чисто концептуальном заявлении, лишенном экзистенциального основания.
Бывает, что исповедание атеизма оказывается единственным способом приглушить, вытеснить голос совести.
Так было с одним священником-эмигрантом, который рассказывал владыке Антонию, как он провел часть своей жизни в безверии. Когда-то вера в глазах этого культурного и образованного человека не имела никакого смысла. Однажды он встретил одного сельского священника, попавшего на чужбину, и тот, выслушав его, сказал: «Не так уж важно, что ты Бога не веришь, главное, что Бог в тебя верит. Пойди-ка домой и подумай, в какой момент и почему ты веру потерял».
В детстве этот милый и славный мальчик ходил в церковь каждое воскресенье, дома ему давали одну копейку, чтобы положить в шапку нищего слепого, после чего он становился посреди церкви и истово молился.
Однажды он увидел в магазине игрушек деревянную лошадь, попросил маму ее купить, но она отказала. В последующие воскресенья он не давал нищему положенные копейки, чтобы потом купить на них лошадь, а одну копейку даже украл из чаши нищего, чтобы получить ее поскорее! После этого он почувствовал, что не может стоять посреди церкви, ему было стыдно, и в итоге он перестал туда ходить. Ему пришлось спрятаться от Бога. Так, одно за другим, в университете его товарищ-атеист убедил его в том, что Бога нет, и тогда он сделал для себя вывод, что раз Бога нет, то не важно и то, что он обокрал слепого:
И с этого началось в нем «безбожие»: учение о том, что Бога нет, он воспринял как единственное спасение против укоров своей совести. Так что когда человек говорит: «Я неверующий» или говорит: «Бога нет!» — не всегда надо подходить с философской точки зрения, иногда можно поставить вопрос: откуда это идет?
В некотором смысле атеизм — это недоразумение в области веры, когда атеист отказывается от исследования всей реальности или отказывается признать, что великие ученые (Ньютон, Павлов, Эйнштейн) были верующими.
Но некоторые аргументы атеизма стоит принять во внимание, как, например, отношение к материи. Русский религиозный мыслитель Семен Франк, живший в конце своей жизни в Лондоне и, возможно, встречавшийся там с митрополитом Антонием, утверждал, как свидетельствует владыка, что единственный подлинный материализм — это христианство, потому что мы верим в материю, то есть мы верим, что она имеет абсолютную окончательную реальность.
Так что нам нужно пересмотреть, углубить богословие материи.
В Своем Воплощении Бог соединился с материей, Он принял форму человеческого тела, а значит, материя способна быть духоносной, способна быть богоносной.
В богословии таинств мы утверждаем высокий и ясный реализм материи в хлебе и вине, ставших Телом Кровью Христа, не говоря уже о воде крещения, масле миропомазания, иконе… И это не магическое превращение материи, но ее возведение в то состояние, к которому призвана вся органическая материя, когда, по слову апостола Павла, Бог будет все во всем (1 Кор 15:28), то есть когда в конечном преображении вся материя будет пронизана божественными энергиями.
К сожалению, редко получается диалог на эту тему между верующими и атеистами. Атеистический философ Фейербах, например, говорил не без основания, что «человек есть то, что он ест». Со своей стороны, верующие тоже считают, что в причащении Святых Таин они становятся тем, что Христос есть.
Владыке Антонию доводилось встречаться с представителями так называемого богословия «смерти Бога», начавшегося когда-то со слов Ницше «Бог умер». Один из них ему сказал: «Я могу поверить в историю Христа до Гефсиманского сада, но не могу пойти дальше; я могу верить, что Христос воскрес, но опытно я не пережил это событие воскресения, оно не дошло до меня, я „христианский безбожник“».
Наш владыка идет еще дальше, чем эти богословы смерти Бога. Для него Христос восхотел умереть нашей смертью, то есть соединиться с нами в смерти как отрыве от Бога, от жизни в Нем. Крик «Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» — это крик совершенного Человека, Который по любви решил приобщиться к трагедии человечества, обреченного на смерть, потому что оно потеряло общение с Тем, Кто есть источник жизни.
Но если это принять, то, думаю, можно сказать, что Христос испытал безбожие (я говорю не об идеологическом безбожии, а о реальности его), обезбоженность, как ни один атеист на свете его не испытал…
Христос не спас бы нас от смерти, если бы не приобщился к этой основной трагедии человечества:
«…тема атеиста, тема безбожника… разрешается во Христе, а не вне Христа» (Диалог об атеизме и о последнем суде // Антоний, митрополит Сурожский. Человек перед Богом. М.: Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», 2013, с. 73).
С атеистами можно начать осмыслять и другие темы.
Не стоит забывать о том, что одна из причин атеизма лежит в отрицании не Бога как такового, но того бога, которого являем собой мы, христиане, с нашими ссорами, разделениями, нехваткой любви.
История христианства изобилует трагическими примерами такого образа Бога, от которого честный человек может лишь отшатнуться.
Мы то принижаем Бога по образу человека, вообще устранив Его трансцендентность, то представляем себе внушающим страх, в неистовстве Своем готовым наказать Свое создание, Свое мятежное создание, рисуем Бога, перед Которым можно только преклоняться, только раболепствовать.
Только Бог любви — это Бог, Которому мы готовы отдать свою жизнь.
