на наш Телеграм
Атеизм и христианство
После недели Страшного Суда не худо бы нам вспомнить, что на нем будут спрашивать не Символ веры, а совсем другие вещи.
На Масленицу стоит вспомнить, что такое профанация.
А в преддверии Великого Поста — то, к чему он ведет — Страстную Седмицу.
И все это на фоне нового этапа споров о светком и религиозном, разгоревшихся вокруг запрета хиджабов в Мордовии, на фоне убийств карикатуристов в Европе и христиан-коптов в Ливии.
Все эти темы неожиданным образом соединились в сегодняшней теме «атеизм и христианство». Как так получилось — читайте в конце письма, после ряда наших подборок по теме:
- полемики атеистов и христиан,
- фильмы и проза об атеистах и христианах,
- тексты об атеистах и христианах в истории,
- книги атеистов о христианах и христиан об атеистах.
Полемика атеистов и христиан
«Бог: да или нет? Беседы верующего с неверующим»
Беседы великого проповедника Антония Сурожского с атеистом. Здесь Владыка Антоний как бы впервые открывает нам Православие, его вечно новые и удивительные истины. Например:
Митрополит Антоний: Мне кажется, что центр всего Евангелия не в этическом учении.
Анатолий Максимович: Не может быть!
Митрополит Антоний: Этическое учение — производное и почти второстепенное для меня. Мне кажется, что для христианина абсолютный центр Евангелия — историческая личность Христа, Который был и Бог, и человек, и если это изъять, то учение Христа является одним из учений, которое можно воспринимать в большей или меньшей мере. Ученики, может быть, и остались бы вместе как этическая группа, но никогда бы не вышли на проповедь о Христе. Апостол Павел говорит, что вся его проповедь заключается в проповеди о Христе распятом и воскресшем, что если не воскрес Христос, то Его ученики — самые несчастные из людей, потому что они строят свое мировоззрение и жизнь на фантазии, на галлюцинации, на лжи (1 Кор., гл. 15).
Диалог атеиста, большого современного писателя Умберто Эко, и выдающегося католического богослова кардинала Мартини.
Помимо прочего, этот диалог примечателен тем, чего так часто не хватает в «холиварах» атеистов и христиан: умом, доброжелательностью, готовностью услышать друг друга.
«Почему нам трудно поверить в Бога?»
В этой книге собраны ответы отца Александра на типичные вопросы/недоумения/критику неверующих: ненужность богослужения и Церкви, «идея Бога», историчность Иисуса, эволюция, наука, чудеса и пр. и. пр.
«Христианский ответ атеизму» Сергея Худиева, выдающегося современного апологета.
Здесь защита христианских истин строится с рациональных позиций.
Проза и кино об атеистах и христианах
«Ценой потери», «Монсеньор Кихот»
После выхода романа «Ценой потери» многие решили, что Грин потерял веру. Главный его герой — атеист, отправившийся в центр страданий, в лепрозорий.
«Монсеньор Кихот» — поздняя повесть Грина. Она иллюстрирует идею «содружества» верующего и атеиста против мира сего. Сумасшедший священник Кихот и благоразумный коммунист Пансо.
«Святой Мануэль Добрый, мученик»
Унамуно называли «верующим атеистом». Необходимость веры в Бога для жизни и невозможность в Него поверить — главный «сюжет» и его философии и его художественной прозы.
«Святого Мануэля» можно считать вершинной разработкой этого сюжета.
Еще один пример содружества верующего и атеиста в борьбе со злом. В данному случае — в прекрасной притче Честертона — уже непосредственно с самим Злом.
Замечательный камерный фильм-диалог интеллектула-атеиста, попытавшегося совершить самубийство, и простого верующего работяги, который его спасает.
Одной из главных тем Бергмана было молчание Небес перед отчаянием человека.
«Седьмая печать», безусловный шедевр, посвящен именно этому.
Смерть: Гарантий захотел?
Рыцарь: Назови как угодно. Отчего Бог так жестоко непостижим нашим чувствам? Отчего надо ему скрываться за дымкой невнятных посулов и невидимых чудес?
Смерть не отвечает.
Рыцарь: Как поверить верующим, когда и себе-то не веришь? Что будет с нами, с теми, кто хочет верить, но не может? И что будет с теми, кто и не хочет и не умеет веровать?
Рыцарь умолкает и ждет ответа, но никто не говорит, никто не отвечает. Совершенное молчание.
Страшный Суд: атеисты и христиане в истории
«Пока мы не научимся узнавать действие христианства повсюду, где человеческая мысль каким бы то ни было образом соприкасается с ним, хотя бы с целью ему противоборствовать, – мы не имеем о нем ясного понятия.» — вот завет отца русской философии, Петра Чаадаева.
Чаадаев, великий христианский мыслитель, как немногие продумал и прочувствал историчность христианства. Христианство — не идея, а дело. Воскресение Христа — не символ, а исторический факт. Все дело в этом.
«Об упадке средневекового миросозерцания»
Совсем небольшая, но чрезвычайно важная статья.
В то время, как мнимые христиане отрекались и отрекаются от Духа Христова в своем исключительном догматизме, одностороннем индивидуализме и ложном спиритуализме, в то время как они теряли и теряют его в своей жизни и деятельности, – куда же скрылся сам этот дух? Я не говорю про Его мистическое присутствие в таинствах церкви, ни про Его индивидуальное действие на избранные души. еужели человечество в целом и его история покинуты Духом Христовым? Откуда же тогда весь социально-нравственный и умственный прогресс последних веков?
Большинство людей, производящих и производивших этот прогресс, не признает себя христианами. о если христиане по имени изменяли делу Христову и чуть не погубили его, если бы только оно могло погибнуть, то отчего же нехристиане по имени, словами отрекающиеся от Христа, не могут послужить делу Христову? В Евангелии мы читаем о двух сынах; один сказал: пойду – и не пошел, другой сказал: не пойду – и пошел. Который из двух, спрашивает Христос, сотворил волю Отца? [Матф. 21, 28-31] ельзя же отрицать того факта, что социальный прогресс последних веков совершался в духе человеколюбия и справедливости, т.е. в духе Христовом. Уничтожение пытки и жестоких казней, прекращение, по крайней мере на Западе, всяких гонений на иноверцев и еретиков, уничтожение феодального и крепостного рабства – если все эти христианские преобразования были сделаны неверующими, то тем хуже для верующих.
Те, которые ужаснутся этой мысли, что Дух Христов действует через не верующих в его, будут не правы даже со своей догматической точки зрения. Когда неверующий священник правильно совершает обедню, то Христос присутствует на таинстве ради людей, в нем нуждающихся, несмотря на неверие и недостоинство совершителя. Если Дух Христов может действовать через неверующего священнослужителя в церковном таинстве, почему же он не может действовать в истории через неверующего деятеля, особенно когда верующие изгоняют его? Дух дышит, где хочет.
Главной мыслью Мережковского была утопия религиозной общественности. Главным вопросом — бездействие христиан и действие атеистов. Дадим несколько случайных цитат:
«Между религиозным сознанием и действием легло бездонное противоречие: религиозное сознание бездейственно; религиозное действие бессознательно».
«Где же собственно религиозные дела наших дней? Как не доказать, а показать, что религия — самое нужное из всех человеческих дел? Если что-либо в религиозных переживаниях потеряно окончательно и как будто невозвратно, то это именно ощущение религиозного действия. Пока говоришь о религии, как об идеале, все соглашаются или, по крайней мере, никто не спорит — кажется, впрочем, потому, что всем наплевать; но только что пытаешься связать религию с реальной действительностью, оказываешься или в дураках, или в подлецах, ибо за память современного человечества единственная религиозно-общественная реальность — глупость обманутых, подлость обманщиков».
«Сегодня люди говорят: Христос воскрес. Но что при этом думают и чувствуют? Может быть, похожее на то, что чувствовали ученики Господни, когда шли в Эммаус, разговаривая с неузнанным Спутником о распятом, погребенном и не воскресшем Господе: — А мы надеялись было. Сегодня Христос воскрес, а завтра сытый отнимет хлеб у голодного так же, как отнимал вчера. Сегодня Христос воскрес, а завтра выйдут проститутки на улицу так же, как выходили вчера…»
Мережковский систематически не развивал эти идеи. Они раскиданы по его многочисленным статьям. Для начача можно посоветовать его сборник «В тихом омуте».
Атеисты о христианах
«Подлинное христианское наследие слишком драгоценно, чтобы оставлять его на съедение фундаменталистским выродкам» — вот главная мысль двух книг Жижека, размещенных у нас.
Жижек, быть может, самый популярный мыслитель сейчас. Он атеист, и как раз выясняя свои отношения с христианством, Жижек приходит к выводу, что его взгляды (марксизм и психоанализ) входят в противоречие с поздним капитализмом:
«Одна из наиболее прискорбных особенностей эпохи постмодернизма и ее так называемой «мысли» заключается в возвращении в неё религиозного измерения во всех его самых разнообразных проявлениях, от христианского и прочего фундаментализма через множество спиритуалистических тенденций «нью эйджа» до возникающей религиозной чувственности в пределах самой деконструкции (так называемая «пост-секулярная» мысль)».
В таких условиях он — материалист, марксист, психоаналитик — смог увидеть, что эти его взгляды восходят к христианству, что христианство остается сокровенной сутью Запада:
«Нужно сказать: да, от христианства к марксизму ведет прямая линия наследования; да, христианство и марксизм должны быть по одну сторону баррикады, вместе сражаться с рвущимся в бой неоспиритуализмом».
Бадью, пожалуй самый большой современный мыслитель. Он выделяет четыре «процедуры истины»: наука, искусство, политика, любовь. Они переживают в поздней современности свое закрытие, выступая как техника, культура, администрирование и секс. Причем здесь апостол Павел?
В своей гениальной книге о Павле Бадью предлагает считать христианство первообразцом события Истины.
Событие Воскресения Христа вырвало Павла из сети социальных отношений, сделало его свободным, открыло измерение универсального — «во Христе нет ни эллина, ни иудея…». В этом измерении стало возможным создание общины, не подчиненной ничему, кроме События.
Жижек и Бадью — два левых философа-атеиста, обращаются к христианству как первоистику своих собственных истин. Барнс — совсем другой случай: пример «нормального», «обывательского» атеизма.
Книга «атеиста в третьем поколении», одного из лучших английских писателей Джулиана Барнса. Как всегда у этого автора, здесь тонко продуманная композиция, великолепный стиль и много иронии. Тем паче интересней суть этой книги: собрание общих мест, тривиальностей о смерти, какие приходят на ум современному человеку — отнюдь не «воинственному атеисту», а «просто атеисту», как «все мы» в XXI веке атеисты.
«Я не верю в Бога, но мне Его не хватает. Так я говорю, когда мне задают этот вопрос» — начало книги. То, что так начинается книга вообще-то не про Бога и веру в Него, а про смерть — это уже банальность.
Книга, повторим, замечательна тем, что написана честным, безусловно умным, образованным атеистом. Мы прочитаем про то как искусство заменило религию — но нет, на само деле не заменило, как наука все объясняет, и Бога конечно нет, но от этого умирать не легче.
Привлекая опыт своей семьи и нескольких европейских интеллектуалов (Стендаль, Шостакович и др.), Барнс хочет понять, как он сам относиться к смерти и к Богу. Он боится умирать, не верит в Бога, но Его ему не хватает. Чем книга началась, тем и закончилась. Усталость и грусть, «фантомная боль» о Боге и неизбежность смерти — так можно было бы охарактеризовать эту замечательную и типическую книгу. Типичность ее — вот главная ее ценность, как для атеистов, так и для верующих («еще верующих»):
«НЕЧЕГО бояться». «О смерти говорят: «Нечего бояться». Говорят это быстро, небрежно. А теперь давайте произнесем еще раз, медленно, сместив ударение. «НЕЧЕГО бояться». Жюль Ренар: «Самое верное, самое точное, самое осмысленное слово — это “ничто”».
Христиане об атеистах
Житие Нифонта — примечательный текст во многих отношениях. Здесь нас интересует, что его герой был атеистом.
Величайшее из множества испытаний Нифонта — сомнение в бытии Бога. Дьявол говорит ему: «Ты заблуждаешься, Нифонт, Бога нет, ибо где Он? Что ты говоришь: есть ли Христос? Нет Христа: я один всем владею и царствую над всем, кто тебе сказал, что есть Бог или Христос?»
Покаяние суть освобождение, путь из мира власти и насилия в мир свободы и кротости (как говорится в первой заповеди: «вывел из дома рабства»). Нифонт понимает, что свободен от агрессии бесов, помолившись Богородице. Бесы укоряют своего князя: «Смотри, как имя Иисусово прославляется теми, которых мы когда-то держали в своей власти, — где же наша сила? Ее одолели, и царство наше разрушилось».
В русле сомнений Нифонта о Боге и вере Житие дает такой эпизод: Нифонт спрашивает ангела: «Отчего же ты не накажешь его [грешного человека, хранить которого «приставлен» ангел], чтобы он отстал от греха?». «Я не имею возможности, — отвечал ангел, — приблизиться к нему, так как с тех пор, как он начал грешить, он раб бесов, и я не имею над ним власти: ибо Бог сотворил человека со свободной волей и показал ему узкий путь и широкий, чтобы он ходил, по какому хочет».
Итак, ангел не может наказывать, наказание не ведет к Богу, человек свободен. Свободой же — своей и Бога — он и спасается: «нет греха, превышающего человеколюбие Божие».
Мрачное лицо Нифонта-грешника сменяется «светлым как солнце» лицом Нифонта-святого. «У него всегда было веселое и светлое лицо, так что некоторые недоумевали и говорили: — Что это значит, столько лет он ходил угрюмый, а теперь радуется и весел? У святого же явилось мужество против бесов, насмехаясь над ними, он говорил: — Где те, кто утверждали, что нет Бога?»
Ваттимо — один из крупнейших теоретиков постмодернизма и современных христианских мыслителей.
В этой книге он продумывает возможность веры в условиях плюрализма эпохи постмодерна. По Ваттимо, плюрализм не просто не мешает вере, а наоборот — возрождает ее возможность (философскую, личная свобода актуальна всегда).
Более того, постмодерн и секуляризация опознаются Ваттимо как судьба христианства, как его исторические плоды. Коренные черты современности предстают у Ваттимо как воплощение христианства (наука и техника, Запад, капитализм и т. д.).
«Религия после атеизма. Новые возможности теологии»
Одна их самых интересных книг по теологии и современной ситуации вообще за последние года. Небывалый в истории советский опыт массового атеизма не отменяет религию, но выводит ее на новый уровень — «бедной религии», религии после атеизма, освобожденную от любых традиций, исторических, национальных и любых других ограничений. В книге будут разобраны такие темы, как постатеизм, религия внутри атеизма (религиозные измерения советского материализма и искусства), атеизм внутри теократии (те, кто хотят мирской власти, тем самым не верят во власть Господа над миром), взаимоотношения секуляризма, атеизма и религии, Бог как жизнь (в противоположность ницшевскому тезису о Боге как проклятии жизни), теология личности (субъект как то место, где может открыться Бог, — персоналистский аргумент бытия Бога и «субъективное богословие»), наука и религия («новый атеизм», научно-технический аргумент бытия Бога).
«Фраза «религиозное значение атеизма» не лишена смысла, она говорит о том, что атеизм, как бы он ни отвергал и ни громил религию, не теряет своего значения, что он расчищает место для чего-то нового, то есть для веры, которую по большому счету можно было бы назвать пост-религиозной верой, верой пост-религиозной эпохи».
«Библейская вера представляет Бога, Бога пророков и Бога христианской Троицы, в качестве Отца; атеизм учит нас тому, как отступиться от образа отца. Образ отца, изжитый в качестве идола, может быть восстановлен в качестве символа. Этот символ послужит основанием учения о любви; в теологии любви он станет эквивалентом последовательного восхождения, ведущего нас от простого смирения к поэтической жизни. Таково, как я понимаю, религиозное значение атеизма. Чтобы символ бытия обрел речь, необходимо освободиться от идола».
«Об отсутствии и непознаваемости Бога»
Яннарас — живой классик православного богословия.
Хайдеггер и Ареопагит — что их связывает? И тот, и другой говорят о Том, что не является бытием, но дает бытие всему сущему. В центре умозрения и того и другого — Ничто, не-сущее, на фоне которого выступает все.
Яннарас (вслед за Хайдеггером в его толковании Ницше) разбирает и другое Ничто, Ничто новоевропейского нигилизма — как сознательного отказа от Бога с одной стороны, и бунта против идолов, которые ставит на место Божественного Ничто новоевропейский человек, с другой.
Эта книга стоит в самом центре современной мысли, в разборе долгого пути, пройденного западной философией, ею же самой опознанного как тупик. Яннарас предлагает в этом тупике обратиться к православной мысли, просмотренной Западом, в особенности к Ареопагиту, который за полторы тысячи лет до Хайдеггера сформулировал онтологическую разницу.
«Зона opus posth, или Рождение новой реальности»
Одно из самых значимых высказываний о положении современного мира, нашей ситуации «пост…» и «смерти…».
Будучи композитором и музыковедом, Мартынов тщательно прослеживает историю музыки от средневековья до постминимализма, схватывая эту историю в нетрививальных культурологических концепциях. Музыка, однако, — только пример всей истории западного (христианского), т. е. «современного человечества».
Ситуация «конца», в котором оказалось современное человечество, — и это одна из самых блестящих мыслей Мартынова — не означает какого-либо пессимизма. Конец обещает начало: если история модерна — постепенной десакрализации — заканчивается «смертью Бога», и мы живем «пост» — после этой «смерти», то — как минимум — эта ситуация во-первых новая (немодерная, т. е. не несущая десакрализации), а во-вторых, она носит явно религиозный характер.
Сейчас, «после конца», а значит перед началом неизвестного нового, мы обретаем невиданную раннее прозрачность и невиданные раннее возможности. Это прозрачность сквозной «христианскости» нашей истории и нашего теперешнего положения и возможностей — конечно, религиозных. В терминологии Мартынова — это возможности нового сакрального пространства.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
