В день памяти святых царственных страстотерпцев вопрос о «екатеринбургских останках» звучит особенно пронзительно. Недоумения слышатся самого разного свойства: от «когда же наконец» — до «да зачем это все вообще».
Уже сейчас ясно, что признание останков святыми мощами — если оно состоится — вызовет полярную реакцию в обществе. Недовольны в любом случае будут многие. Одни — потому что ждали признания так долго, другие — потому что считают всю историю с останками обманом от начала и до конца. Третьи — потому что считают лишним даже сам акт прославления царственных мучеников Церковью.
«Упрямство епископата в отказе признать очевидные вещи действительно потрясает. Вот уж где самая настоящая дикость и невежество», — написал вчера журналист Сергей Чапнин в комментарии к моей публикации по теме останков на фейсбуке. По мнению Чапнина, принадлежность останков святым царственным страстотерпцам очевидна уже много лет, и то, что РПЦ до сих пор не признала их мощами, — возмутительно. Позиция эта — довольно распространенная в церковной среде, и сторонников у нее все больше.
Количество конспирологов, считающих останки подложными, а убийство — ритуальным, по сравнению с девяностыми и ранними 2000-ми годами, наоборот, очевидно, снизилось. Самый яркий их представитель на сегодняшний день — публицист Петр Мультатули, правнук повара царской семьи Харитонова. По его мнению, признание останков мощами нужно «либералам», чтобы «замазать» РПЦ и «расколоть» церковный народ. Для церковного сообщества эта позиция скорее маргинальна.
В то же время наиболее массовой, по моим наблюдениям, является позиция, если можно так выразиться, угрюмого равнодушия к вопросу. «Канонизация была политической», «да какие они святые», «прославление царя роняет престиж Церкви в обществе» и так далее.
Но все это — на массовом уровне, и на самом деле это — не так уж важно. Можно согласиться с Сергеем Чапниным в том, что вопрос «почему РПЦ тянет с признанием» на самом деле — это вопрос о позиции епископата Русской Православной Церкви. Потому что в реалиях сегодняшнего дня именно представители высшего епископата — то есть, в первую очередь, члены Синода и лишь во вторую — Архиерейский собор, принимают все ключевые церковно-политические решения.
Вот только какова же логика епископата? Информационная политика Церкви сегодня такова, что здесь мы можем видеть только, по апостолу Павлу, сквозь тусклое стекло, гадательно. Прямых и ясных высказываний от Патриарха и высших чинов Церкви на эту тему практически нет. Например, известно, что 17 июня 2021 года тему останков опять обсуждал Синод. Но опубликованные на сайте «Патриархия.ру» журналы Синода составлены так, что узнать о том, кто и что говорил по этому поводу на Синоде, решительно невозможно. Ясно только, что митрополит Тихон (Шевкунов) делал доклад, и что «результаты экспертиз будут опубликованы после их завершения». Каких экспертиз? Это совсем не ясно.
И все же логическим путем можно заключить, что дело не в «упрямстве и невежестве» епископата.
1. Государство
На самом деле тезис «РПЦ тянет с признанием» — сам по себе спорный. Конфликт Церкви с госвластью, действительно, имел место в 1998 году, в момент захоронения первой группы останков в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга (причины, по которым патриарх Алексий II в последний момент отказался участвовать в похоронах и не согласовал поименное отпевание мучеников, до сих пор нигде публично не озвучены).
Однако с 2015 года, с тех пор как со стороны Церкви курировать вопрос об останках стал митрополит Тихон (Шевкунов), секретарь комиссии по наблюдению за расследованием дела об убийстве царской семьи, — говорить о каком-то конфликте государства и РПЦ не приходится. Митрополит Тихон всегда был известен как убежденный сторонник существующего режима и проводник государственных интересов в церковной среде. По всем ключевым церковно-политическим вопросам последних лет — включая ИНН и вакцинацию — митрополит Тихон всегда озвучивал волю государства. В его лице мы видим тот самый церковно-государственный консенсус, или «соработничество Церкви и государства», о котором сказано в «Основах социальной концепции РПЦ».
В случае с екатеринбургскими останками воля государства, вероятно, в том, чтобы не раздувать дополнительные конфликты и не подогревать монархические настроения в обществе (то есть не ставить под вопрос легитимность нынешнего политического режима).
Следуя этой чиновничьей логике, признанию останков в последние два года, безусловно, мешал фактор Сергия Романова — монархиста, критика режима и ковид-диссидента и, между прочим, основателя того самого монастыря на Ганиной Яме, к которому столько лет подряд в ночь с 16 на 17 июля ходит Царский крестный ход из Екатеринбурга.
То, что Сергий (в миру — Николай Романов) является тезкой последнего русского царя, — фактор скорее мистический, и выполняет во всей этой истории роль вишенки на торте. Если бы признание останков мощами состоялось в то время, когда Романов был на свободе, романовское движение, безусловно, активизировалось бы. И штурм Среднеуральского монастыря показался бы силовикам легкой прогулкой.
2. «Православная общественность»
Именно этот фактор — так называемая «православная общественность» — в большинстве публикаций по вопросу признания останков сегодня называется основным. Иными словами, священноначалие боится потерять доверие паствы (которое и без того в наши дни не абсолютно). Ведь предъявив народу мощи, должно будет объяснить их происхождение и скорректировать прежнюю версию жития последних Романовых.
Как известно, нынешнее церковное предание было построено на версии колчаковского следователя Николая Соколова, согласно которой все тела Романовых и их слуг были уничтожены в урочище Ганина Яма. Паломники едут на Ганину Яму как на место упокоения святых царственных страстотерпцев. Именно на этой версии их гибели выстроена вся традиция почитания царя-мученика и его семьи, включая ежегодный Царский крестный ход, на который съезжаются верующие со всей России.
Получается, что теперь место Ганиной ямы должен будет занять Поросенков лог. Но согласятся ли почитатели царской семьи с «крушением легенды», изменят ли они свой привычный маршрут?
К тому же в Поросенковом логу у РПЦ пока нет не то что монастыря, а и памятного знака. Это место, в отличие от Ганиной Ямы, не находится в церковной собственности и до сих пор его посещала только группа местных энтузиастов. Налицо основа для, как говорят в церковной среде, всевозможных нестроений.
3. Наука
Выражение «наука доказала подлинность останков» — не более чем штамп. На самом деле в научном сообществе по-прежнему нет единства по многим вопросам, касающимся останков.
Когда в 2015 году начиналось новое следствие под руководством Марины Молодцовой, священноначалие РПЦ надеялось, что будут получены ответы на все вопросы, подвешенные при прежнем следователе, Владимире Соловьеве, и что ведущие ученые придут к согласию. Однако этого не произошло. В научном мире конфронтация по вопросу интерпретации останков — еще более острая, чем в церковном. Строго говоря, и Следственный комитет в июле 2018-го признал завершенной лишь одну экспертизу — генетическую. То есть останки были идентифицированы как принадлежащие Романовым. Однако так называемая историческая экспертиза, а также стоматологическая, криминалистическая до сих пор продолжаются.
Основными критиками «официальной» версии о захоронении тел в Поросенковом логу в июле 1918-го являются академик РАН, историк Вениамин Алексеев, судмедэксперт, кандидат медицинских наук Юрий Григорьев, стоматолог, врач высшей категории Эмиль Агаджанян, историки Леонид Болотин и Алексей Оболенский. Журналист Андрей Мановцев посвятил альтернативным исследованиям екатеринбургских останков целую книгу («Екатеринбургские останки: независимые исследования»). Описанные в ней возражения экспертов нельзя назвать конспирологическими или надуманными. Это и наличие в слое захоронения монет 1930 года выпуска (откуда они, если могила была вырыта в 1918-м?), и несоответствие зубов погибших данным исторических источников (сохранились подробные сведения о том, кто из членов царской семьи и когда лечил зубы, — но почему-то, например, у черепа № 4, которое следствие считает черепом императора, зубы в очень плохом состоянии и без следов медицинской помощи).
Поэтому и выражение «епископы спорят с учеными» — не вполне корректное. Ученых много, и говорят они разное.
4. «Царебожники»
Это, возможно, самый скользкий момент. Почитателей царской семьи среди приходского духовенства РПЦ крайне мало. Протоиерей Александр Шаргунов в Москве, протоиерей Александр Захаров и протоиерей Геннадий Беловолов в Петербурге… кто еще? По пальцам их пересчитать. В целом, чем «авторитетнее» и «влиятельнее» приходской священник, тем прохладнее он относится к царской семье. Почитание царя-мученика среди образованных священников, как кажется, считается «уделом маргиналов». Причем это в равной степени касается и «либерального», и «консервативного» крыла. Икону святых царственных страстотерпцев не в каждом храме можно найти, и стоит она не на видном месте.
Для обличения почитателей царской семьи среди церковной интеллигенции используется своеобразный церковный мем — «царебожники». «Царебожничество» как таковое — то есть учение о Николае Втором как о царе-искупителе, убитом за грехи русского народа — зародилось в Русском Зарубежье и пришло в Россию в 1990-х годах. В настоящее время собственно «царебожничество» является уделом малочисленных сект и околоцерковных течений. Однако всякий православный человек в России, кто заговорит сегодня о жертве царской семьи, о екатеринбургской трагедии, рискует получить кличку «царебожник».
Поскольку почитание царской семьи сегодня — это фактически низовой народный культ, то для священноначалия страх мнимого «царебожничества» — это еще и страх низовой приходской демократии. Страх какой-то темной непонятной стихии, которая способна разрушить все то, что они созидали годами. Страх катастрофы: вот сейчас повылезут они все, эти страшные люди, из своих углов и устроят нам непонятно что.
Вообще, Николай Второй и его семья — очень неудобные для нашей Церкви святые. Такие же, кстати, как и большинство новомучеников. Ведь тот образ Церкви, который они нам несут, — это не победоносная Церковь золоченых куполов, это Церковь холодной улицы, тюремной камеры, расстрельной комнаты… А нам так туда не хочется.