на наш Телеграм
Во вторую подготовительную неделю к Великому посту вспоминают притчу о блудном сыне (Лк 15:11–32). Традиционно эта притча понимается как рассказ о прощении и любви Господа к людям: какими бы кривыми дорожками они ни ходили, всегда найдется путь домой. Эта история трогала множество художников — от эпохи Возрождения до современности. Рассказываем о пяти мастерах — у каждого из них была своя оптика для библейского сюжета.
Иероним Босх. «Блудный сын». 1510
Картину позднего Босха не сразу атрибутировали как работу на тему блудного сына. Долгое время она имела другие названия — «Путник», «Странник» — они отсылают к теме странничества, но напрямую не указывают на известную притчу. В XX веке возник новый вариант атрибуции: искусствовед Макс Фридлендер увидел в страннике блудного сына.
Если трактовать тему картины только как странничество, в ней видятся довольно пессимистичные размышления о земном пути человека. Его окружают разруха и соблазны (изображение таверны слева), на его теле — оно близится по форме к скелету — истрепанная одежда. Вероятно, финал путешествия близок — и к нему странник направится один, как один он пришел в этот мир.
Однако картину можно рассматривать и как художественную интерпретацию притчи о блудном сыне. Возможно, свиньи в левой части — одна из подсказок. Ведь блудный сын был готов есть стручки, которыми питались животные. Теленок в правой части может напоминать о праздничном пире: по возвращении сына отец приказал заколоть теленка. Босх — мастер ребусов — не разрешает конфликт, а оставляет финал открытым: отец находится здесь за скобками, поэтому остается только надеяться, что сын доберется до него и будет принят.
Эта работа Босха лишена мелких подробностей, присущих его более раннему творчеству. Здесь можно увидеть человека — одинокого, с сожалением оглядывающегося на свои грехи и, вероятно, узнавшего о себе всю правду.
Бартоломе Эстебан Мурильо. «Возвращение блудного сына». 1667–1670
Испанский художник Бартоломе Эстебан Мурильо написал восемь картин на религиозные сюжеты по заказу госпиталя для бедных при церкви Святого Георгия в Севилье. Среди них и «Возвращение блудного сына».
Художник тщательно продумывает композицию и решает ее наподобие театральной сцены. Доминанта здесь — центральная фигура отца и сына, построенная как пирамида. Цветовой акцент, напротив, смещен в правую часть: слуга, облаченный в желтый наряд, несет пеструю одежду для вернувшегося сына. Еще один слуга подает кольцо: «принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги» (Лк 15:22). Скорее всего, тема милосердия подчеркнута не случайно: художник мягко напоминает о благотворительной деятельности заказчика.
Бартоломе Эстебан Мурильо — довольно «теплый» художник, стремящийся скорее смягчить зрителя, чем возвысить или напугать. И здесь пафос картины смягчен простыми жизненными подробностями: грязные пятки сына напоминают о путях, которые он прошел, маленький пес преданно заглядывает ему в лицо. Дети — частые персонажи полотен Мурильо, и мы видим мальчика, который ведет теленка, предназначенного для пира, и улыбается искренней спокойной улыбкой. Эта картина, даже при всей ее постановочности, — о человечности и радости, которые порой больше, чем ветхозаветные закон и порядок.
Рембрандт Харменс ван Рейн. «Возвращение блудного сына». Ок. 1666–1669
Почему именно картина, созданная этим голландским художником, возникает в сознании, когда мы слышим словосочетание «блудный сын»?
Рембрандт в течение жизни обращался к сюжету притчи несколько раз. Однажды — в весьма шутливой форме. В 1635 году он пишет картину «Автопортрет с Саскией на коленях». Ее второе название — «Блудный сын в таверне» (современное название — «Рембрандт и Саския в образе персонажей притчи о блудном сыне», 1635, Галерея старых мастеров, Дрезден). В это время художник счастливо женат на Саскии ван Эйленбюрх, дочери бургомистра. В картине автор обращается к начальному эпизоду притчи: «младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно» (Лк 15:13). В работе нет дидактики, художник доволен жизнью и, немного иронизируя над своим благополучием, легко проигрывает роль библейского героя. Через семь лет его жены не станет — и это будет лишь одной в череде потерь в жизни художника.
Позже Рембрандт сосредоточится на теме воссоединения отца и сына. В 1636 году он создаст офорт (рис. 4, хранится в Рейксмузеуме в Амстердаме), а в 1642 году — рисунок (рис. 5, хранится в Музее Бойманса-ван Бенингена в Роттердаме), где обнаружит тот самый иконографический мотив: две фигуры, отец и сын. Все остальное — второстепенно или отсутствует.
В течение нескольких последних лет жизни, с 1666 по 1669 год, художник работает над холстом «Возвращение блудного сына». Считается, что у картины нет заказчика. Вероятно, художник писал работу, руководствуясь собственным интересом к Библии, который он сохранял на протяжении всей жизни. К этому времени Рембрандт потерял не только первую жену Саскию, но и их сына Титуса, вторую гражданскую жену Хендрикье, а также многих учеников, отвернувшихся от учителя. Библия для Рембрандта была одной из главных книг жизни, и, используя сюжет притчи, он, вероятно, говорит о своей боли и надежде.
Смысловой центр картины смещен в левую часть. Отец в дорогих одеждах обнимает сына, облик которого говорит о скитаниях. Трогательно спадает сандалия с его левой ноги. Если сравнивать картину с офортом или рисунком, открывается смысл такого размещения главных героев. Зрители, находясь позади сына, становятся участниками — у них тоже появляется шанс вернуться к Отцу.
Поздний Рембрандт идет, как это часто бывает в конце жизни, от многословия к краткости, от подробностей к сосредоточенности на главном. Сцены на картинах кажутся как бы замершими вне времени, движения в них немного, но оно передает суть. Главное средство в этот период — светотень. Фигуры и лица появляются из темноты, их не высвечивает яркий луч-прожектор, как это бывает, например, у Караваджо, а мягко обволакивает золотистый свет. Таковы «Артаксеркс, Аман и Эсфирь» (1660, ГМИИ имени А. С. Пушкина, Москва) или «Давид и Урия» (1665, Государственный Эрмитаж).
Таково и «Возвращение блудного сына», где из полумрака выступают персонажи, окружающие отца и сына. Их идентификация затруднена до сих пор. Считается, что это слуги и домашние. Еще одна любопытная деталь — изображение пастуха со свиньями на барельефе колонны в правом верхнем углу — как намек на род занятий сына во время скитаний. Человек в красной одежде справа, возможно, — старший сын. Если это так, его трактовка не совпадает с библейской. В притче он работал в поле и, узнав о возвращении брата, не был доволен (Лк 25:30). Однако человек на картине представлен далеко не в рабочей одежде, он смиренно стоит и созерцает сцену.
Вероятно, картина стала наиболее узнаваемой иллюстрацией притчи главным образом из-за того, что художник отсек всю суету, свойственную этому сюжету. И выделил светотенью понятное вне культурного контекста и времени — боль и радость прощения.
Джеймс Тиссо. «Блудный сын в современной жизни. Возвращение». 1881
Художник Джеймс (Жак-Жозеф) Тиссо родился во Франции и значительную часть жизни провел в Лондоне. Его творчество можно разделить на два направления. С одной стороны, Тиссо был популярен как салонный художник: писал изящно одетых леди и джентльменов на прогулке в саду, во время светского раута или на морском побережье. С другой стороны, он — автор многочисленных работ на религиозную тему.
В основном это акварели на ветхозаветные и евангельские сюжеты. Считается, что поворот в сторону религиозного мироощущения связан с трагической смертью его возлюбленной, Кэтлин Ньютон. После этого, в 1880-е годы, он отправляется в Палестину, где перед ним «оживает» Библия.
Серия «Возвращение блудного сына в современной жизни» находится на границе двух областей интереса художника. Мастер помещает героев евангельской притчи в Викторианскую эпоху: они одеты по моде конца XIX века. Тиссо любил наблюдать за жизнью портов и, вероятно, на картине «Возвращение» изобразил одно из таких мест в лондонском районе Ротерхит.
Художник обращался к теме блудного сына и раньше, но создавал отдельные работы и не делал персонажей своими современниками. Серия 1881 года — это четыре картины с историей странствий героя: от отъезда из родного дома до встречи с отцом. Блудный сын здесь — молодой джентльмен, ищущий себя наперекор родным. Такой контекст смещает смысл от привычного «возвращение к Богу грешника» к истории отцов и детей, не понимающих друга друг и все же идущих навстречу. Тем не менее автор оставляет библейские подсказки: свиньи и коровы в левой части снова напоминают о сюжете притчи.
Картина, написанная в последней четверти XIX века, использует прием, который в ходу и у современных режиссеров: переносить героев из далеких времен в наш век. Библейский блудный сын в декорациях викторианской Англии смотрится достаточно органично и помогает актуализировать историю, которой не меньше двух тысяч лет.
Марк Шагал. «Возвращение блудного сына». 1975–1976
Марк Шагал работал над иллюстрациями к Библии в технике литографии в конце 1950-х — начале 1960-х годов. Более поздняя работа «Возвращение блудного сына» стала самостоятельным произведением, связанным с личными переживаниями.
Марк Шагал вырос в Витебске, жил в Петербурге и Москве, учился в Париже. В 1922 году, в возрасте 35 лет, уехал из Советской России. Через полвека, в 1973 году, он приехал в гости по приглашению Министерства культуры СССР: посетил Ленинград и Москву, ему устроили выставку в Третьяковской галерее. Однако художник так и не съездил в родной Витебск, вероятно, опасаясь, что воспоминания превзойдут запас его душевной прочности.
Тем не менее возвращение в ином, метафорическом, ключе все же произошло. Спустя несколько лет Шагал написал картину на библейский сюжет. В качестве фона здесь — Витебск с его неброским условным пейзажем. Как это часто бывает на картинах Шагала, художник соединяет человеческие фигуры, животных и птиц в одну композицию. Все они приветствует главного персонажа, вернувшегося домой таким, каким его запомнили в Витебске.
Марк Шагал довольно часто говорил о личном через живопись: об иудейских родовых традициях, о провинции, о любимой Белле. В этой работе он через насыщенный яркий колорит, через какое-то детское ощущение праздника доходит до самых беззащитных и чувствительных слоев. Любой человек — всегда ребенок, чей-то сын или дочь, которых обязательно примут, сколько долго бы они ни блуждали.
