на наш Телеграм
Когда я пишу этот текст, Нотр-Дам-де-Пари еще горит. Трудно не увидеть в этом пожаре нечто символическое. Разумеется, это случайное событие, которое могло произойти когда угодно. И все же…
Это событие напоминает нам, казалось бы, известную «банальность»: ничто не вечно. И символ вечности — собор — не вечен. Все сгорит, сгниет, разрушится. Все соборы, все города и весь мир когда-то пропадут. Есть что-то необыкновенно трогательное в том, что об этом напоминает именно собор. И как напоминает — своим пожаром. Не собор сам по себе, но его уничтожение. Есть ли лучшее напоминание преходящности всего — а значит, и Вечности, которая не в этом мире, — чем горящий собор? Странным образом уничтожение храма более религиозно — более являет вечность, чем храм сам по себе.
А чему тут удивляться, если мы затрудняемся определить статус Нотр-Дама: это великая святыня христианского мира или турцентр, «достопримечательность», приносящая неплохие денежки казне Парижа? Паломники или туристы посещают Нотр-Дам?
Я думаю, что мы — современные люди — не достойны Нотр-Дама. Не мы его строили — и какое отношение мы имеем к тем, кто его строил? Какое отношение имеет сегодняшний Париж к цивилизации, которая породила готику, созидала соборы? Современные люди превратили великий собор в доходную достопримечательность, осквернили его. И есть нечто «закономерное» в его пожаре. Нотр-Дам давно сгорел, он уже много-много лет, десятилетий, столетий, может быть, представляет собой труп, ибо душа его покинула. Франция, «первая дочь Церкви», — насколько в ней, современной, действительно уместны соборы? После крушения «Титаника» Блок в дневнике записал: «слава Богу, есть ещё океан». Так и мы скажем: слава Богу, есть ещё огонь. Нотр-Дам — чучело христианской культуры, выставленное в мегаполисе, кричащем (как и любой другой мегаполис), что нет больше никакой христианской культуры. Чтобы понять неуместность Нотр-Дама в современности, достаточно взглянуть на бесконечную убогость сегодняшней, в том числе храмовой, архитектуры. Мы просто не заслужили созерцать Нотр-Дам.
Люди, которые строят торгово-развлекательные центры, не заслуживают Нотр-Дам.
Сейчас все, конечно, очень жалеют сгоревший собор, хотя это всего лишь здание. Есть что-то некрофильское в тяге современных людей к музеефикации. Что бы сделали во времена готики со сгоревшим собором? Да просто построили бы новый, может быть, лучший собор. Потому что культура была жива. Современный человек, конечно, не может создать новый храм. Он ничего не может создать, поэтому так бережно хранить остатки мертвой культуры. У нас музеи, а не храмы.
Ничто не вечно: ни соборы, ни христианская Европа. Христос проповедовал евреям, но не они, а греки, копты, латиняне стали главной аудиторией апостольской проповеди. Но и старый Рим, и Новый рухнули. Основными носителями Благой Вести стали варвары: германцы и славяне. Они создали нынешнюю версию христианской цивилизации, которая — кто знает — быть может, подходит к концу. Ныне больше половины христиан живет в третьем мире. Своих величественных соборов они ещё не построили. Ничто не вечно: не вечно и нынешнее христианство. Цепляться за старые символы, здания и проч. — идолопоклонство.
Все сгорит, а Дух не сгорит. Культура умрет, вера не умрет.
Горящий собор лучше об этом напоминает, чем вполне отреставрированный, уготованный к тому, чтобы его пожрали толпы туристов.
Бог не в бревнах, а в ребрах.
Современной ситуации — ситуации победившего атеизма, единственно аутентичного нам религиозного состояния — более потребен сгоревший собор.
Он настоящий, в отличие от достопримечательности.
И думается, что в сгоревших руинах — символических, конечно, ибо собор будет восстановлен, — молитва сможет стать снова подлинной, ибо подлинны эти руины. Руины церкви отвечают подлинной религиозной ситуации.
Жорж Гюисманс, классик французской литературы еще в XIX веке писал про буржуазную мерзость запустения, покрывающую христианский мир. В романе «Без дна» описано, как герой через знакомство с сатанизмом на фоне отвращения к буржуазному Парижу приходит к вере. В романе «На пути» герой живет в монастыре, в одном из немногих выживших очагов подлинной христианской жизни. Роман «Собор» прямо посвящен нашей теме: здесь Гюисманс много рассуждает о природе готической архитектуры.
