Дорогие друзья!

Меня зовут Володя Берхин, я все еще президент фонда «Предание», и это будет довольно длинный текст.

В этом году Рождество, наверное, будет понятнее, чем раньше. Потому что в нашу жизнь вернулось именно то зло, которое две тысячи лет назад было просто повсеместным, а нам долго казалось ушедшим в прошлое.

Потому что совсем недалеко от меня, в нескольких сотнях километров, люди, собравшись в большие группы, убивают друг друга.

Две тысячи лет назад это было обыденностью, а для нас это какой-то новый ужас. Мы читаем в новостях свидетельства ужасной жесткости, мы даже привыкаем к сообщениям, что опять в результате ракетного обстрела с той или другой стороны погибли случайные люди. Мы долго смотрели новости о войне, которая была где-то далеко. Но теперь она рядом.

И нам как-то надо жить уже с этим — так же, как жили люди почти всю свою историю. Потому что очень немногим поколениям повезло, как нам, долго жить без войны.

Я когда-то читал в книге исследователя античности Михаила Гаспарова, как он разбирал со студентами трагедию Софокла «Царь Эдип». Эдипу было предсказано, что он убьет своего отца и женится на своей матери, и в неотвратимости подобной судьбы, собственно, и состоит трагедия. И студенты спросили: «А почему Эдип не мог обмануть судьбу, просто никого в жизни не убивая?»
А потому, что прожить в те времена жизнь и никого не убить было почти невозможно. И со времен Софокла до времени рождения Христа это не изменилось. Изменилось после, и мы живем совсем иначе.

То, что для нас кажется немыслимым — война, массовые убийства людьми людей, рабство, массовые смертные казни, пытки, — две тысячи лет назад было обычной частью повседневной жизни, было обычно среди людей, к которым пришел Христос.

Они не были ни лучше нас, ни хуже. Они не были даже сильнее, хотя, возможно, были менее суетливы. Люди жили медленнее, но нравы определенно были куда более жестоки.

Мы ужасаемся, узнавая о пыточных на фронте, и не верим, что это сделали те, кого мы считаем «своими». Но две тысячи лет назад пытки были неизбежной, обязательной частью военного судопроизводства. Пытки, убийства, грабежи — почти у каждого жители оккупированной Иудеи был опыт или жертвы, или участника чего-то подобного.

И Христос пришел вот к таким людям. Родился в стране, где правитель мог приказывать целенаправленно убить детей — и солдаты шли и выполняли приказ.

И отсюда можно вывести два главных вывода.

Первое. Если Христос пришел к тем, кто убивал детей, распинал рабов, кто не мог прожить жизнь без убийства и спокойно отправлял женщину рожать в сарай для скота, а главное — не видел в этом всем ничего странного и страшного, значит, и к нам Он придет. Рождество снова случится, как бы ни было нам страшно.

И второе — мы живем иначе, чем тогда, именно потому, что Он пришел. Именно Его слово и Его дело изменило этот мир. Наш ужас, наша оторопь, наше ощущение беспомощности — свидетельство того, что Он родился не зря, что Ирод оказался бессилен. Христос действительно начал две тысячи лет назад великую борьбу со злом — и многое изменилось.

Да, сейчас, кажется, зло снова побеждает. Но это тень, бледный призрак его былых побед. Достаточно вспомнить, с какой глубины вынырнули люди.

И пусть у нас нет средства остановить войну, отменить голод и болезни. Но у нас есть то, что сработало когда-то. Когда-то люди смогли увидеть в младенце — Творца Вселенной, в странствующем полуиноплеменнике из Галилеи — Учителя, в провокационных проповедях — Слово Божие и Спасителя — в преступнике, казненном уважаемыми людьми по приговору суда.

Он не носил оружия и не отвечал на вопросы о политике, Он не интересовался, кто на чьей стороне (страна, напоминаю, была под оккупацией, и пусть каждый представит себе любую современную территорию с аналогичной проблемой для ясности). Он только просил, убеждал, требовал — видеть в человеке человека. И любить его, как самого себя.

Очень скоро Рождество. И Он напомнит нам о Себе.