Подпишитесь
на наш Телеграм

 

   ×

Возможно ли позитивное христианское богословие сексуальности? В чем неоднозначность современного представления о сексе как отдельной психофизиологической сфере — теле, отдельном от души? И как увидеть в сексе таинство воплощения, событие, меняющее личность человека в зависимости от того, что именно происходит с телом и душой во время акта? Об этом материал Артема Космарского.

Автономная сфера удовольствия

Что такое секс? Секс, половой акт, занятие любовью, сношение, коитус, сочетание, любовь во плоти — хотя эти понятия могут обозначать одно и то же, они включают различные смыслы и способы проживать реальность.

В современном мире утвердился диспозитив сексуальности — и секса как автономной сферы, связанной одновременно с физиологией («естественным»), удовольствием и психологической самореализацией индивида — а также коммерческой эксплуатацией образов тела. Само слово «секс», как обозначение полового акта, утвердилось в европейских языках в XIX–XX вв., вытеснив прежние сложные конструкции вроде will and pleasure, carnalia facta, l’acte vénérien и др.

«Отвязав сексуальность от системы родственных связей, то есть от большинства правил эндогамии, от космологического видения, где мужчины, женщины, сексуальность и космос образовывали единое целое, и от представления о брачующихся телах, образующих единую плоть, “свободная” или “эмансипированная” сексуальность создала новую плоскость имманентности, в которой сексуальное тело стало своим собственным ориентиром, отцепленным от других тел и личностей. Если сексуальность — это “естественный инстинкт”, то сексуальное тело становится чистой физиологией, управляемым гормонами и нервными окончаниями… материей, наделенной собственной агентностью, нацеленной на свое собственное удовольствие, которое теперь стало пониматься как биологическая сила (или влечение) и как собственность отдельного индивида… потребительского рынка и психотерапии» [1].

Но, даже если не принимать такую трактовку, существует некий бесспорный базис современного отношения к сексу. Последний воспринимается как относительно автономная сфера. Во-первых, там все решает сам индивид («мое тело — мое дело»). Во-вторых, что еще важнее, это сфера со своими законами, действующими независимо от конкретной личности (и которым можно учить в рамках сексуального просвещения). Становление такой системы (диспозитива) сексуальности проницательно описал еще Мишель Фуко, противопоставляя ars erotica, передачу истины-секса от одного уникального тела к другому, современной scientia sexualis, единой безличной общедоступной информации.

Наконец, главное сейчас: секс — это про тело, независимое от души. У него свои собственные аффекты и удовольствия (можно «просто заниматься сексом», вне любви). Во многом последняя установка опирается на мифическое представление о сексе как физиологической потребности, подобно голоду или жажде. Мифическое — потому что эта позиция не совсем подкрепляется данными современной психофизиологии. «Сексуальное желание резко отличается от голода и жажды — тем, что нет никаких доказательств отрицательных последствий полового воздержания» [2].

Оспорить эту структуру можно, поставив под вопрос само слово «секс» — и допустить, что не существует единой безличной системы, а есть только уникальные отношения с отдельными людьми, захватывающие и душу, и тело.

Это увидел еще апостол Павел, полемизируя (1 Кор 6:13–18) с очень современной позицией коринфян: «он демонстрирует психологическую проницательность, для первого века нашей эры совершенно исключительную. Апостол отрицает, что коитус, как хотели бы коринфяне, есть всего лишь отдельная и, так сказать, периферийная функция… половых органов. Напротив, он настаивает на том, что секс, в силу своей природы, охватывает и выражает всю личность» [3].

И уже внутри этих уникальных отношений возникают определенные телесные движения, каждый раз особенные. Телесная любовь — таинство, которое открывается с конкретным человеком, это личная священная история. И поэтому уроки «сексуального просвещения» в школе представляются не бесспорным благом. Рассказывать о сексе ребенку как о ряде безопасных практик, которые можно применять к любому «партнеру», ребенку, который, скорее всего, еще не встретил того, кого полюбит, — это как минимум неоднозначно.

Что такое воплощение?

Но, если не смотреть на секс как на безличную психофизиологическую систему, что же он такое? Давайте предположим, что любое соитие есть воплощение. Что это значит? Люди проживают сложные отношения друг с другом, испытывают различные чувства, к себе и другим, и через наиболее интимный, на пределе, телесный контакт (в который еще и встроен механизм кульминации, консуммации, «свершения»), актуальная душевная реальность во-площается, впечатывается в тело, меняя и его, и все существо участников процесса. Иными словами, в сексе реальность «души» становится реальностью «тела» и через это «долетает» до другого человека, преобразуя и его тоже.

Подумаем о смысле слова: есть Воплощение как центральное событие истории — Бог-Слово стал человеком из плоти и крови, в конкретной стране и эпохе, со Своей человеческой личностью и характером (в спорах о природе сочетания божественного и человеческого во Христе сломано немало догматических копий, но бесспорно, что боговоплощение — и, через него, благословление этого мира и человеческого тела — выступает краеугольным камнем христианства, отличая его от иудаизма и ислама). Есть — ключевое для большинства церквей — таинство Евхаристии: превращение хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы для причащения верующих, то есть для прямого, телесного, контакта с Богом. И есть некая связь, или подобие, между Евхаристией и браком, то есть телесным соединением двух людей — но о природе этого подобия говорилось не всегда определенно, часто лишь метафорами.

«И телесный брак тоже, по учению одного из отцов Церкви, предстает таинством, подобным Евхаристии, причащению верующих. В каком смысле? В том смысле, что в Евхаристии силой Божией, чудом соединяющей любви и веры друг во друга, верующий и Христос делаются едиными. И в браке (конечно, на другом уровне и по-иному)… два человека перерастают всякую рознь и делаются единым существом, одной личностью в двух лицах» [4].

То есть, как и причастие (соединение с Христом во плоти), соединение с другим человеком во плоти оказывается таинством — Событием, где чудесным и непонятным до конца образом соединяется божественное и человеческое, преодолеваются границы между телом и душой.

Но почему можно говорить о соитии как о воплощении, а не просто о соединении? Для ответа на этот вопрос важно сказать несколько слов о богословии телесной (сексуальной) любви — которое, исторически, постепенно освобождалось из-под платонически-стоического культа воздержания как единственно верной христианской жизни, крипто-гностического представления о сексе и поле как об «отравленных» элементах падшего мира, отсутствовавших до изгнания Адама и Евы из рая, августиновской идеи о греховности любого полового акта и, в целом, отношения к сексу, даже в браке, лишь как к заслону от похоти и инструменту деторождения.

Однако тáинственное измерение телесной любви никогда не терялось из виду. Еще Гинкмар Реймсский (IX в.), видный деятель Каролингского возрождения, толковал рассуждения блаж. Августина о браке как таинстве (sacramentum) в духе «коитальной теории», что таинство брака совершается именно в момент физической консуммации, когда двое становятся «едина плоть» [5]. Далее — утверждение брака как таинства на Востоке и на Западе, вплоть до признания «сексуальности — источником радости и наслаждения», а общения супругов в любви и зачатия ребенка как равноценных и равно важных благ брака, которые нельзя ранжировать или противопоставлять друг другу — на II Ватиканском соборе [6].

Поворот к тому, что секс/любовь во плоти — это не грех, не злая животная стихия, но и не только удовольствие, не абстрактное благо, что в нем первостепенны отношения и коммуникация, постепенно происходил весь ХХ век. И важной фигурой этого поворота стал британский теолог и психиатр Джек Доминян.

Он писал: «секс можно описать как минимум пятью способами… Во-первых, занимаясь любовью, супруги удостоверяют то, как они лично значимы друг для друга. Проще говоря, каждый половой акт — это напоминание (и празднование) того факта, что супруги являются друг для друга самыми важными людьми… Когда с нами что-то случается, мы нередко задаемся вопросом «Почему я?» В сексе тело отвечает на этот вопрос. Никто другой не выбирается. Неделю за неделей проходит признание того, что супруг важнее всех остальных. Хотя повторение может притупить смысл этого послания, оно чрезвычайно важно (и становятся понятны переживания, связанные с ревностью и изменой). Во-вторых, половой акт есть сильнейшее средство укрепления сексуальной идентичности: женщина полностью ощущает свою женственность, а мужчина — мужественность. В-третьих, половой акт может быть мощнейшим примирением, исцелением и прощением. В любых отношениях, и особенно в супружеских, наносятся раны (из-за различий в темпераменте, разочарования друг в друге, прошлой истории, слабостей и неадекватности). На определенном уровне они открывают непреодолимую пропасть между супругами, кажущуюся непреодолимой. Сексуальный оргазм может открыть путь пиковому переживанию, в котором восстанавливается гармония — за пределами обиды; но не потому, что обида отменяется, а потому, что в этом пиковом переживании ощущается нечто, что, хотя бы на секунду, позволяет людям сбросить груз обид, разочарований и горечи и встретиться в сверхпримирении — предвестии примирения в раю. В-четвертых, половой акт — пожалуй, единственный и самый мощный способ, которым пара может сказать друг другу, что они хотят продолжать свои освященные отношения. В-пятых, половой акт — это глубокий источник благодарения. Оргазм, в рамках отношений, порождает благодарность. Через половой акт, свою полную открытость друг другу, супруги выражают благодарность за то, что они вместе — вчера, сегодня и, хочется надеяться, завтра» [7].

Но Доминян, вдохновленный оптимизмом сексуальной революции середины века, остается немного блаженно-слепым. Ведь если секс — это форма коммуникации людей, где в моменте соединяется душевная и телесная реальность, то коммуницироваться — и воплощаться — может не только «хорошее» (открытость, доверие, взаимное признание), но многое другое, что есть в людях (в них самих и в отношении друг ко другу) — темное, страшное и трагичное.

Реальность воплощения

Воздействие секса как воплощения вполне реально, независимо от теологической рамки. «Когда партнеры занимаются любовью, они… сливаются воедино, мысленно и физически передавая друг другу то, что не могут выразить словами… воплощают в жизнь», пишет нейробиолог Стефани Качиоппо [8]. Примеров из мировой литературы, кино и других искусств, примеров, ярко раскрывающих эту реальность, можно найти во множестве.

Не самый общеизвестный, но красноречивый — фрагмент из «Дьявола во плоти» Р. Радиге (1923) — «И вновь ощутил смятение, как только что, перед тем, как войти к ней в дом. Но, как и ожидание перед дверью, ожидание перед последним доказательством любви не могло длиться долго, хотя воображение и рисовало мне такие картины сладострастия, что трудно было приступить к их осуществлению. К тому же я боялся быть похожим на ее мужа и оставить у нее плохое воспоминание о первых мгновениях нашей близости… Поэтому в конечном итоге она испытала большее удовольствие, чем я. Минута, когда мы разомкнули наши объятия и я увидел ее чудесные глаза, была мне наградой за все мои страхи… Лицо ее преобразилось. Вокруг головы, как у Богоматери, светился нимб, и мне было странно, что до него нельзя дотронуться».

Или знаменитый фильм о женской повседневности «Жанна Дильман, набережная Коммерции 23, Брюссель 1080» (1975, режиссер Ш. Акерман), героиня которого постепенно начинает пробуждаться от автоматизма собственного существования (благодаря письму сестры, откровенным вопросам сына). Но только в сексе с одним из своих клиентов она, через неожиданный оргазм, наконец ощущает реальность — с ее адом — и закалывает клиента ножницами.

Или сцена из советского кино «ЧП районного масштаба» (1988, режиссер С. Снежкин), где главный герой приходит к любовнице, берет ее без слов и буквально вгоняет в нее свой страх и отчаяние. Или короткая фраза мамы одного из авторов: «Можно переспать так, что точно знаешь, что душа есть, и так, что точно знаешь, что ее нет».

Секс — это таинство преображения, доступное всем людям, независимо от религии и культуры: неким чудесным образом «я» обнажается, выходит из себя, контактирует с другим «я», психическая реальность воплощается в телесной, и потом меняется все существо (в свете этого неудивительно, что секс воспринимался как нечто сакральное — то есть источник и спасения, и опасности — в большинстве культур Земли). И — увы или к счастью — таинство действует всегда, в любом сексе: например, в изнасиловании в жертве воплощается, что ты — никто, тело для чужого удовольствия, в насильнике — желание власти любой ценой, отрицание Другого.

Секс как Событие

Точнее, так: соитие — это Событие, не существует гарантий «просто секса», любой секс может непредсказуемым образом изменить человека и его отношения — а как именно, невозможно рассчитать заранее.

В фильме «Кровавое лето Сэма» (1999) Спайка Ли, посвященном драме нескольких друзей и соседей из итальянского квартала в Бронксе на фоне жаркого лета 1977 года, блэкаута и паники из-за серийного убийцы-маньяка «Сына Сэма». Главная сюжетная линия — отношения парикмахера Винни (Винсента) и его жены Дионны. Им лет 22–25, женаты два года, но он постоянно изменяет жене с клиентками, хозяйкой салона, даже с ее кузиной — из-за неуемного сексуального аппетита и потому, что не получает от жены тот секс, который хочет. Но случайная встреча с маньяком во время одной из интрижек становится для Винни метанойей — он решает, что Бог его чудом спас, и надо завязывать с изменами.

Дальше они с женой пытаются говорить, обсуждать сексуальные желания друг друга, отношения вроде налаживаются, но одной ночью они оказываются на свинг-вечеринке — реализованной полиамории — больше по его инициативе, его неутоленного аппетита к сексу — и этого их брак не выдерживает. Тут важно, что муж изменял со многими женщинами, до вечеринки жена об этом догадывалась, даже признавалась себе, но — всего лишь один раз переспав с незнакомым мужчиной, изменив телом, она изменилась — впервые начала ругаться на мужа матом и стала к нему безжалостной, и легко решила от него уйти. То есть одного слияния с чужим телом для нее оказалось достаточно, чтобы муж стал не-человеком.

Не-воплощение и воскресение любви

Но и акт отказа от секса, не-случившегося воплощения тоже может быть не рутинным, а столь же драматичным. Герой фильма «Долгая счастливая жизнь» (1966) Геннадия Шпаликова — то ли геолог, то ли другой советский странник, в одном из сибирских городов случайно знакомится с героиней, матерью-одиночкой (но моложе его), у них случается взаимная симпатия, серия трагикомических встреч и разговоров, даже, как можно понять, любовь с первого взгляда, и он прямым текстом выражает желание оставить свою странническую жизнь и быть с ней.

Он провожает ее до дома, предлагает подняться к ней, она отказывает (дочка спит), тогда он предлагает пойти к нему, она тоже отказывает. Но не потому, что он ей неприятен — наоборот, она в эйфории и полна надежд и планов на «долгую счастливую жизнь». И рано утром приходит к нему в гостиницу с дочкой, готовая уволиться с работы — а он уже говорит с ней как с чужой, ведет полуироничный разговор и в итоге сбегает, обманув, что просто отошел к телефонной будке.

Почему все произошло именно так? Любовь приходит — точнее, двое попадают в стихию любви, в мощный поток, который несет их друг к другу, вне расчета и плана — и, еще точнее, попадают в Бога, нечто иное и захватывающее все существо человека. И дальше наступает момент истины, возможность окончательного сближения, выход за пределы некой сохраняющейся замкнутости и фигур любовного дискурса. Тот самый момент воплощения, когда можно соприкоснуться, сделать последний шаг — и любовь воплотится в теле и преобразит влюбленных. Но на грани этого воплощения и преображения люди часто замирают, тормозят. Потому что правда страшно — как прыгнуть в бурную реку. Страшно потерять себя, страшно стать совсем другим человеком («Ты вернешься домой завтра утром // Совсем другой», как пел «Сплин»).

Такое «замирание» может случиться с людьми обоих полов, но у женщин, кажется, чаще — ведь они пускают в себя мужчину, доверяют ему свое тело, свою жизнь и, возможно, еще и жизнь будущего ребенка. Тут, действительно, сто раз подумаешь… Однако и у мужчин страх любви и воплощения бывает огромен: например, Кьеркегор, разорвавший помолвку с Региной Ольсен.

И вот, после того как воплощение не случается, любящим становится очень плохо. Это могут быть какие-то несчастные события в жизни, кто-то может заболеть, а может быть просто огромное отчуждение. Любовь как будто умирает, несмотря на их планы и ожидания жить, как будто ничего не случилось, «ну, в другой раз». Что ясно показывает Шпаликов в финале фильма, когда Виктор уже не очарован простотой Лены, она его уже раздражает, становится неинтересной, чужой.

Можно предположить, что в воплощении любви, в любви во плоти между двух приходит Третий. Многие говорят, что в такой момент чувствуют Его присутствие, но даже если не чувствуют… Как будто бы, когда Воплощение любви не случается, Он распинается — и поэтому так тяжелы последствия для любящих, поэтому отчуждение и омертвение. Но! Если моя догадка и аналогия верна, то после распятия всегда наступает Воскресение любви. Она сможет еще реализоваться.

Наверное, лучше не бояться и смело принимать любовь — «и да, я сказала да, я хочу, Да» Пенелопы в финале «Улисса». Да, людям свойственно тормозить, замирать, пропускать момент — Он к этому относится с сочувствием. Это не фатально, будет еще шанс, «нет» не разрушит всю жизнь, вопреки Кавафису («Che fece… il gran rifiuto»), треснувшие льдины не разойдутся.

Но очень важно тут понимать, что произошло, и помнить про воскресение. И, переживая ударившее по телу и душе умирание любви, не поддаваться соблазну бросить, напиться, накуриться, переспать с кем-то еще, чтобы переключиться; решить, что все кончилось с этим человеком. Не уходить с пути любви — и дождаться нового воплощения.

У Шпаликова неслучайно показано крупным планом, как оба героя ночью не-воплощения, уже в одиночестве, жадно пьют. Она — воду, он — водку. Превращая камни в хлеба, или, точнее, в жажде любви запивают эту жажду, как самарянка у колодца.

Почему так важно ответственное отношение к сексу

И теперь становится понятнее, что современное общество сильно упрощает, реализуя диспозитив секса как «просто» физиологической потребности, «для здоровья». То есть пытается максимально замаскировать то, как таинство соития меняет душу, свести его к ощущениям тела. Но и тогда таинство никуда не исчезает — просто в человеке воплощается сам диспозитив: я чувствую, что есть только материя, только мое тело и его ощущения.

И, если наша гипотеза верна, из нее следует важность ответственного отношения к соитию. Не в том смысле, греховно оно или нет, нарушает ли пост или нет, и не в смысле гигиены и контрацепции. Но потому, что это Событие с непредсказуемыми и потенциально драматичными для участников последствиями, которые невозможно рассчитать заранее даже при максимуме психологической «осознанности». И которые не всегда удается понять, осознать постфактум — так как в нем разыгрываются и воплощаются личные осознаваемые чувства и интенции; неосознаваемые чувства и желания в моменте; глубинные структуры индивидуальной психики, ее прошлое («в постели всегда не двое, а шестеро», по апокрифическому выражению Фрейда); наконец, свойства самого акта.

[1] Illouz E. The End of Love. A Sociology of Negative Relations. Oxford: Oxford University Press, 2019. P. 76–77.

[2] Stephanie Both, Walter Everaerd, and Ellen Laan, “Desire Emerges from Excitement: A Psychophysiological Perspective on Sexual Motivation,” in The Psychophysiology of Sex, edited by Erick Janssen (Bloomington: Indiana University Press, 2007) P. 327.

[3] Derrick Sherwin Bailey. The Man-Woman Relation in Christian Thought. Longmans, 1959. P. 9–10.

[4] Митр. Сурожский Антоний. Таинство любви. Беседа о христианском браке.

[5] Reynolds Ph. L. Marriage in The Western Church… P. 418.

[6] Катехизис Католической Церкви. Часть третья. Глава вторая. Статья шестая. Раздел III. §§ 2361–2362. URL: http://ccconline.ru/.

[7] Dominian J. Sexuality and Interpersonal Relationships // Embracing Sexuality. Authority and experience in the Catholic Church. Ed. by J. A. Selling. P. 12–15.

[8] С. Качиоппо. Там, где рождается любовь. Нейронаука о том, как мы выбираем и не выбираем друг друга. Пер. Е. Ципилевой. М., «Манн, Иванов и Фербер», 2023. С. 110.