Подпишитесь
на наш Телеграм

 

   ×

Основная тема Библии — история народа Божия и приход Христа как ее завершение, однако начинается библейское повествование историей человечества от грехопадения до Авраама. Первые одиннадцать глав Книги Бытия библеисты называют иногда Прологом: тут описано (в первых трех главах) и то, с чего все началось, и (в главах 4–11) история падшего человечества до призвания Авраама, т. е. до начала истории народа Божия. Главы, описывающие историю от падения до Авраама, и образуют вторую часть Пролога.

Состоят эти главы из трех притч: притчи о Каине и Авеле, притчи о Ное (которую называют иногда рассказом о потопе) и притчи о Вавилонской башне. Между собой эти притчи соединены генеалогиями, или родословиями, благодаря которым возникает картина единого, цельного исторического процесса.

Надо заметить, что притчевый характер рассказов Пролога вовсе не предполагает историчности или неисторичности упомянутых в них событий. Создавая притчу, ее автор может опираться как на историю, так и на легенду, предание, миф. Суть притчи от этого не меняется, ведь и история, и легенда, и простая житейская, бытовая ситуация в притче являются лишь отправной точкой для выстраивания смысла.

Притчевый характер носят во второй части Пролога и генеалогии. Они не придуманы автором текста, а включены туда в том виде, в каком дошли до него из народных преданий (а древние, надо заметить, вообще придавали родословиям немалое значение, и не только тогда, когда речь шла о царях).

Иногда генеалогии эти кажутся фантастическими из-за невероятной продолжительности жизни упомянутых в них лиц. Но, возможно, в некоторых случаях эти имена были не личными, а родовыми, представляя собой нечто наподобие наших фамилий, причем одно и то же имя могло использоваться в обоих значениях. Обычная форма библейского родословия: «такой-то прожил столько-то и родил такого-то, и после рождения такого-то прожил столько-то и родил сыновей и дочерей», вполне вероятно, предполагает личное имя в первом случае и родовое во втором. Неудивительно, что в первом случае цифры обычно не превышают нормального срока человеческой жизни, а во втором скорее предполагают историю рода.

Исторически такое описание вполне адекватно при всем символизме библейских генеалогий: действительно, земля изначально населялась большими родами, кланами, племенами. Города, народы, государства появились позже.

В основе притчи о Каине и Авеле лежит достаточно обычная в падшем мире ситуация: зависть, доводящая до братоубийства. Нечто подобное могло случиться где угодно и когда угодно, и неоднократно происходило в истории.

Образы Каина и Авеля можно считать собирательными, а саму ситуацию типичной, хотя тот факт, что именно с нее библейский автор начинает историю падшего человечества, заставляет задуматься.

Дело тут в не совсем обычном предмете зависти. Каин завидует не богатству или общественному положению брата, не его талантам или успеху, а тому, что его жертва угодна Богу. То есть завидует его отношениям с Богом. Если вспомнить, сколько споров в истории человечества по религиозным вопросам, придется признать, что речь идет об одной из самых животрепещущих проблем. На первый взгляд все понятно: жертву Авеля Бог принимает, жертву Каина — нет, Каин сердится и обижается на Бога, в гневе отворачиваясь от неба (Быт 4:5; в оригинале «рассердился», а не «огорчился», как в Синодальном переводе). Однако при более внимательном прочтении встает как минимум два вопроса.

Как именно Каин понял, что его жертва Богу не угодна и что Бог ее отвергает? Мы узнаем об этом из текста причти, но откуда это стало известно самому Каину? С точки зрения исторической науки ответ достаточно прост: в древности было немало способов узнать, принята ли жертва Богом или богами, и библейскому автору это было известно. Для нас же важен тот факт, что Каину эти способы тоже были известны и что он ими пользуется. В отличие от Авеля, который, по-видимому, приносит свою жертву и успокаивается.

Другой важный вопрос: почему жертва Каина неугодна Богу? Каин — земледелец и оседлый житель, Авель — пастух и, вероятно, кочевник. Может, Богу угодны лишь кочевники-пастухи, а оседлый образ жизни и связанные с ним занятия для Него неприемлемы? В истории древнего Израиля известны религиозные движения, участники которых именно так и думали, но Библия в целом никогда не смотрела на ситуацию их глазами. С другой стороны, у Каина своя генеалогия, и именно его потомки оказываются создателями того, из чего складывается человеческая цивилизация: это они изобретают необходимые для нее технологии, желанные увеселения, саму городскую жизнь, без которой цивилизации нет (Быт 4:17, 21, 22). Как видно, библейский автор все же видит проблему если не в оседлой жизни как таковой, то в том духе, который пронизывает созданную людьми цивилизацию.

И все же дело не в цивилизации, ведь Бог прямо говорит Каину, как ему выйти из положения: если делаешь добрые дела, подними голову, а если не делаешь ничего хорошего, то, смотри, грех у порога, он тянется к тебе, но ты над ним властвуй (так в еврейском тексте, Быт 4:6–7). Как видно, Бог предлагает Каину строить отношения с Собой так же, как это делает Авель, не пытаясь доискиваться, угодна ли Ему жертва, а думая вместо этого о, скажем так, духовной доброкачественности собственной жизни.

Каина, однако, это не устраивает: вместо того, чтобы прислушаться к Божьим словам, он идет и убивает Авеля. Логика этого поступка проста: их двое, приносящих жертвы; если останется один, у Бога не будет выбора, и тогда Он примет жертву оставшегося.

Конечно, желание заставить, принудить к чему-нибудь высшие силы встречается в человеческой истории нечасто, хотя и такое бывает. А вот договориться с этими силами, заключить с ними взаимовыгодный договор — явление совсем не редкое. Как говорили древние римляне, описывая отношения со своими богами: do ut des, «даю тебе, чтобы ты дал мне» — наше «ты мне, я тебе». Да и пророки древнего Израиля не раз упрекали своих современников в том, что они приносят Богу множество жертвоприношений, фактически надеясь откупиться от Него.

Как видно, дело тут не в конкретной религии, а в некоторой универсальной и потому широко распространенной форме религиозности. В рамках этой религиозности речь идет не об отношениях с Богом, а о таком взаимодействии с Ним, которое должно принести человеку определенный плод в обмен на определенные обязанности.

Видимо, Каин смотрит на Бога именно так: ему важно, принята ли Богом его жертва, ведь от этого зависит, состоялась ли сделка, получит ли он от Бога что-нибудь взамен затраченных усилий.

Альтернативой такому «взаимовыгодному» договору становятся отношения с Богом Авеля. У него с Богом живые, близкие отношения, а не торговля. Каин тоже мог бы жить так, но для этого ему пришлось бы перестать быть собой, по крайней мере, собой прежним. Ведь последовательно религиозного человека его религиозность определяет полностью, и часто даже Сам Бог ничего не может поделать с представлениями человека о Себе: ведь Он ценит нашу свободу.

Многих пугает опыт живых отношений с Богом прежде всего потому, что он не дает гарантий. В самом деле: в дружбе и в любви не может быть никаких гарантий, и даже брачные контракты заключают обычно на случай развода, а не счастливой семейной жизни.

Падшему человеку, однако, доверять кому бы то ни было очень трудно, он к этому непривычен: ведь его собственная испорченная грехом природа подсказывает, что по-настоящему верить нельзя никому.

И вот Каинова религиозность предполагает гарантии, необходимые при таком тотальном недоверии. И горе тому, кто посмеет жить иначе: это обесценивает и разрушает любую религиозность до такой степени, что может пролиться кровь. И, раз пролившись, она навсегда разделяет и противопоставляет друг другу духовную жизнь и жизнь религиозную в Каиновом варианте. Неслучайно больше всех Христа ненавидели не власти, а фарисеи — люди глубоко и последовательно религиозные.

Таким образом, конфликт, впервые описанный в притче о Каине и Авеле, оказывается бесконечным и неизбывным. И если бы Каинова традиция осталась единственной, у мира не было бы шансов дождаться прихода Христа. Но была в мире и праведность еще до призвания Авраама, но об этом — отдельная история.