на наш Телеграм
От редакции: о решении публиковать статьи архимандрита Феогноста подробнее читайте здесь.
Недавно я выложил в соцсетях свой авторский «Чин погребения лиц, самовольно жизнь свою прервавших». Поводом стало то, что на пике своих горестей я находился на волоске от добровольной смерти. Но сама тема суицида вызывает множество вопросов. Изучение этих вопросов разрослось до объема статьи.
Величайший грех и величайшая трагедия
Суицид — смертный грех, в котором совершающее его лицо не может даже покаяться, поскольку умирает в состоянии отчаяния. Но приговор ли это для самого самоубийцы? Существуют ли примеры «безгрешного самоубийства»? Как меняется отношение к суициду в религиозном сознании? Попробуем поразмышлять над этими вопросами.
Нам, прежде всего, следует четко обозначать, что суицид одновременно и величайший грех против Жизни и Бога (ибо «Сущий» значит Живущий и Дающий жизнь всему), и величайшая трагедия личности. Трагедия эта имеет как личное, так и социальное измерение. Все причины суицида можно условно разделить на две группы: экзистенциальная бессмыслица и экзистенциальный страх.
Экзистенциальная бессмыслица и экзистенциальный страх
Экзистенциальная бессмыслица является причиной ухода из жизни чаще, чем страх. Иногда это чисто социальная проблема: люди не нашли себя в социуме, будучи же не приспособленными к жизни в глубоком уединении (особенно это касается жителей высокоразвитых урбанических цивилизаций), они уходят. Сначала они делают попытку уйти в мир иллюзий с помощью наркотиков, потом (когда уже нет денег на наркотики или зависимость становится слишком ужасающей) — сводят счеты с жизнью. Это — несчастные люди.
Чуть реже встречается суицид на фоне тяжелого заболевания — особенно онкологического.
В годы моего студенчества я услышал запавшие мне в душу слова священника Георгия Чистякова (который очень много работал с онкобольными). Он говорил, что суицид больных людей — это результат не их тяжелой болезни, а того одиночества, в котором мы их оставили во время болезни.
«Если мы любили этих людей и дарили им свое тепло, они бы не ушли».
Тогда эти слова вызвали у меня противоречивую реакцию. С одной стороны, я понимал определенную правду этих слов. С другой стороны, я, на ту пору студент, у которого не было-то и времени на перекус, считал грубым эгоизмом со стороны больных людей поглощать наше время и внимание. Дескать, вы знайте, что вы нам нужны, мы вас любим, но сказки вам на ночь рассказывать мы не будем, а горшки пусть специалисты выносят.
Сейчас, когда у меня у самого мать в тяжелом состоянии после ампутации ноги, я понимаю, что силу жить ей дает не столько медицинское обслуживание, сколько наше ежедневное общение по видеосвязи через телеграм. Самое страшное, если человек почувствует свою ненужность. Покойный отец Георгий Чистяков был полностью прав: если мы окружим теплом и заботами самого что ни на есть больного человека, он не решится от нас уйти.
Экзистенциальный страх — это вторая причина, которая приводит людей к самоубийству. Чаще всего это страх перед лицом врага — страх пыток, страх морального унижения, страх оказаться калекой на фронте и т. д.
В моем случае причиной суицидной депрессии был именно страх: что будет со мной, с моей матерью, с моим домом, с моим дальнейшим служением? Условия существования в СИЗО безо всяких издевательств и пыток наносят тяжелый удар по здоровью. Трансформируется психика, на которую давят бетонные стены сырой и мрачной прокуренной камеры. Ситуация усугубляется неизвестностью обо всем том, что происходит за стенами камеры.
Только настоящие уголовники выходят из тюрьмы такими, какими и были — уголовниками (чаще всего). Нормальный человек, попав в СИЗО по недоразумению или в результате «интриг судьбы», выходит оттуда покалеченным. И вот на пике внутреннего перелома он может не выдержать и оборвать свою жизнь.
Меня в этой ситуации спасло то, что вдруг — словно из неоткуда — стали поступать электронные письма моих друзей (по системе zonatelecom). Первое же письмо дарило надежду:
«Мы работаем, мы собираем средства на адвоката, только крепитесь, постараемся помочь Вашей маме».
И я остался жить! Но ведь человек мог оказаться в таких условиях, когда ему некому помочь. Тогда он сам может не справиться с силой нанесенного ему судьбой удара…
Виновники суицида
На протяжении веков пастырское богословие Церкви оставалось глухо к социальному контексту любого преступления. Мы все время говорим о грехе грешника так, словно грешник существует в некоем вакууме своих желаний и своих иллюзий и совершает поступки, продиктованные исключительно его страстью.
Несомненно, существует немало примеров, когда грешник совершает свой поступок только исходя из своей внутренней испорченности: убивает из зависти, насилует из-за сладострастия, врет из-за лживого своего нутра. Но существует немало таких поступков, которые человек совершил по слабости или из-за безвыходности, и сам стыдится всю жизнь своего деяния.
Иной раз человек следует за обществом в «общепринятых» узаконенных аномалиях (будь то атеистическая пропаганда в СССР, будь то одобрительное отношение «прогрессивного общества» к внутриутробным детоубийствам). Это — свидетельство слабости натуры или слишком сильного давления аппарата государственного принуждения. Иные же совершают свои проступки в силу того, что оказались в безвыходном положении — в силу бедности, в силу того, что в обществе для них не нашлось ниши, в силу того, что рядом не нашлось человека, который бы оказал помощь. Грех этих людей (и в первом, и во втором случае) не уменьшается, но ответственность за преступление не может быть возложена всецело только на них самих.
Часто окружающие люди или сама среда толкают индивида как на совершение преступления, так и на суицид. И в этом случае не может быть и речи о том, чтобы заставить (посмертно) отвечать за все только суицидника. Разве те, кто доводил его до этого состояния, могут спать спокойно? Разве те, кто своим равнодушием или своим соглашательством с травлей или преследованием человека толкали его в объятья отчаяния, не являются прямыми виновниками его преждевременного ухода?
Я считаю, что являются. Вот поэтому я в своем чине погребения самоубийц начинаю с молитвы о прощении наших грехов. Возможно, именно мы, стоящие у гроба, вовремя не протянули ему руку помощи и позволили хаосу отчаяния поглотить оставшегося в одиночестве человека.
Слабость или сила?
Спорный вопрос — является ли добровольный уход из жизни признаком силы воли, или наоборот? Многие считают, что только сильная натура может сознательно совершить суицид (так считается в культурах, в которых суицид воспет как доблесть — к примеру, в самурайском кодексе чести бусидо ритуальное самоубийство сэппуку является признаком доблести и мужества).
Мне же кажется, что суицид чаще всего показатель слабости: человек пасует перед грядущими сложностями жизни. Он не верит в то, что у него будут силы пережить эти трудности или даже преодолеть их.
Как общаться с человеком в суицидальной депрессии?
Прежде всего, не нравоучительствовать! Это может закончиться непоправимо. Человеку нужно сочувствие, а не советы.
Причем, поверьте мне на слово, в этой ситуации человек утонченно чувствует любую фальшь в ваших словах, в жестах, даже в тексте письма. В аду, который толкает человека к суициду, спасти может только участие по-настоящему ценящего, уважающего, любящего человека.
И если вы чувствуете в себе только желание «подсказать, как правильно», то лучше не лезьте. Только навредите.
Горе нелюдям, подталкивающим к суициду
Однако, если мы можем понять и простить самого самоубийцу (изучив обстоятельства совершения им этого поступка), то мы не имеем права оправдывать тех, кто склоняет (прямо или косвенно) к самоубийству.
На удивление сегодня и в российском, и в европейском обществе заговорили о пересмотре отношения к суициду. Но отнюдь не из сострадания к несчастному человеку, а из желания декриминализировать сам суицид как явление.
Омерзительно смотреть, как сидящий в уютном кресле шикарной студии пропагандист (не занимающий никакой должности в государстве, т. е. не отвечающий за свои слова) учит солдат лишать себя жизни, «чтобы не попасть в плен или не стать калекой».
Причем в последнем случае пропагандист цинично заявляет, что такие люди становятся обузой обществу и государства и являются эгоистами. В сущности, странно, что человека, вещающего такие лозунги по ТВ, не привлекли к уголовной ответственности за пропаганду суицида! В любом случае, именно к таким людям у Церкви не может быть снисходительного отношения, и именно такие лица должны быть еще при жизни отлучены от церковного общения, а в государстве привлечены к уголовной ответственности. Государство, которое считает калек «ненужной обузой», — дегуманизировалось окончательно. Нет, я не утверждаю, что то или иное конкретное государство сегодня так считает (я этого не знаю). Я лишь говорю, что государство должно пристально следить за появлением в обществе призывов к суициду (и эвтаназии).
Основа общества — это не политический строй, а взаимная любовь граждан друг к другу.
И, прежде всего, к тем слабым и «бесполезным» членам общества, в которых мы можем любит не пользу, а лишь одно человеческое достоинство. Именно эти люди (искалеченные и инвалиды) являются «лакмусовой бумагой» для нашего общество, проверяя его на человечность.
Отношение Церкви к суициду
В целом, классическое отношение Церкви правильное. Строгий запрет отпевать суицидников, правда, не был уравновешен строгой епитимией для тех, кто человека довел до суицида или ничего не сделал, чтобы его остановить. Но в целом это правильно.
Отметим, что в Античности к суициду прибегали чаще всего «от гордости» (как те же самураи). Можно понять человека, который потерял все, чем жил, и не перенес этого. Но трудно понять человека, который лезет в петлю только потому, что конкуренты у него отжали бизнес и теперь он не сможет ездить постоянно с семьей в жаркие страны. Это разные потери! Но, так уж было устроено сознание людей в античности, что рабы легче переживали свои кандалы, чем власть имущие — потерю своего кресла. И удар Церкви направлен именно против вот такого вот демонстративного «суицида гордости».
При этом в житиях святых немало примеров суицида: некоторые мученики, боясь, что неизбежные пытки заставят их отречься от Христа, убивали самих себя, чтобы не потерять веру. Яркий пример суицида из-за страха — это святая Евпраксия, княгиня Рязанская. Что, в сущности, ей грозило? Быть наложницей хана Батыя после смерти ее супруга — князя Рязанского. Ее сын-младенец стал бы почетным заложником в Орде. Но она предпочла вместе с младенцем броситься вниз с высокой колокольни. Церковь в данном случае не осудила ее.
К тому же церковное сознание тоже меняется на историческом пути. Потому я и составил чин погребения лиц, покинувших жизнь добровольно, — не с целью отпевать «всех подряд». Нужен избирательный подход. К тому же у нас и так сегодня «по справке» отпевают 90 % самоубийц, причем используют либо общий чин, либо тот, что приняла Синодальная богослужебная комиссия Русской Православной Церкви. Лично с моей точки зрения, первый не подходит по содержанию, а второй — просто выглядит формальностью. Но богослужебные тексты должны писаться кровью сердца.
Да, когда-то не было чина погребения для таких лиц. Но когда-то не было и отдельного чина погребения для священников, для монахов, для младенцев, а теперь в Русской Православной Церкви появился еще и чин погребения архиереев. Литургическая жизнь Церкви тоже растет и развивается.
При этом, даже учитывая, что бывают ситуации с суицидом, когда Бог принимает самоубийцу, повторюсь, никто не может сказать другому человеку: «Ты можешь сейчас уйти, и это не будет грехом». Наш долг — держать любого другого человека в жизни всеми силами.
От редакции. Священный Синод Русской Православной Церкви определил порядок решения вопроса о возможности отпевания детей и подростков-самоубийц на заседании 24 октября 2024 года.
