на наш Телеграм
В середине 80-х годов прошлого века, когда церкви были закрыты, религия запрещена, а о потустороннем говорилось разве что в связи с полтергейстом, советская молодежь услышала странные прекрасные песни, объяснить которые никто толком не мог. Это явление называлось рок-группа «Аквариум», и захватило оно определенный пласт интеллектуальной молодежи на многие годы.
«Джа даст нам все», — пел серебряный тенор, и у вчерашних школьников, недавно снявших пионерские галстуки, мурашки бежали по спине, ведь о духовных практиках тогда никто не слышал, а от этих непонятных песен так сильно веяло чем-то неизведанным. «Все, что я хочу, — это ты»… И слышалось за этими словами нечто большее, чем простая любовь к девушке. Что-то необъяснимое разумом, неизведанное.
Вместе с Мариной Михайловой мы послушали несколько песен и постарались услышать их.
«Город золотой»
Эту песню мы услышали от «Аквариума», но на самом деле еще раньше ее исполнял Алексей Хвостенко — Хвост. Слова к песне написал замечательный поэт — Анри Волохонский, а музыка принадлежит тоже замечательному композитору — великому мистификатору Владимиру Вавилову. Он писал музыку в XX веке в духе старинных авторов. На советских пластинках, выпущенных фирмой «Мелодия», композиции Вавилова подавались как сочинения итальянских композиторов XVII века.
Само стихотворение было написано под влиянием художника Акселя, жившего в Ленинграде на углу Фонтанки и проспекта Майорова — Вознесенского проспекта. Один из моих друзей, ученик Акселя, который часто у него в мансарде бывал, говорил, что в Петербурге и в Ленинграде всегда было какое-то окно, которое открывалось сразу в Царствие Небесное. И вот в те годы, то есть в 70-е, таким окном, такой дверью была мансарда Акселя, где собирались различные творческие и думающие люди. Там же Аксель вел работу над мозаикой, которая должна была называться «Небо». В мастерской было очень много голубой смальты, которую его друзья помогали колоть и подбирать. Волохонский написал эту песню, когда вокруг делали картину под названием «Небо», как она по-другому называлась, — «Рай на земле», Эдем. Там действительно рисуется картина рая — и стих Волохонского так и называется — «Рай».
Очень легко угадывается здесь начало Книги пророка Иезекииля, где пророку открываются четыре чудесных существа. Эти четыре существа стали символами четырех евангелистов. У Волохонского также получилось стихотворение про последний акт мировой истории — потому что, как говорит нам Откровение Иоанна Богослова, есть город, в котором сам Бог светит, и город этот — Небесный Иерусалим, дивный град на берегу реки, в котором все мы когда-то должны будем оказаться. Здесь этот город, этот сад и описан, причем описан с такой точностью, как будто автор все это видел сам.
Песня «Город золотой» была для многих людей удивительным свидетельством. Свидетельством о том, что Бог не просто есть, а Он близок к нам невероятно, так как то, о чем в тексте говорится, — это открытость священного измерения. В этом волшебном городе горит Звезда — где-то под небесами или даже над ними, но эта же Звезда горит в небе и над нами. А дальше мы слышим очень простую формулу: «Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят».
Святость вовсе не определяется формальной принадлежностью к какой-то религиозной организации, она определяется той мерой света, светлости, которую человек может вместить.
А Бог это и есть свет. Первая же часть этого стиха — «Кто любит, тот любим» — означает, что любящий причастен к божественной жизни.
«Сидя на красивом холме»
Унаследованная религиозность, полученная человеком в семье или в обществе, в котором он растет, это в некотором смысле ловушка. Это отлично знают родители подростков, ведь все мы переживали удивление, когда те дети, которые ходили с нами в церковь за ручку, благочестиво участвовали в богослужениях, в какой-то момент уходят и закрывают дверь Церкви, до поры до времени не переступая обратно этого порога. Это временное состояние, и я уверена, что человек, который получил христианский опыт в детстве, возвращается в Церковь в большинстве случаев в определенный момент. Но почему они уходят?
Потому что человек нуждается в том, чтобы пройти свой собственный путь. Все то, что мы получили от родителей, от старших, — это хорошие вещи, но мы никогда не сделаемся свободными людьми, если не проживем эти истины сами, не заплатим за них своими ошибками, не пройдем свои собственные пути. В этой короткой песне есть замечательные слова:
«Мы идем вслепую в странных местах,
и все, что есть у нас, это радость и страх.
Страх, что мы хуже, чем можем,
и радость от того, что мы в надежных руках».
Вот это удивительное состояние — радость и страх, его очень часто описывают люди, имеющие христианский опыт. Радость и страх — это то, что человеческая душа испытывает от приближения к Богу. Неслучайно мы очень часто видим в Священном Писании, что Бог говорит людям: «не бойся!». Да, есть радость от того, что все в надежных руках, — но тем не менее человек должен и страх пережить. Мне кажется очень ценной та ситуация, когда человек свидетельствует о собственном опыте, но при этом не ищет для него каких-то особых формул.
«Серебро Господа моего»
Когда-то Августин Блаженный сказал такие замечательные слова: «Ты, Господи, создал нас для Себя, и будет беспокойно метаться сердце наше, пока не успокоится в Тебе».
Как бы мы ни жили прекрасно, как бы мы ни были довольны всем, что нас окружает, как бы мы ни умели бесконечно радоваться своим близким и красоте этого мира, всегда нам еще чего-то не хватает, еще чего-то недостает. До тех пор, пока в нашей жизни не появляется Господь, мы не можем сказать о том, что наша жизнь полна, что она подлинна, что в ней есть глубина и завершенность. Пока этого не случилось, мы действительно поем о себе. Это любимый сюжет в жизни каждого человека — роман с самим собой, забота о себе, изучение самого себя.
Но есть тут такая хитрость: пока ты занят собой, ты собой не станешь.
Человек становится собою настоящим — только тогда, когда забывает о себе. Как сказано в Евангелии: «кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф 16:25). Речь здесь идет не только о жертвенном подвиге, но и об отношении к миру. Чем более пристально взор мой прикован ко мне самому — тем меньше у меня шансов стать тем, кем меня создал Бог. Для того чтобы стать самим собой, необходима свобода — в том числе и свобода от самого себя, от привязанности к собственной персоне. Когда человек поет о себе — он действительно считает и ждет, он надеется на будущее, не видя настоящего, которое окружает его, как прекрасный океан. Это состояние устойчивого «нежитья» продолжается до тех пор, пока в наше сердце не вонзится стрела, стрела Господа и веры.
Надо сказать, что встреча с Богом — это всегда шок. Настоящая встреча, которая не из культуры и семейной традиции проистекает, а происходит как некий разрыв континуума, как распад повседневного опыта, когда ты вдруг оказываешься перед лицом того, что тебя намного больше и что ты никак не можешь понять и познать традиционными методами. Это потрясение, это удар, но после этого начинается настоящая жизнь.
Эта настоящая жизнь описана в евангельской притче о талантах, которая здесь, на мой взгляд, цитируется. «Серебро Господа моего» — это серебряные таланты, которые господин раздал своим рабам, отправляясь в дальнюю страну. Понятно, что это дар жизни. Мы все получили этот чудесный дар — и дальше вопрос, что мы с ним сделаем и что с ним можно сделать. Из контекста этой песни следует, что ничего.
Во-первых: «я не знаю слов, чтобы рассказать о тебе»: когда мы начинаем говорить о Боге, наши слова становятся как бумага, как прах и пепел. Был такой великий богослов Фома Аквинский — его труды лежат в основе богословия Западной Церкви. Он всю жизнь мыслил, изучал античную философию, писал книги, но вот однажды увидел Христа. Он молился — и к нему пришел Христос. После этого Фома сказал: «Все мои книги — это как солома, которую охватывает огонь и она превращается в пепел». Человеческие слова — это прах и пепел по сравнению с внутренним сокровищем, которые мы получаем, — оно выше слов, выше звезд, «вровень с нашей тоской». Эта возможность ответа на божественный дар, это путь.
Во втором куплете песни — чудная картина, человек выходит в дорогу: «И как деревенский кузнец, я выйду засветло. Туда, куда я, — туда не идет никто». Мы можем ответить на этот дар, только проживая эту жизнь. Не ставя искусственных целей, не придумывая каких-то определений самого себя и собственного смысла, а проживая жизнь шаг за шагом.
«День радости»
Эта песня хороша последними словами, которые являются цитатой из Послания апостола Иоанна Богослова, который говорит, что Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы (1 Ин 1:5). Но «День радости» это также история и про конец Света. Все образы здесь — образы Апокалипсиса, Откровения. Речь здесь о завершении, о восьмом дне, который наступит, когда вся полнота времен будет достигнута.
Обычно, когда говорят об Апокалипсисе, люди представляют себе страшные вещи, какие-то катастрофы, ужасающие события. Однако если мы внимательно почитаем Евангелие, то увидим невероятные вещи. Когда Иисус рассказывает о конце света, Он использует дивный, волшебно-нежный образ смоковницы. Он говорит: «Посмотрите на смоковницу и на все деревья: когда они уже распускаются, то, видя это, знаете сами, что уже близко лето. Так, и когда вы увидите то сбывающимся, знайте, что близко Царствие Божие» (Лк 21:29–31).
Все те ужасы, катастрофы, которые мы можем наблюдать, — они могут наполнять нас страхом и смятением, и в мини-апокалипсисе в Евангелии, когда Господь рассказывает об Апокалипсисе, Он говорит, что люди будут выть от страха в ожидании бед, грядущих на Вселенную. Но также Он говорит: «Когда же начнет это сбываться, тогда восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше» (Лк 21:28).
Тут затрагивается очень важная для «Аквариума» тема — тема внутренней свободы и качества внутренней жизни. Конечно, мы можем впускать в себя тьму мира сего постоянно, и тогда нам действительно придется только плакать и выть от ужаса бед, грядущих на Вселенную. Но мы можем взращивать в себе тот самый свет, то самое «Серебро Господне», которое каждому из нас дано как талант, как дар, как неотъемлемое достояние. И тогда наша жизнь будет другой. Даже конец света мы увидим как бесконечно прекрасную картину, когда все, что мы сделали, выйдет без печали из наших рук.
«Дубровский»
Эта песня написана в начале 90-х годов. Те, кто постарше, хорошо помнят, что такое 90-е годы. Дело даже не в том, что было нечего есть и зачастую не было зарплаты, — это то, что можно пережить. Самое ужасное это то, что мы все время были на грани самой жестокой войны. Мало того, что и шла война в Чечне, но была угроза и другой войны — прямо совсем гражданской, такой, как была в 20-е годы: народ поделился на группировки и начал биться. И вот в этот самый час народной беды, в годы лихие появляется эмблема спасения, и эта эмблема — красавец Дубровский. Спасение происходит вот каким образом:
«Он бросил свой щит и свой меч, швырнул в канаву наган, он понял, что некому мстить, и радостно дышит».
Эта история, недописанная Пушкиным, ведь Пушкин «Дубровского» не завершил. Сохранились лишь наброски Пушкина, где он предполагает, как действие могло дальше развиваться, но Пушкин не закончил роман. В удивительной песне Гребенщикова* предполагается, что сделал бы Дубровский как свободный человек. Он отказался бы от плана мщения, «он понял, что некому мстить, и радостно дышит». И этой перспективой, которая была предложена еще в 90-е, этим планом примирения мы почему-то так и не воспользовались. Нам почему-то кажется, что надо доказать свою правоту — и все к нам присоединятся, надо всем отомстить, восстановить правду и справедливость — и тогда на свете наступит мир. Но он не наступит, пока мы планируем кого-то наказывать, кому-то не подавать руки и кого-то исключать из сообщества.
И вот эти чудные слова: «Не прячь от Бога глаза, а то как Он найдет нас». Эти слова мне кажутся очень верными. Бог-то всегда нас помнит и всегда на нас смотрит. Бог прекрасен тем, что не оставляет даже мир, отвернувшийся от Него. Но способны ли мы взглянуть на Бога? Это тоже тема из трудов Блаженного Августина. Он говорит: «Бог прекрасен, потому что ты Его видишь». Мир существует во взгляде Божьем. Если мы не смотрим на Бога, то наша с Ним встреча не может состояться. Опять же тут затрагивается тема внутренней свободы, которую «Аквариум» начинает еще на заре своего творчества и не заканчивает по сей день. Конечно, мы можем раствориться в Вавилоне, но мы можем сделать и шаг в свою внутреннюю страну, где горит и сияет вечная правда божественного присутствия.
«Небесный град Иерусалим горит сквозь холод и лед, и вот он стоит вокруг нас и ждет нас, и ждет нас».
Это слова, которые дают большую надежду и вдохновение.
Так получается, что мы все время пытаемся изменить внешние признаки нашей жизни. Изменение жизни — это божественная прерогатива, а мы можем в ней участвовать настолько, насколько не имеем собственных планов. Это восточная мудрость, которую сформулировали задолго до Рождества Христова мудрецы даосские: они сказали, что искусство жизни заключается в недеянии. Это не значит, что я могу лежать на диване, и все будет происходить вокруг меня. Я могу пытаться пробивать стену головой от рассвета до заката, но удовольствия от этого нет и толк минимальный, а могу пойти вдоль стены и увидеть дверь, эта дверь распахнется — и я в нее войду.
Вот так даосы описывали отношение человека с жизнью: можно биться, а можно довериться тому, что они называли великим Дао. Дао — это великая мать. Мы говорим по-другому: о благоутробии и о божественной любви, которая каждому человеку на земле обозначает его место. У каждого из нас есть собственное призвание и свой путь — это место никто не может занять, этот путь никто не может пройти за нас. Войти в собственное внутреннее пространство — в эту внутреннюю империю, в которой действительно царит Бог и в которой мы можем с Ним войти в некоторое единство. Вступив в собственную глубину, мы увидим, что Царство Божье уже вокруг нас, оно прямо здесь.
Для того чтобы попасть в Иерусалим, не нужно никуда перемещаться.
«Девушки танцуют одни»
Песня была написана в конце 90-х. И если вы помните состояние умов и сердец в те времена — кажется, что все стало устойчивее и стабильней, но в то же время казалось, что наши надежды не сбылись и что нас, мягко говоря, обвели вокруг пальца. Что нас ввергли в состояние, когда лицемерие и ложь становятся законом жизни. И тогда действительно «мы закрыли глаза, чтоб не знать, как нам плохо».
Эта песня, без сомнения, трагическая. Так как речь идет не только о крушении надежд на справедливое демократическое устройство общества и рост экономики — все это опять же можно пережить. Речь идет о том, что у нас была некая духовная возможность, которую мы упустили: «На роскошных столах все открыто для пира — только нету гостей». Все возможности, казалось бы, открылись: вот у нас был в Советском Союзе запрет на информацию, но зато как мы радовались этой информации, как мы читали взахлеб, слушали диски, магнитофонные записи, которые к нам долетали. А потом оказалось, что все есть и все открыто — но никому ничего не нужно, так как все занялись прекрасным спортом — зарабатыванием больших денег. Недаром сказано в Евангелии, что невозможно служить Богу и мамоне. Мамона — это очень сильный конкурент. Снова повторю: «на роскошных столах все открыто для пира — только нету гостей». Можно «бить в этот бубен верхнего мира» (обращаясь к Небесам) — но никто не придет. И дальше удивительные и очень грустные слова: «все иконы в шитье, так что ликам нет места».
Это тема, которая потом будет в «Аквариуме» развиваться и расти, — тема трагической судьбы официального православия. Да, действительно, есть прекрасные люди в Церкви, их много, но все-таки мы постоянно сталкиваемся с тем, что отношение к Церкви негативное. И это не только потому, что есть злокозненные журналисты, которые готовы опорочить и очернить все, что свято, а еще и потому, что мы, Церковь, постоянно даем для этого поводы и причины. Так много всяких цветочков, украшений — что лики не разглядеть за этими украшениями. Здесь та же самая тема, что и в Дубровском, — про небесный град Иерусалим, который прямо здесь стоит и ждет, когда мы обратим на него взгляд.
«От пещер Катманду до холмов Сан-Франциско алеет Восток и сверкают в тени, эти двери в Эдем, что всегда слишком близко, но нам было лень встать… и девушки танцуют одни».
Что может быть печальнее, чем бездарно прожитая жизнь, когда двери райские раскрыты рядом с тобой, а человеку лень туда идти. Это трагичная тема: и Бог здесь, и все столы накрыты для пира, а никто не двигается с места.
«Обещанный день»
Если у человека есть внутри себя некая утвержденность, так как мы созданы по образу и подобию Божьему и внутри каждого из нас есть определенное основание, чтобы на нем стоять, чтобы быть достойным своего человеческого призвания, — то ему конец света не страшен. Это день решительный, это день какого-то конца и перехода. «Слева небеса, справа пустота, а я иду по проволоке между ними». И этот переход, который каждый из нас переживал или ему придется пережить, — это момент истины.
«Нечего желать и некем больше быть — здравствуй, это я». Еще Будда Шакьямуни за шесть столетий до Христа сказал, что причина страданий — желания, и когда человек отказывается от желаний, он обретает свободу, потому что тот, кто ничего не желает, — на все согласен и за все благодарен. «Некем больше быть» — это вторая ловушка, так как помимо желаний нас еще бесконечно отягощает необходимость кем-то быть. Как только мы появились на свет — нам сразу стали присваивать разные системы отношений, и эти системы отношений стали предлагать нам какие-то роли. Я могу исполнять роль заботливой матери, учителя, примерного студента, вежливого пешехода, — все это роли, но это все не я, это лишь возможности сыграть в какие-то игры.
А кто такой я настоящий? Где начинается моя правда с самим собой и с этой жизнью? Она начинается тогда, когда некем больше быть. Когда человек в силу своей внутренней свободы или просто, если он ушел на пенсию, лег в больницу, — уже не должен быть никем другим, он может сделаться самим собой. И вот тогда, когда мы освобождаемся от двух этих ловушек, которыми нас все время улавливает падшая жизнь, в отличие от жизни небесной, вот тогда мы можем сказать: «Здравствуй, это я».
Дальше понятно, кому эти слова нужно сказать. Господи — я Твой, я ничей другой. И здесь ничего, кроме Тебя, нет. Мы возвращаемся к тому, о чем уже послушали: «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы».
«Я не могу оторвать глаз от тебя»
Если человек получил хотя бы маленький опыт Бога, он никогда не сможет от Него отказаться. В этом смысле: «не оторвать глаз». Точно так же, как мы не можем отказаться от собственного дыхания и солнечного света, мы не можем отказаться от Света небесного и от дыхания Духа. Это состояние появляется, когда мы освобождаемся от суеты.
«Молчание у меня снаружи, молчание у меня внутри, проснулся рано, тогда, когда еще не встало солнце».
И тот лик небесный, который мы не можем увидеть, — он вот здесь, он вот сейчас.
«Голубиное слово»
Эта песня — аллюзия к «Голубиной книге», средневековой русской книге. Предполагается, что истинное ее название — «Глубинная книга», то есть книга тайны соединения христианского и инородного мировоззрения и благочестия.
Эта песня является удивительной историей про то, что Господь никуда не возвращается, так как никуда не уходит. Открывая глаза, просто открывая глаза, мы оказываемся уже перед Его лицом и можем произнести это слово: «Господи, любимый, спаси нас». Мы начали с «Города золотого» — «Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад». А здесь все еще прекраснее: «Еще одного за руку — и в сад над рекою». То есть даже того, кто в этот сад не собирается идти, — можно взять за руку, как ребенка малого и неразумного, и он окажется в Саду над рекою.
По лекции «Я не могу оторвать глаз от Тебя». Как Гребенщиков* пел о Боге»
Подготовил Павел Ершов
Все перечисленные в тексте песни, а также другие песни Гребенщикова*, отобранные Мариной Михайловой, вы можете послушать в этом альбоме.
*Борис Гребенщиков внесен в реестр иностранных агентов.
