на наш Телеграм
Прославление Приснодевы в традиционном христианстве возникло не вчера и присуще всем Церквам с апостольским священством. Что говорит не только в пользу его древности, но и в пользу органичности его для христианства. Но давайте рассмотрим все от самых оснований.
Вы мне не Мать и не братья?
Древнейшее Евангелие (40–41 гг. н. э.) — Марка — сообщает нам о довольно сложных отношениях Христа с семьей. Когда, услышав об Иисусе худую молву, Мария со старшими братьями (по Иосифу) пришла «взять» (в греческом тексте жестче — «схватить») Его (Мк 3:21), Он ответил на Ее появление довольно резко: «Кто такие (τίς ἐστιν) Мать и братья мои?» (Мк 3:33). И, показав рукой на тех, кто пришли к Нему ради того, чтобы слушать Его, сказал: «вот мать Моя и братья Мои».
Смысл этой реплики понятен. Если «вот» мать и братья, то те, которые стоят за дверью, — никто. Очень грубая форма общения! Эту резкость переводчики и комментаторы сглаживают веками. На это отреагировали в Мишне (базовая часть Талмуда): «Да не будет у нас сына или ученика, который бы прилюдно испортил варево, как Йешу га-Ноцри» (трактат Брахот, 17б). «Портить варево» — это эвфемизм в культуре речи того времени, означающий «оскорблять родителя». Казалось бы, что протестантские деноминации правы!
Прямо противоположный смысл от евангелиста Луки
Но вот появляется Лука! Он пишет свое Евангелие в сер. 60-х гг. Лука не просто смягчает ответ Иисуса, но предает ему прямо противоположный смысл. Во-первых, евангелист Лука (следом за Матфеем) убирает контекст прихода Семьи, сохранившийся только в Мк 3:21 (слух о помешательстве Иисуса).
Во-вторых, Лука убирает оскорбительный риторический вопрос «где Они» или «кто такие для Меня Мать и братья?» В нарративе Луки вопрос отсутствует.
В-третьих, фраза звучит как похвала Матери и братьям: «Моя Мать и эти [οὗτοί] братья Мои слушают слово Божие и исполняют его» (Лк 8:21, пер. автора). Т. е. конструкция нарратива получается такой: Мать и братья пришли послушать Иисуса, а Сам Иисус ставит их в пример Своим слушателям: «Видите, даже Семья Моя жаждет Слова Божьего, исходящего из Моих уст».
Остается открытым вопрос: кому принадлежит идея редактирования? Сам ли Лука, из пиетета пред Марией, решил сгладить острый угол? Или он лишь записал рассказ об этом событии так, как рассказывала Мария? А если последнее, то не означает ли это, что Сама Она эту сцену изначально видела и понимала иначе, чем окружающие, т. е. чувствуя в Себе всегда благоговение пред Своим Сыном?
Все эти вопросы остаются открытыми. Лука много раз подчеркивал благочестивый характер Матери как хранительницы всего, сказанного об Иисусе (Лк 2:19, 33, 51). Приписал ли это Лука Марии или все-таки другие евангелисты, мало знакомые с Матерью Иисуса и не знавшие семейных преданий (в том числе и о происхождении Иисуса), просто не интересовались глубиной жизни этой Женщины? Быть может, культурный и интеллигентный эллинист Лука преодолел барьер свойственного семитам пренебрежения к беседам с женщиной и из уст Марии услышал много всего интересного, что позволило ему выстроить нарратив в новом ракурсе?
Словесный портрет Богоматери
В любом случае традиция почитания Матери начинается с евангелиста Луки. Да, конечно, это не «развитый культ» V–VI в., но и сама Церковь, и ее литература были только в младенческой стадии развития! И, наверное, не случайно в памяти Церкви Лука остался как «иконописец Богородицы». Нет, разумеется, он не писал никаких икон (а если собрать все приписываемые ему иконы, можно открыть новую Третьяковскую галерею). Но он рисовал словесный портрет Матери!
Разумеется, любое здоровое начинание может быть деформировано нездоровыми мутациями. И в церковной традиции присутствуют как здоровые формы развития традиции, так и патологические. Но именно всматриваясь в Лик Матери (как он запечатлен на страницах Евангелия Луки), мы можем по-новому смотреть на тайну Богочеловеческой личности. И осмысливать во Христе какие-то нюансы, возникающие из общения с Той, Кто дала Ему Свою плоть и кровь и Свою материнскую ласку.
