на наш Телеграм
Во время Великого поста существует традиция чтения Книги Исайи — именно в это и только в это время Православная Церковь обращает внимание на Ветхий Завет. Мы выбрали те отрывки, которые, на наш взгляд, наиболее полно отражают содержание Книги Исайи, и исследуем, что из слов пророка можно сегодня примерить на себя. Размышляя о том, что значит «Божий суд» на самом деле, читаем шестую главу Книги Исайи.
«И сказал я: горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, — и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа» (Ис 5:5).
О престиже страны судили по главному царскому святилищу
В год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли весь храм.
Вокруг Него стояли Серафимы; у каждого из них по шести крыл: двумя закрывал каждый лицо свое, и двумя закрывал ноги свои, и двумя летал.
И взывали они друг ко другу и говорили: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его!
Ис 6:1–3
В пророческих книгах нередко упоминается день Яхве (в переводах, включая Синодальный, это выражение переводится как «день Господень»). Современный читатель обычно связывает с ним представление о конце времен. Между тем изначально речь шла о яхвистском празднике, который отмечался каждый год в память об освящении Храма, построенного Соломоном в Иерусалиме.
В Библии о строительстве Храма рассказано достаточно подробно, в частности, в Третьей Книге Царств (3 Цар 6). Он должен был свидетельствовать о статусе яхвизма как государственной религии Израиля, чему Соломон придавал значение не меньшее, чем его отец. К тому же Храм был царским, т. е. государственным, святилищем, и этот его статус требовал соответствующего величия — речь ведь шла, кроме всего прочего, еще и о престиже страны, о которой во многом судили по таким постройкам, как царский дворец и главное царское святилище.
Все сказанное не отменяет того факта, что Соломон был человеком глубоко и искренне верующим, хотя он и не был пророком, как его отец. Он нередко обращался к Богу, и Бог ему отвечал (3 Цар 3:4–15, 8:12–9:9). Строя Храм, Соломон, несомненно, думал не только о престиже своей страны, в это дело он вложил всю душу и всю веру, какая у него была.
Освящение новопостроенного Храма стало событием не только в религиозной, но и в политической жизни Израиля, а день, когда оно произошло, с тех пор отмечался ежегодным праздником. В современном иудейском религиозном календаре его нет, что неудивительно: ведь календарь этот сформировался после Вавилонского плена, когда Соломонова Храма уже не было, а на его месте стоял другой, Второй Храм, построенный евреями, вернувшимися из плена в Иудею, на землю отцов. День освящения Первого Храма ушел в историю. Однако во времена Исайи он праздновался регулярно, собирая в Иерусалиме множество народа.
Торжество должно было быть внешним, наглядным, чтобы не осталось сомнений
И сказал я: горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, — и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа.
Ис 6:5
Чего же ожидали собиравшиеся на храмовый двор? В точности этого не знал никто. Ясно было лишь, что должно произойти нечто необычайное, нечто такое, что явит величие Яхве и Его власть над миром. День Яхве был в первую очередь торжеством правоверия над язычеством, торжеством Яхве и яхвизма над всеми иноверцами, а значит, и торжеством Израиля над иноплеменниками. Во времена Соломона, в дни величия Древнего Израиля, которые после Соломона уже никогда больше в древности не повторились, ожидания эти были особенно живыми: торжество над врагами в ходе сравнительно недавно завершившейся войны было очевидным, и теперь естественно было думать о большем, о воцарении Яхве над всем миром, над всеми народами и их богами. О подробностях никто особо не задумывался, но торжество должно было быть внешним, наглядным, для всех зримым, таким, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, кто в этом мире царь и победитель.
Тут, несомненно, сказались и те представления о Божьем Царстве, или о Царстве Яхве, которые были свойственны ранней пророческой традиции, восходящей к Моисею и его общине. Эти пророки, которых называют обычно ранними в отличие от поздних, чьи книги мы видим в Библии, хоть и не оставили после себя многочисленных текстов, подобно пришедшим им на смену собратьям, все же повлияли на формирование традиционных яхвистских представлений о Царстве. Для ранних пророков Царство Яхве было реальностью вполне земной. Это была земля, данная Богом Своему народу, очищенная как минимум от языческих алтарей, а может быть, и от самих язычников. На этой чистой земле живет народ Божий, хранящий чистоту, которая достигается строгим соблюдением данного Богом закона — Торы. Правит Божьим народом не царь (светская власть для ранних пророков была языческим изобретением, которое не подходило народу Божьему), а Богом поставленный вождь-харизматик, слушающий только Бога.
Такого вождя духовные лидеры пророческого движения видели, в частности, в Давиде, которого они принимали безоговорочно как своего собрата — он ведь тоже был пророком. К другим царям отношение было или сдержанным, как к Соломону, или (иногда резко) негативным, как к царям Израильского Царства. Конечно, во времена Исайи, когда уже не было ни былого Израиля, от которого осталась лишь маленькая Иудея, ни его былого величия, ожидания несколько остыли, но представление о Царстве было в основном таким же, как прежде.
Чтобы свидетельствовать, вначале нужно очиститься
Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника,
и коснулся уст моих и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твоё удалено от тебя, и грех твой очищен.
Ис 6:6–7
Между тем уже, вероятно, во времена Соломона у яхвистской общины появился новый духовный опыт, опыт богоявлений, которые позднее в иудейской традиции получат название видений Престола славы. В шестой главе Книги Исайи мы как раз и видим достаточно подробное описание одного из таких видений, свидетелем и участником которого стал (тогда еще будущий) пророк. Яхве открывается ему в образе человека, восседающего на престоле, одежды которого заполняют собой Храм (Ис 6:1).
Как видно, дело происходит в Храме, как это и бывало обычно во время видений Престола славы. Символика понятна: Яхве открывается Исайе как царь и как судья, который придет, чтобы судить мир. Престол окружают духи, названные в тексте «огненными» (Ис 6:2–3; «серафим» — это множественное число от евр. «цараф», «огненный»). Можно думать, все пространство было наполнено светом, сиянием, и окружавшие престол духи сияли так же, как сам престол и восседающая на нем человеческая фигура.
Вряд ли это было первое явление Престола славы в истории яхвистской общины. Яхвистская гимнография, отраженная в Книге Псалмов, свидетельствует о том, что они имели место и раньше. В книге встречаются псалмы, вероятно, написанные по случаю Дня Яхве, чему свидетельством служит фраза «Яхве воцарился!» («Господь царствует» Синодального перевода) (Пс 93:1, 97:1, 99:1), и в них упоминается или подразумевается престол (Пс 93:2, 97:2, 99:1). Судя по этой гимнографии, видения Престола славы яхвистской общине были известны достаточно хорошо — ведь гимнографическая традиция отражает обычно существенные элементы духовного опыта. Если бы явления эти были редкостью, они едва ли оказались бы упомянуты в Книге Псалмов.
Если так, то главное в шестой главе Книги Исайи заключается не в описании Престола славы, а в том, что происходит с Исайей, которого во время этого события Бог призывает на пророческое служение. «Кого нам послать? — Вот я, пошли меня» (Ис 6:8) — здесь центр и смысл всего рассказа. Исайя расценивает Божий вопрос как обращенный лично к нему, и, ответив «да», становится пророком.
Однако для того, чтобы свидетельствовать, вначале нужно очиститься. В контексте поручения речь идет об очищении уст, что неудивительно: ведь пророк свидетельствует прежде всего словом, и оно должно проходить сквозь его уста в той чистоте, в которой это слово открывает пророку Бог (Ис 6:5–7).
Суд как момент предстояния человека Богу, как момент истины
И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? и кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня.
И сказал Он: пойди и скажи этому народу: слухом услышите — и не уразумеете, и очами смотреть будете — и не увидите.
Ис 6:8–9
Опыт такого призвания наложил свой отпечаток на весь пророческий путь Исайи, на все его служение. Он остро пережил то, что, вероятно, до него переживали некоторые другие пророки — собственное недостоинство, нечистоту в глазах Божьих.
Нечистота в яхвизме — категория не моральная и не вероучительная, это состояние, делающее невозможным освящение, а значит, и само богообщение. Нечистый отделен от Бога, не потому, что Бог его не принимает, а потому, что его нечистота несовместима с пребыванием в Божьем присутствии. Исайя избавился от своей нечистоты не сам, его от нее избавил Бог, избавил посредством огненного очищения.
Конечно, все происходившее тогда в Храме было видением, но даже в видении не отшатнуться от горящего угля был бы способен не каждый. Исайя, ставший теперь пророком, понял, что значит Божий суд и каким он бывает на самом деле. Теперь ему предстояло донести эту истину до своих единоверцев, но они, судя по Божьему свидетельству, не очень-то хотели, да и не очень-то могли ее услышать (Ис 6:9–10).
В самом деле: традиционные, восходящие к ранним пророкам представления о Царстве предполагали совсем другой суд и другое очищение. Суд понимался как тест на правильное исполнение норм и предписаний Торы, а на очищение смотрели как на необходимый ритуал для участия в жертвенной трапезе. Между тем Исайе суд открылся как момент предстояния человека Богу и как момент истины, открывающейся во время такого предстояния. Да и Царство ему открылось уже не как земная реальность: он увидел его как пространство Божьего присутствия и Божьего действия, куда не может войти ничто нечистое.
Нечистоты у входящего не должно быть вообще, ни в чем и никогда — ведь даже крупица ее сделает пребывание перед Престолом славы, а значит, и в Царстве, невозможным. Тут требовалось кардинальное изменение всей жизни, а к этому были готовы очень немногие.
В день Божьего суда все это окажется бесполезным
И сказал я: надолго ли, Господи? Он сказал: доколе не опустеют города, и останутся без жителей, и домы без людей, и доколе земля эта совсем не опустеет.
И удалит Господь людей, и великое запустение будет на этой земле.
И если еще останется десятая часть на ней и возвратится, и она опять будет разорена; но как от теревинфа и как от дуба, когда они и срублены, остается корень их, так святое семя будет корнем ее.
Ис 6:11–13
Для самого Исайи, как и для его последователей, такая готовность связывалась с понятием бедности, или смирения. Под бедностью пророк имел в виду не материальное положение человека, а под смирением — не покорность всем и каждому без разбора. Лучше всего представление Исайи о бедности и смирении иллюстрирует его проповедь о «высотах» — возможно, первая или одна из первых после обращения (Ис 2:7–18). Высота человека тут неотделима от язычества, от идолопоклонства (Ис 2:8–9), но, судя по контексту, пророк понимает ее более широко. Высота — это все, что делает человека великим или, по меньшей мере, значимым в его собственных глазах. Разумеется, то, что возвышает человека в его собственных глазах, должно принадлежать ему — иначе ни о каком величии речи идти не может.
Исайя же на опыте понял, что у человека нет ничего, что могло бы не то что добавить ему значимости перед Богом, но хотя бы просто предстать перед Ним чистым. У человека нет ничего, что могло бы действительно приблизить его к Богу, а все, что у него есть, может создать лишь видимость опоры в жизни и придать человеку мнимую значительность, только отдалив от Бога. В день Божьего суда все это окажется бесполезным, и чем раньше человек откажется от таких «опор» и предаст себя Богу, тем проще ему будет при встрече с Ним лицом к лицу. Вот такой отказ и означает бедность, а предание себя Богу — смирение. Однако к такому отказу были готовы немногие: ведь куда проще исполнить даже самые трудные религиозные обязанности, чем отказаться от того, что придает мнимую значимость и иллюзорный смысл здешней жизни.
