на наш Телеграм
Что такое аскеза? Каков смысл аскезы в мире, где властвует дух тяжести (Ницше)? На чем основано сопоставление аскетического и теоретического? Может ли аскетика вести к саморазрушению? О христианском подвиге как духовной практике и о полноте присутствия в мире в аскетическом формате рассуждают священник Дионисий Харин и Александр Секацкий, кандидат философских наук.
Священник Дионисий Харин: Аскетика и аскетическая жизнь — одна из наиболее интересных тем в греческом и русском православии. Аскетика помогает человеку на пути к совершенству. В христианской среде есть очень много взглядов на аскетику. Греческое слово «аскезис» на русский переводится как «упражнение». Нужны некоторые упражнения, которые помогают душе собраться, находиться в определенном тонусе.
Аскетизм появился с зарождением монашества. Затем это становится общей практикой. Для восстановления целостности бытия необходимы как духовные, так и телесные упражнения. Как на это смотрит философия и какие есть точки соприкосновения, хотелось бы сегодня обсудить.
Александр Секацкий: Хотелось бы осмыслить аскезу как универсальное понятие, в том качестве, в котором она рассматривается, например, у Ницше, у Фуко. Ницше говорит, что Земля есть аскетическая планета по преимуществу, или аскетическая звезда. Поэтому самообуздание рассматривается в качестве великой преобразующей силы: оно может вызывать перемены в мире, гнев или ужас богов. Ницше противопоставляет аскезу полноте бытия.
Аскеза есть лучший способ адаптации в мире, где властвует дух тяжести, где мы поневоле обладаем телами, где мы подвержены страданиям, болезни, смерти.
В силу этой предзаданности у нас есть единственный шанс приобрести суверенность — аскеза. Аскета ни в чем нельзя ограничить, потому что в мире нет ничего такого, в чем бы он сам себя уже не ограничил добровольно.
При великом количестве аскетических практик Востока и Индии уникальной остается христианская аскеза. Внутри эллинской идеи счастья — эпимелейи происходит расщепление и выделяется теория — минимизация своего взаимодействия с миром до какого-то гомеопатического уровня.
Теорос — так именовались зрители на Олимпийских играх, которые только смотрят, не вступая в плотные слои осуществленности. Это и было воплощено в фаустовской цивилизации, в нашей с вами цивилизации. Второй спектральной составляющей оказался аскезис. На долю аскезы осталась сама эта тяжелая телесность.
Симеон Новый Богослов, Максим Исповедник, Григорий Палама постоянно указывают на иной способ аскетического выбора. Оно противостоит гомеопатии сущего, например эстетическому созерцанию. Ты должен оставаться лишь наблюдателем. Мы не можем относиться к миру только эстетически. Мы должны относиться к нему как к тому, что нам противостоит.
Может быть, этот мир должен быть дан нам не эстетически, не теоретически, не исторически, а событийно. Все, что является телесным, случайным, возрастным, гендерным, может быть вынесено за скобки, но сама полнота останется. Хочу прочесть цитату из Симеона Нового Богослова.
«Но в каком месте или в какой части тела, думаете, полагает он, что вообразится Христос? В лице или в груди? Нет, в сердце нашем вообразится Он и не телесно, а бестелесно и как подобает Богу. Впрочем, как женщина, имеющая во чреве, знает о том ясно, так как младенец во чреве ея делает некоторые движения, и нельзя ей не знать, что имеет плод во чреве: так и тот, кто имеет вообразившимся в себе Христа, знает движения Его и взыграния, то есть осияние и облистание Его, и видит внутри себя воображение Христа. Как в зеркале видится свет светильника, так видится в нем Христос, как свет, всесущественно, невидимо видимым и недомыслимо постигаемым, во образе безобразном и в виде безвидном».
Здесь выражен протест против эстетического только, или только исторического, или только схематического проникновения в учение, в традицию, в предание. Христианский подвиг, подвиг прямой христианской аскезы состоит в том, что пусть твоя современность не делает тебя слепым.
Не думай, что фарисеи были только там, а здесь — исключительно одно цивилизованное человечество. Понимание того, что это с нами, а не с ними, и есть основа христианского подвига.
Понимание, что Иисус никуда не удалился, Он здесь, и если ты Его обретаешь через встречу, как говорит Максим Исповедник, то это означает, что ты действуешь в духе христианства. Мы выбираем некий решающий коридор воли из всех возможных состояний телесности. Суть аскезы состоит в том, чтобы удержать влечение от развлечений.
Если в тебе есть влечение к спасению души и обретению жизни вечной, то ты должен понимать, что контрольное отношение к сорной и фоновой телесности непременно приведет к развлечению, к размену по мелочам, к уклонению от влечения с большой буквы, следуя которому, ты удержишь полноту воплощенности.
Христианский подвиг задает прообраз пролетарского праксиса, поскольку пролетариат тоже выступает против всего частичного, объективированных сущностей.
Священник Дионисий Харин: Аскеза — это не просто духовные упражнения, которые необходимо выполнять, поклоны или чтение каких-то правил. Христианство через аскетизм постулирует идею инаковости. Аскетизм является такой возможностью, которая помогает противопоставить христианство окружающей действительности.
Аскетизм — это молитва, возможность и желание ограничиться малым. Именно поэтому появляется пост как важный инструмент аскетизма. Христианский аскетизм должен проявиться в том, чтобы позаботиться о сирых и убогих. Аскетизм — это всегда возможность опомниться, собраться, действовать.
Иногда в аскетизме понимается неправильно посыл о том, что тело является телом греха и нужно бороться с ним и как можно больше тратить своих усилий на то, чтобы побороть эту плоть. Тело обладает ценностью даже в глазах Бога, с ним бороться не нужно. Если бы было по-другому, то Христос не воплотился бы, не стал подобным нам.
Некоторые считают, что можно выполнять определенные правила каждый день, и никаких устремлений у тебя не будет. Есть интересный святой, Порфирий Кавсокаливит, он сказал:
«Не нужно бороться со своим телом, открой всего лишь небольшую щель для Бога, для Его света — и будешь исцелен, твоя жизнь коренным образом изменится. И тогда ты поймешь подлинную природу христианской жизни».
Александр Секацкий: Как говорил Сократ, с хорошим человеком ничего плохого не может случиться. В том и беда, что стоит немного потерять бдительность и увлечься, и мы придем не к этому миру, где всему можно доверять, а к миру, где мы абсолютно стерты.
Если меня заинтересовал легкий ветерок, а через пять минут — чувство голода, то здесь нет меня, нет никакой авторизации и никакой свободы. В выборе правильной аскезы нужно что-то вроде аналога музыкального слуха.
Священник Дионисий Харин: Аскетизм позволяет человеку осознать, кто я и кто мной управляет. Я управляю своим телом или тело управляет мной. Я управляю своими чувствами или чувства управляют мной. Когда ты встречаешь Христа, то Бог начинает тобой управлять. Ты ощущаешь свою целостность. У нас нет никакого путеводителя. Но если вы будете искренним христианином, то вы уже будете аскетичны, вы сможете обрести встречу не только с Богом, но и с самим собой.
Мы так устроены, что нам очень часто хочется нашу духовную жизнь регламентировать. За вопросом «что мне делать» кроется вопрос «что мне не делать».
Аскетизм — вызов, но для каждого он свой. Именно поэтому нет никакого руководства, мы все разные.
Друзья из Греции, когда приезжают в северную часть России, говорят, что вся жизнь здесь — аскетизм, потому что ты ограничен во многом.
Александр Секацкий: У Макса Вебера это ключевое понятие — мирская аскеза, которая и была принята на вооружение Лютером и представляла собой источник нового великого сейсмического толчка христианства. Когда твой доход принимается не как возможная форма откупа, а как свидетельство твоей богоизбранности.
Мирская аскеза означает, что ты получаешь прибыль, создаешь рабочие места. Если ты аскетичен в этом смысле, то ты и приумножишь сбережения, капитал. Даже такая аскеза — великая сила. Знаки богоизбранности ты не можешь разбазаривать и тратить, ты должен их аскетически накоплять.
Вопрос из зала: Связаны ли аскеза и творчество?
Александр Секацкий: Напрямую. В «Генеалогии морали» Ницше говорит о художнике и аскетическом идеале.
Вопрос участника прямой трансляции: Как аскетика соотносится с саморазрушением?
Священник Дионисий Харин: Если аскетика будет не во имя Бога, то она может вести к разрушению. Если мы следим за рационом питания и прочими пустяками, то можем упустить самого Бога.
У апостола Павла есть слова в Послании к Галатам (5:22), он дает очень важный критерий, как вообще понять, ты на правильном пути находишься или нет. Путей много, но результат должен быть один — плод духовный. Любовь, радость, мир, долготерпение. Этого нет в законе. Это является критерием, по которому можем понять, на правильном пути или на ложном находится человек.
Монах — крайняя форма противопоставления себя миру, поэтому и аскетизм там другой. Монашеский аскетизм у нас всегда считался главным, что не должно быть так.
Александр Секацкий: Есть такое понятие, как множественность подвига. Если мы все нацелимся на аскезу по типу столпничества, то ясно, что такое здание не устоит. Даже в великой аскезе есть свои искушения, связанные с манией величия. Удалившись в пустыню и питаясь акридами, подвижник тоже может впасть в это искушение. Ты не должен демонстрировать это, как украшение. Важно, что именно подчеркивать.
