на наш Телеграм
В предыдущей статье я рассуждал о том, почему дистеизм представляет собой серьезный вызов для современного христианства. И осторожно заметил, что человек в действительности никогда не ищет равнодушного или враждебного Бога — напротив, ему нужен любящий и благосклонный.
Сегодня я хотел бы показать, что христианское богословие не сводится к извлечению знаний о Боге исключительно из священных текстов. Более того, я утверждаю: священные тексты вторичны по отношению к той цели, ради которой мы их читаем.
Дистеизм — непростая проблема
Проблема дистеизма состоит в том, что в богодухновенных книгах всеблагой Создатель порою предстает в образе сурового царя, который убивает живых существ или отправляет их на вечное наказание, не считаясь с их представлениями о справедливости и любви.
Попытки прочесть такие истории аллегорически сами по себе ничего не меняют, ведь Церковь не выработала метода, как именно она определяет, что относится к аллегории, а что — нет. Путь, который предложили некоторые читатели, в стиле «мы не знаем и не обязаны знать», не может удовлетворить мыслящего человека, как и призывы вообще выкинуть Библию в окно.
Но я все еще убежден, что у нас есть приемлемая альтернатива.
Бог в мире: что такое естественное откровение?
В богословской науке откровение, то есть самораскрытие Бога и Его замысла, принято разделять на сверхъестественное и естественное. Первое знакомо каждому христианину: оно — результат воздействия особой благодати Духа на авторов священных текстов и догматических формул, благодаря чему они в понятных человеку словах передают информацию от Бога.
Традиционно считается, что суть христианства составляет именно сверхъестественное откровение. Почему? Хотя бы потому, что без текстов не может быть христианства как отдельной религии. Мы ничего не знаем о христианском Боге без иудейского и специфически христианского пласта нашей традиции. Все это хранит Церковь, будучи «столпом и утверждением истины» (1 Тим 3:15). И это та самая «вера, однажды переданная святым» (Иуд 1:3).
Но кое-что о замысле Творца, о Его отношении к живым существам мы можем узнать, исходя из естественного откровения. Его предмет — это закономерности нашей природы и всего мира. Об этом пишет апостол Павел: «невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим 1:20). В акте рассматривания — или, по-другому, осмысленного наблюдения — можно установить некоторые важные черты Божественного плана, без которых мы обречены впасть в дистеизм.
Раньше естественное откровение было связано преимущественно с физической частью мира, его устройством. Из-за этого слишком много внимания уделялось стихиям и законам неживого вещества и слишком мало — тому, как они соотнесены с одушевленной жизнью. Сегодня, после развития психологии и нейронаук, мы понимаем, что физический мир не дан живым существам в объективном виде. Он тесно связан с субъективной реальностью души.
Именно душа — или мозг в материализме — декорирует мир, придавая ему чувственные качества и значения, принимая или отрицая в нем идеи. То, как воспринимается мир в одной душе, может быть совершенно непонятно другой. Поэтому Божественный замысел раскрывается не столько в фактах, полученных при помощи физических или биологических экспериментов, сколько в соотнесении этих фактов с желаниями и чувствами живых существ.
Любовь к себе — естественное откровение Божьей любви?
В библейском тексте Бог дает заповедь «любить ближнего, как самого себя» (Мк 12:31, Иак 2:8, Лев 19:18). Здесь христианство разделяет с другими религиями «золотое правило нравственности»: поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой (ср. Мф 7:12, Гал 5:14). Однако исполнение этой заповеди, по всей видимости, требует некой любви к себе — не указанной напрямую в сверхъестественном откровении, но подразумеваемой им.
Что же это за таинственная любовь к себе? Точно — не принятие своих пороков, ведь когда давались эти повеления, еще ничего не знали про позитивную психотерапию и работу над собой. Наверняка — не про культурно обусловленные желания, ведь идеология вполне может довести человека до того, чтобы он желал себе и другим смерти. Вспомним язычников, воспевавших культ жертвоприношений: как они мечтали отдать и себя, и других в жертву.
Самый правдоподобный ответ — речь идет о том, что по умолчанию характерно для всех народов и культур, то есть о природной любви к себе. Мы любим себя, когда стремимся выжить, сохранить свою целостность и избежать страданий. Но как эта разновидность любви свидетельствует о том, что Бог нас любит? Как вообще такие субъективные вещи могут что-то говорить о Боге?
Познание начинается с цели. От цели, ради которой мыслишь, зависит многое, к чему придешь, потому что факты сами по себе, в отрыве от того, как и зачем мы их познаем, это абстракции. И вот любовь к себе, забота о том, чтобы «жил ты и потомство твое» (Втор 30:19), — разве это не цель мышления?
Согласно данным нейронаук, важнейшее для познания свойство — любопытство — и у людей, и у животных сопровождается активацией системы вознаграждения в мозге, как при еде и сексе. То же происходит с озарением и с другими когнитивными процессами, помогающими успешно достигать знания. О чем это говорит? О том, что умственный поиск тяготеет не только к знанию и логике, но и к выживанию и блаженству. К истине ради блага и красоты.
А кроме того, жизнь по своей природе сопротивляется смерти, и недаром нежелание жить — признак психических заболеваний. Любовь к себе — это, по сути, любовь к своим витальным потребностям, в которых и раскрывается наше стремление навечно утвердить себя в мире. Это наш инстинкт, выжить и доминировать над миром смерти, и кто еще мог вложить его в нас, если не Бог? Без нас никакой религии нет, и ни в каком физическом веществе мы ничего вечного не найдем, — вечное дано в желании его достичь, а желание это внутри нас, и на поверку оно — все та же жажда жить, свойственная всему живому.
Ошибка старого богословия была в том, что оно искало Бога вне души, представляя мир стихий и идей более значимым, чем мир наших желаний и чувств. Это до сих пор заметно в философии и науке, где человек как бы стесняется поставить свои желания выше разума, подчинить разум себе, — он не в силах отвергнуть диктатуру идеи, и в этом очень похож на религиозных фанатиков, большая часть которых отнюдь не глупые, а даже напротив, сведущие в логике люди, понимающие, что если сказано А, не может быть подумано Б.
А как же призыв Христа к отвержению себя?
Если мышление руководится не столько объективной истиной, сколько субъективной потребностью выжить и избавиться от страданий, сообразуясь со всеми живыми существами, то и любовь Бога еще до и помимо всякого обращения к тексту уже сообразована с этой фундаментальной потребностью. Так естественное откровение предопределяет суть сверхъестественного.
Есть ли, впрочем, опасность превратить Его в карманного Бога, удовлетворяющего вообще любые наши потребности? Нет, если только речь идет о недырявых карманах и витальных потребностях. У Бога есть все причины быть у нас в кармане, как Он уже побывал у нас на планете, если это направлено на исцеление гибнущих, на борьбу за целостность и здоровье жизни.
Когда говорят о том, что Христос призывал отвергнуть себя (Мф 16:24), обыкновенно забывают, что Тот же самый Христос исцелял людей. Обратите внимание на эгоистичность тех евангельских бедняг, которые просили за себя или за своих близких и получали в итоге просимое, вместо того чтобы «славить Бога за скорбь» или «смиряться под крепкую руку Божью». Самоотверженность имеет смысл, когда ты знаешь, что это ради помощи другому. Зачем же отвергать себя не ради другого «я», а ради каких-то абстрактных идей и ценностей?
Ученые как-то проводили эксперимент над мышами: одна мышка сидела в клетке, а другая была на свободе, при этом у клетки лежал сыр. Так вот, свободная мышка сначала помогла сородичу выбраться, а уже потом принялась за сыр, — еще и разделила лакомство с ним. Она отвергла себя? В каком-то смысле да, ведь могла бы забрать весь сыр и не тратить драгоценные силы. Но в каком-то смысле и нет, ведь по-прежнему любила сыр и забрала бы его целиком, не будь товарища. В погоне за бескорыстием мы зачастую забываем, что любой альтруизм диалектически сочетается с эгоизмом. В норме они — одно.
Как читать Библию, чтобы не стать атеистом
Наш материальный мир сотворен всеблагим Богом, но в нем есть изъяны, произошедшие из-за падения разумных живых существ, вероятно, таких как ангелы (ведь люди появляются в уже тленном мире, если, конечно, верить научным данным). Энтропия и телесная слабость делают эту вселенную изуродованной, поэтому не вполне отражающей изначальный замысел Бога. Господь же, очевидно, не может ее исправить без нашего содействия Ему.
Однако если мы вправе извлекать естественное откровение из падшего миропорядка; если в его соотнесении с нами и через наши инстинкты дается Бог живой, ненавидящий смерть и побуждающий нас освободить этот мир от ее власти, то даже такая вселенная остается богодухновенной, — несмотря на недостатки в ее устройстве. Поэтому, глядя на вселенную через призму любви к себе и другим живым существам, я могу разделить в ней то, что от творящего Логоса, и то, что от временно противоборствующих Ему сил.
Тем более это применимо к тексту, ведь священная литература — как священный мир. Она тоже содержит это противоборство жизни и смерти. Чтобы отделить Бога-Автора от земных авторов, нужно посмотреть на текст с пристрастием к жизни. Не горизонтально, располагая все литературные факты на одном уровне по авторитетности и богодухновенности, а вертикально, выбирая сначала те, которые соответствуют любви к себе и другим.
Таким образом, не придется наивно отрицать, что в священных книгах есть недостатки. Однако эти недостатки перестанут вызывать у нас недоверие по отношению к Богу. Бессмысленные казни, геноциды, потопы и прочая жестокость не исчезнут из текста — как из мира не исчезнет в ближайшем будущем естественный отбор, но мы больше не будем придавать им значения.
В целом, мне кажется, толкование любых фактов нужно начинать не с того, что дано в книгах или в логике, а с того, с какой целью — выжить или умереть? радоваться или страдать? — мы все это познаем. Это, я думаю, лучший способ опровергнуть атеизм, дистеизм и пессимизм — спекуляции, исключительно бесполезные для нашего всеобщего выживания и вечного счастья. Если мы хотим жить, то должны оценивать как зло все, что нас убивает, без сожаления!
