на наш Телеграм
В рамках беседы о книге «Был футболистом, стал семинаристом. Непридуманные истории будущих священников» зашел разговор о разочарованиях. Аспирант Санкт-Петербургской духовной академии и один из героев книги иеромонах Хризостом (Янкин) честно отвечает на вопросы Анны Ершовой о сомнениях в вере и выборе пути.
А стоит ли уходить из науки?
— У каждого молодого человека есть период сомнений — куда пойти учиться, какая область знаний влечет. Обычно через это проходят вчерашние школьники, но нередко и на первом-втором курсе студенты начинают хвататься за голову: куда я попал! А если человек решил стать священником, он тоже может начать сомневаться? Было ли у вас что-то подобное?
— И у меня, конечно, были свои сомнения. В книге я рассказываю свою историю — как после школы сначала поступил на химический факультет, потому что так благословил духовник: получить сначала светское образование. После химфака я собирался поступать в семинарию. Но химия как наука меня очень увлекла. Я попал в своеобразный Гольфстрим: у меня был выдающийся научный руководитель, сильная группа с интересными творческими ребятами.
Но ближе курсу к третьему-четвертому начались обратные сомнения — а стоит ли мне уходить из науки? Когда ты понимаешь, что здесь есть перспективы, у тебя все получается, ты, в принципе, прекрасно совмещаешь научную жизнь с Церковью — по выходным ходишь в храм и живешь, насколько можешь, как христианин. Химический факультет сулил перспективы, стажировки, грантовую деятельность, к третьему курсу я получал стипендию правительства области, это было хорошим подспорьем.
И вот эта хорошая жизнь зародила сомнение: а стоит ли все бросать, ехать в неизвестность и все менять? Я прекрасно понимал, что семинария — это общежитие, это много людей в одном месте, это понижение комфорта, казарменная жизнь, жесткая система контроля, дисциплина и так далее…
Не-пустая трата времени
— Но все-таки вы поехали поступать…
— Как только эти сомнения стали прорастать, случился конфликт с моим научным руководителем — он коротко, но достаточно емко описан в книге. И хоть мы потом восстановили отношения, я почувствовал некое охлаждение к научной жизни в целом. Я увлекающийся человек, и поначалу я влюбился во все это — в студенческую научную жизнь, в химию, в руководителя. Но со временем стал снова сомневаться — а нужно ли, действительно, идти в магистратуру химического факультета и вообще дальше развиваться в этой области? Я начал думать и разговаривать с духовником, и мы все-таки пришли к выводу, что надо поступать в семинарию.
Вот так дважды я доверился духовнику: первый раз — когда мне благословили сначала пойти получить светское образование, второй раз — когда я согласился с тем, что надо заканчивать с этим светским образованием. И вот так доверившись два раза, я ни разу не пожалел о том, что прошел именно такой путь.
— А вы бы посоветовали в семинарию идти сразу после школы или все-таки после светского образования?
— Когда мне задают такой вопрос, я не даю конкретного ответа, потому что надо знать хорошо человека, у каждого свой путь. Но я всегда рассказываю вкратце свою историю и говорю о том, что ни разу о ней не пожалел. Я не считаю пустой тратой времени четыре года бакалавриата на химфаке. Пустая трата времени может быть и в семинарии и где угодно, здесь вопрос скорее в том, как сам человек это время проводит. Если старается что-то освоить, чему-то научиться, чего-то достичь в той области, где находится в данный момент, это никогда не станет пустой тратой времени. Любой опыт так или иначе пригодится в жизни вообще. А в церковной жизни и подавно — для диалога, для понимания других людей, для расширения кругозора.
Молитва по принуждению
— Давайте поговорим о разочарованиях в духовной академии. Часто слышишь слова о том, что поступил в академию — потерял веру, и ключевая претензия тут, что все в обязаловку. Молитва не тогда, когда ты захочешь прикоснуться к общению с Богом, а когда надо, и так далее.
— У меня до академии и до химфака был достаточно серьезный опыт приходской жизни: не просто прийти, когда хочется, и постоять на службе. А когда ты серьезно вовлечен в приходскую жизнь, и на тебе лежит большой пласт ответственности. Какое-то время я был звонарем, там нужно по расписанию перед службой звонить — или летом я мог отпускать старших пономарей в отпуск и сам неделю-другую пономарить и содержать алтарь и храмовое пространство в порядке и чистоте. Для меня, в принципе, давно стало реальностью, что состояние «прийти помолиться, когда хочешь» иллюзорно, потому что это «когда хочешь» может и не наступить. Ведь мы настолько вовлечены в какие-то свои проблемы, нас постоянно одолевает суета, всегда есть какие-то обстоятельства: кто-то приехал, гости, интересные передачи, на концерт сходить, в футбол поиграть. И всегда это случается в тот момент, когда тебе надо идти на службу.
У меня, может быть, отчасти такое отношение задалось воспитанием, потому что родители мне часто говорили: мы же ходим на работу, все делают по расписанию какие-то вещи, все так или иначе включены в какой-то режимный момент, и это нормально, потому что мы априори ленивые. Если сказать на химическом языке: любая система стремится к состоянию с наименьшей энтропией. Или если это в энергетический эквивалент перевести, все мы стремимся к тому, чтобы тратить как можно меньше энергии, это наша природная, защитная реакция, чтобы не перетрудиться, своеобразное проявление инстинкта самосохранения. То есть мы никогда не хотим никуда ходить, и всегда есть соблазн прийти чуть попозже, не к часам, не к началу Литургии, уже почти к причастию и так далее. Это всегда есть, и это нормально.
У нас как-то на первых курсах семинарии разгорелся спор об этой молитве по принуждению. И вот наступили каникулы, и мы с ребятами честно спросили друг друга: вот не было принуждения, все свободны, каждый может делать то, что хочет, — и сколько раз ты, верующий человек, встал, прочитал полностью положенное утреннее, вечернее правила и сколько ты богослужений посетил? В результате все ужаснулись — ведь мы считали, что, когда у нас будет свободное время, мы сами добровольно все это будем делать, и даже больше. Так что зачастую это иллюзия, которую сам себе человек строит.
Поиск личного подвига
— В общем, дисциплина даже в таких тонких вещах — это в каком-то роде благо?
— Я считаю, что дисциплина в семинарии — это самая замечательная вещь, именно потому, что ты в определенном режиме ходишь на богослужения и молишься. Вопрос, как к этому относиться. Действительно, далеко не все богослужения и не вся молитва, которая случается по расписанию, особым образом касается сердца. Иногда приходится машинально отстаивать. Но вопрос в том, что это проблема не внешней дисциплины и не того формального принуждения, которое, как и в любой системе, имеет место. Отношение к богослужению, к словам, которые во время него читаются, к молитве, — это вопрос внутренней жизни человека. Человека, который, испытывая на себе некоторое давление, позволяет перерасти этому в неприязнь и озлобленность.
Например, не просто тому дежурному помощнику, который засчитал тебе 15 секунд опоздания на богослужение, написать объяснительную и закончить с этим. А впустить в себя озлобленность и разочарование от того, что тебя не поняли. И эта обида почему-то начинает распространяться на Того, Кто в этом не виноват.
Да, соглашусь, в академии службы продолжительные, они идут дольше, чем на большинстве приходов. Тем не менее это всегда вопрос того, как к этому человек относится. И, продолжая ту дискуссию, которая у нас возникла на первом курсе, я знаю опыт семинаристов, которые из хождения в храм по расписанию сделали обратный вывод, и он мне очень понравился. И это про то, что позволяет, с одной стороны, избавиться от зацикленности на некотором принуждении, а, с другой стороны, позволяет нормализовать опыт своей внутренней молитвенной жизни.
— И что же это за опыт?
— Я знаю ребят, которые приходили раньше службы в храм и до общих молитв еще молились своими словами или что-то свое читали. Или оставались после службы. То есть логика такая: то, что я делаю по обязаловке, не несет моего личного подвига. А когда отсутствует мой личный подвиг, это негативным образом сказывается, в том числе, на личной внутренней жизни. И поэтому ребята пытались кто 5 минут добавить, кто 10 минут. Кто-то ходил не только на обязательное богослужение, а каждый день в шесть часов утра вставал на литургию, хотя не обязан был туда идти. Так они пытались пережить этот опыт непринужденной, личной молитвы.
Но в любом случае парадокс в том, что ты всегда должен принуждать себя к этому сам, даже если ты не хочешь испытывать какого-то системного принуждения. Опыт показывает, что, значит, ты будешь делать это под собственным прессом, потому что ты считаешь, что для тебя это нужно, тебе так лучше, и после этого ты ощущаешь какие-то плоды.
Хочется взять что-нибудь с тумбочки и запулить в него
— Когда ты видишь всю церковную «кухню» и нет уже такого мистического ореола, как раньше, когда ты просто был прихожанином, тоже нередко возникает разочарование. Разочарование в людях.
— Да, в приходской жизни ты общаешься с очень избранными людьми, там своя домашняя атмосфера. А когда ты вырываешься из этой домашней атмосферы и попадаешь в среду, где видишь, как живут другие студенты, как живут некоторые преподаватели, ты видишь многое без прикрас, для тебя это может стать первым негативным опытом восприятия Церкви. Ты начинаешь понимать, что все они обычные люди, у всех есть свои слабости, свои недостатки. Почему-то многие действительно начинают в этот момент разочаровываться. Вкупе с тем, что они начинают узнавать веру с точки зрения раскрытия догматических формулировок, с точки зрения знакомства с какими-то историческими фактами грубейшего нарушения этих самых догматов. Ведь если знать историю, как возникали и секты, и ереси, как с этим боролись, кого сжигали на кострах…
Плюс, когда юноша начинает больше знать, он начинает надмеваться — ведь он уже «ученый». А когда происходит надмевание, некоторым образом угасает жизнь, внутренне, личное. И вот все это вместе сходится, и создается впечатление, что человек теряет веру, и это нормально, через это проходят очень многие. По опыту общения с такими людьми понимаешь, что тут нужно быть бароном Мюнхгаузеном, который должен сам себя за шкирку вытащить из этого состояния — путем внутренней работы над собой.
Самое главное, что тут нужно, — разделить человеческий грех и образ Божий в человеке. В каждом из нас есть слабая сторона, которая представляет нашу падшую после грехопадения природу, и сторона возвышенная, которая является неизгладимым отпечатком Божьим, этого дуновения Духа, который когда-то в «глиняную куклу» вдохнул Господь. Тогда все остальное встает на свое место, и ты начинаешь любить людей вокруг себя.
Да, это сложно, да, это неприятно — например, когда по утрам у человека на соседней койке каждый день 15 раз звонит будильник в 6 утра, а он не может встать. А ты вообще-то не собирался в это время вставать. И хочется взять что-нибудь с тумбочки и запулить в него. Но ты понимаешь, что человеку это важно, что он за вот эту шкирку пытается себя поднять и вытащить на Литургию. И конечно, ничего в него не пуляешь (смеется).
Ты муха или пчела?
— Мне кажется, это правильно – пройти опыт разочарований, чтобы окрепнуть, что ли.
— Опираясь на свой опыт, скажу — хорошо, что момент разочарования есть. Вот это сомнение, которое каким-то образом возникает, ставит в неудобное положение, выводит из зоны комфорта, заставляет искать. И дальше надо просто понять: ты муха или пчела? То есть каждый, вылетев на одну и ту же лужайку, ищет совершенно разное.
Путь к анти-разочарованию, точнее, к преодолению разочарования, тоже во многом лежит именно через людей, которые рядом. Учась любить их, разговаривая с ними, обмениваясь опытом, вместе читая какие-то книги, вместе читая Писание, вместе смотря какие-то подкасты, беседы разного рода в интернете и так далее — это все дает путь для преодоления сомнений. Может быть, разочарование оставит какой-то рубец на сердце, но он может стать и обелиском победы, когда ты из сомнения выходишь сильнее и крепче.
Это очень важно пройти вовремя, потому что священник, конечно, тоже будет сомневаться в тех или иных моментах, сомнения – это одна из сторон человеческой природы. Но вот этот первый кризис нужно преодолеть, выйдя из него с как можно большим крушением розовых очков, с большим количеством осколков — чтобы, во-первых, не пребывать в иллюзии, а во-вторых, понять, что на самом деле очень многое определяешь ты сам. Всё та же максима, которую определил для христианина преподобный Серафим Саровский — стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи.
— Если вернуться к книжке, о которой начали разговор, — на ваш взгляд, почему людям так интересны истории прихода к вере? Это всегда пользуется спросом.
— Когда ты читаешь чужой опыт, он позволяет тебе странным образом параллельно увидеть огромное количество промыслительных действий Бога в твоей собственной жизни. Вспомнить свой приход к вере, порадоваться тому, что это случилось, пережить еще раз какие-то моменты, еще раз прикоснуться к тому, что с тобой произошло. Будучи призванным, увидеть, что нас таких много, — людей, которых особым образом Господь вел. Через сомнения, через препятствия, через проблемы. Для меня эта книжка, эти истории — большая радость полюбоваться красотой божественного промысла.
Подготовлено по беседе «Был футболистом, стал семинаристом. Непридуманные истории будущих священников»
