на наш Телеграм
Комментарии к первой колонке навели меня на некоторые мысли. Во-первых, мне сделали замечание, что в микрокосмосе моего текста очень мало места уделено жене, и отведенное ей пространство — размером с кухню. Во-вторых, самоопределение «многодетный богослов» вызвало скепсис у читателей. Если многодетный, скоро сорвется и убежит из семьи. А если православный, то точно с нравственным изъяном, или вообще сумасшедший.
Есть в этом своя правда. Мы оба — я и моя супруга — оканчивали один и тот же богословский институт. В студенческие годы и поженились. Таких браков было множество. Юноши и девушки, вдохновленные тем, что им рассказывали на лекциях, прочитанными книжками, беседами в курилках, проникались друг к другу симпатией. Это же так естественно: у нас общие интересы, общие ценности, общие цели и сродные вкусы, — наверно, мы созданы друг для друга. Большинство (если не все) этих браков распалось. Некоторые рассыпались раньше, некоторые позже, но все столкнулись с непреодолимым кризисом. Материальные проблемы, водка, адюльтеры, «все как у людей». Были и дети — они разводу не мешали.
Логичный вывод, который можно было бы сделать из этой печальной статистики, в которой наш прижизненный успех — лишь исчезающе малая статистическая погрешность: вера, христианские взгляды не имеют никакого отношения к житейскому счастью. Если ты христианин, если ты следуешь за Христом, крепкий брак, благополучие тебе не гарантированы. Скорее, как мы видим, наоборот.
Но хочу поспорить со статистикой.
Христиане в этом мире — в меньшинстве. Иногда большинство доброжелательно к христианству, до такой степени доброжелательно, что превращается в «христианское общество», которое подражает христианской общине — неполно и непоследовательно, но все же следуя ее моральным и вероучительным нормам. Так формируется то, что мы называем христианской культурой, прекрасное произведение человеческой души, которое ни в коем случае нельзя отождествлять с жизнью церковной общины. Иногда большинство враждебно к Церкви, как в Римской империи, как в Советском Союзе, как все чаще в Западной Европе (да и у нас). Вряд ли количество и качество «малого стада» существенно сокращается, однако между ним и миром уже нет комфортной прослойки христианского социума, подражающего Церкви.
Так вот, христианские семьи, которые убеждены в невозможности и духовной бесперспективности развода, находятся в точно таком же естественном меньшинстве.
Да, церковный социум некомплиментарен к идее развода (мало кто вам скажет, что развод — это хорошо), но на практике он недалеко ушел от «язычников». И если раньше церковное большинство подражало фанатичному меньшинству, которое стремилось буквально и без перетолкований исполнить прямую заповедь Христа (Мф 5:31–32), то сейчас это тяготение к церковному ядру ослабло, все придерживаются, что называется, своих индивидуальных стратегий, которые, впрочем, складываются во вполне определенную тенденцию: больше самолюбующегося Я, меньше любящего МЫ.
Если использовать терминологию традиционной догматики, то мы имеем дело с засильем ереси, торжеством неверной интерпретации христианского учения о браке, который никогда не мыслился средством достижения индивидуального (материального, психологического) комфорта, но был одним из двух (наряду с монашеством) универсальных путей спасения. В такой перспективе «семейное счастье» оказывается не целью, а приятным бонусом, в то время как трудности становятся не препятствием, а дополнительным стимулом. Если мне трудно, значит, я на правильном пути. Если мне трудно, значит есть над чем работать. В конечном итоге и слово «радость» приобретает совершенно иное значение.
Если есть торжество ереси в мире, то есть и торжество православия в отдельно взятой семье. Убежденной, что если следовать не за мнением о Христе, а за самим Христом, за тем, как Его репрезентует Предание и Священное Писание, то возможны «вечная любовь», «любовь до гроба», «они жили сто лет душа в душу и умерли в один день».
И возможно осуществление Павловых прозрений о семье как отражении отношений Христа и Церкви.
Мы с супругой, разумеется, — часть отступающей христианской армии. Вокруг нас умирают, пораженные вражескими снарядами и пулями, наши товарищи, и кто знает, под какую канонаду мы попадем в будущем. Но пока у нас есть цель, есть правильная карта местности и уверенность, что друг без друга мы точно погибнем.
Ино еще побредем.
