Все ли мы знаем о древнерусских святых? Почему-то монахи иногда были яркими общественными деятелями, князья чуть ли не массово канонизировались, страстотерпцы Борис и Глеб стали наиболее почитаемыми, а в лике мучеников, напротив, не был прославлен почти никто. О загадках и ребусах древнерусской святости рассказывает церковный историк протоиерей Константин Костромин — кандидат богословия, кандидат исторических наук, проректор по научно-богословской работе Санкт-Петербургской духовной академии. Смотрите ролик или читайте расшифровку:
Мы продолжаем наш цикл, посвященный древнерусской святости, и сегодняшний наш разговор будет посвящен преподобным, тем святым, которые ассоциируются с монашеством и которые, прежде всего, подвизаются в подвиге аскезы.
Представление о монахе расхожее и наиболее нам привычное — это речь о человеке, который занимается самоотречением, который практикует усиленный пост и длинную молитву, который в идеале должен находиться в отрыве от человеческого социума и который чаще всего даже оказывается в пустыне ради этого самого отказа от общения с людьми.
Идеальные монахи — это основатель монашества преподобный Антоний Великий, преподобный Пахомий Великий. То есть те люди, которые ушли в египетскую пустыню и не имели связи ни друг с другом, ни с кем-либо из мира и конец которых неизвестен. Более привычный, хотя и менее похожий на подобного рода тип монашества — монах, живущий в общежительном монастыре. Это человек, который находится не в отрыве от социума в принципе, а который находится в своем маленьком микросоциуме, отделенным от большого. Тот человек, который всю свою деятельность полагает именно на то, чтобы спасаться вкупе путем смирения друг перед другом, коллективной молитвы, ну и общей аскезы общего отказа от излишеств и благ земных.
Если мы будем обращать внимание на описание монахов в Древней Руси, то мы обнаружим, что оно не очень сходно с нашими этими идеальными представлениями. Прежде всего обращает на себя внимание описание святых, потенциальных святых, конечно, в Киево-Печерском патерике. Монахи, образы которых проходят через этот патерик, это образы людей, которые, например, не чураются сообщения с князьями, которые иногда общаются с ними в неформальной обстановке. Не только в Киево-Печерском патерике, но и в некоторых других житийных произведениях или в летописных, иных произведениях древнерусской книжности можно встретить образы монахов, которые парятся вместе с князьями в бане, участвуют с ними в пирах. Конечно же, подобного рода поведение не только не ассоциируется у нас монашеским, а в какой-то степени противоположно ему. Единственный сближающий их образ — это образ Христа, Который ест и пьет с фарисеями, в отличие от Иоанна Предтечи, который, наоборот, как раз чуждается людей.
Это известный евангельский образ, но он, конечно, не оправдывает поведение монахов Древней Руси, которые, кстати сказать, святости при таком отношении к князьям не получили. В большинстве своем не получили. Однако в центре внимания оказываются не они. В центре внимания оказываются те преподобные, которые оказываются прославленными в лике святых, почитаемыми святыми, и образ поведения некоторых из них оказывается далек от подобного рода подвижничества.
Если почитать современную научную литературу, то можно обнаружить, что несколько необычным предстает в этой связи образ преподобного Сергия Радонежского, который, казалось бы, живя в монастыре, им своими собственными руками созданным, довольно далеко от Москвы, тем не менее участвует в делах великого князя, крестит детей князя Ивана Калиты, ездит в Нижний Новгород для улаживания междукняжеской усобицы и вообще оказывается недалек от бурного житейского моря. Этот диссонанс был очень ярко показан Георгием Петровичем Федотовым в книге «Святые Древней Руси», в которой он ярко продемонстрировал эту странность на примере жития преподобного Сергия, когда в качестве идеала в нем поставляются как раз эти самые святые палестинской пустыни, которые, уйдя в нее, больше не вернулись в социум и порвали с ним, и в качестве реализующего этот пример — преподобный Сергий, который столь активно участвует в жизни мира. Еще более активными оказываются преподобные следующего поколения, такие как преподобный Пафнутий Боровский или Мартиниан Белоезерский, и в еще более активной фазе — преподобные следующего поколения, то есть через поколение после преподобного Сергия, среди которых, конечно, выделяется фигура преподобного Иосифа Волоцкого. Казалось бы, уж этот человек оказывается абсолютно в круговороте событий, в центре их, даже дирижирующим, управляющим ими. Как же так? А где же аскеза, где же уход из мира? Ну хотя бы в монастырь. И затворение в своем маленьком монастырском мирке, чтобы не общаться со страстями, которые привносит большой мир.
Мы должны, конечно же, иметь в виду, что святость, та, с которой мы имеем дело в церковном календаре, в богослужебных книгах, на иконах и в каком-то более широком представлении, это не одно и то же с подвигом спасения. Подвиг спасения совершает каждый христианин. И в силу своих возможностей он от чего-то отказывается и переступает через себя. Где-то совершает, может быть, какой-то маленький подвиг ради ближнего или ради Бога и надеется на снисхождение во всем остальном. В принципе, так же ведет себя и любой монах.
Но в том-то и смысл святости, чтобы быть как свеча, стоящая на подсвечнике, чтобы светить всем. Святость не касается безымянных героев. Святость всегда очень четко персоналистична. Святость всегда должна быть яркой. Святость всегда должна быть видной людям. И поэтому, конечно же, святость индивидуального подвижничества в пустыне, в пещере или в лесу оказывается недоступной для этого всеобщего взора. Ее можно описать только шаблонными фразами, но она не будет интересна читателю. Она мало кого научит каким-либо христианским добродетелям. В этом смысле эту роль идеально выполняет Священное Писание.
Святой — это тот человек, который на виду. И поэтому для преподобного, наоборот, очень важной характеристикой является его общение с социумом. Его общение с людьми. И то, как он будет это делать, и как он в трудных ситуациях будет отстаивать правду Христову, это и важно показать агиографу, человеку, который пишет икону с клеймами или как-то иным образом описывает жизнь преподобного. Жизнь преподобного по определению не оторвана от людей. Это во-первых. Во-вторых, преподобный — это, конечно же, тот человек, который в любом случае вознесен над людьми. Он вознесен над людьми своим образом жизни. Но очень часто это обусловлено в Древней Руси его социальным положением. Если преподобный пришел из низов, то он таковым становится только тогда, когда создал успешный монастырь. Если преподобный пришел из верхов как, скажем, какой-нибудь князь-инок Вассиан Патрикеев, так и не ставший святым, или князь-инок Никола Святоша, преподобный из Киево-Печерского монастыря, которые стали заметными в силу своего статуса. Мы и сейчас обращаем внимание на известных медийных персон, если вдруг они оказываются глубоко верующими людьми или вдруг в корне меняют свою жизнь ради Христа. То же самое касается и Древней Руси, такого рода правила человеческого общения неизменны.
И поэтому преподобный тем более оказывается элитой, поскольку он очень часто элита, сделавшая сама себя, как говорят сегодня, в отличие от князя, благоверного князя, который элитой является по определению в силу своего происхождения. И поэтому святой Древней Руси — преподобный — это прежде всего тот, который виден всем. И в этом смысле он противоположен одному из принципов древнерусской литературы, в который автор древнерусского произведения прячется за своей безымянностью, прячется за текстом, который может написать любой, по крайней мере любой книжник, и прячется за тем героем, которого он описывает, так, чтобы не становиться посредником между этим героем и читателем.
Преподобный — это тот самый монах, который, мысли которого прежде всего устремлены в горнее, он является посредником между простыми людьми, крестьянами, боярами, купцами, которые приходят в монастырь, и своими силами спастись не могут, и Господом, Которому он служит. И поэтому его подвиг по определению не безымянен, а наоборот, имеет имя. По этой причине это имя имеет какие-то черты, эти черты должны быть понятны, интересны, авторитетны и завораживающи для людей, которые хотят хотя бы в какой-то степени повторять его жизнь, повторять его путь к Богу или внимать его словам, для них они являются, конечно же, авторитетными. По этой причине преподобные Древней Руси, даже аскеты, которые ушли в леса, такие как преподобный Нил Сорский, время от времени показываются людям. И только тогда, когда они показываются людям, оказываются видны всем и становятся героями житийных произведений и икон. И поэтому преподобный, каким бы аскетом, монахом, подвижником и уединенным отшельником он ни был, становится преподобным только тогда, когда эта его святость выходит на белый свет.
Данный цикл роликов является совместным проектом с Санкт-Петербургской духовной академией.