на наш Телеграм
Христос воскресе, друзья!
С некоторым трепетом предлагаем вам новый текст Володи Шалларя.
Как и прочие, он длинен и спорен. И может показаться, что Володя призывает к насилию и немедленному свержению властей, что он грезит кровавым рассветом и мечтает развешивать на фонарях политических противников. Это не так.
Мы бы просили обратить внимание на последнюю часть текста, где по традиции содержится вывод. Володя не призывает убивать. Он призывает подумать. Подумать о том, как и почему устроена наша современная жизнь.
И это — не последний текст.
Эта статья завершает наш великопостный цикл, вот предыдущие:
— Мы оставлены Богом. Пять кинотеологий.
— Во Христе прогорк мир. К генеалогии нигилизма и фундаментализма.
— Лайфхак: что делать после конца света. Эсхатологические заметки.
— Чего следует желать. Прикладная демонология.
— Как христианство сделало женщину свободной. Набросок христианского феминизма.
Воскресение Христово — победа над смертью, адом и грехом. Нам теперь открыто вечное блаженство, спасение души. Какие жутко высокие, какие значительные идеи! Слишком высокие, чтобы мы могли дотянуться до них, слишком большие, чтобы взять в руки. Логика верная, но и очень опасная: приняв ее полностью, мы подвергаемся опасности не ввести в мир плоды пасхальной победы, не пустить Воскресшего в нашу жизнь из ложно понятого благочестия. Высокие вещи грозят превратиться в пустые «высокие слова».
Кажется чем-то кощунственным спрашивать: как повлияла Пасха — и повлияла ли вообще — на политику, экономику, социум и т. д. Мы назвали такие влияния в прошлом тексте богословием прямого действия. Мы задавались целью проследить богословие прямого действия, причиненного Пасхой. А саму Пасху, все те высокие вещи, которые она породила, мы сейчас рассмотрим из ее прообраза — из Пасхи ветхозаветной, из истории освобождения Израиля из египетского рабства, из революции Моисея. Тем самым — если удастся — мы обнаружим политическое измерение Пасхи Христовой, а тем самым и политическое измерение христианской истории, т. е. нашей истории и нашей современности. Задача, конечно, более чем амбициозная, а посему возьмем только отдельные фрагменты, пробежимся по революционным «штампам», которые, как мы увидим, уже были в Торе за тысячи лет до Кромвеля, Робеспьера, Ленина, Мао и Кастро. Мы увидим полностью уже данную в Писании диалектику Революции.
ОТ НАЧАЛА УГНЕТЕНИЯ ДО РОЖДЕНИЯ МОИСЕЯ
Первый штамп — правящий режим рассматривает угнетенных как потенциальных предателей:
и сказал народу своему: вот, народ сынов Израилевых многочислен и сильнее нас; перехитрим же его, чтобы он не размножался; иначе, когда случится война, соединится и он с нашими неприятелями, и вооружится против нас, и выйдет из земли [нашей]. Исход, гл. 1, ст. 9-10.
У нас есть евреи, угнетенные Египтом, и сами угнетатели-египтяне, рабы и господа. Первый политический урок Торы — в чем именно расходятся позиции правых и левых. Левые видят разделение, конфликт внутри общества. Всякий конфликт для них имеет социально-экономический характер и сводиться к структуре господ-рабов. Правые же выносят конфликт вовне, во «внешнюю политику». Для них угнетенный — всегда предатель, перебежчик, агент вражеских иностранных сил. Если раб протестует, то, конечно, не из-за своего рабства, а потому что он — предатель. Так говорит правый, и левый знает, зачем он так говорит: господам невыгодно видеть в рабстве проблему, поэтому надо доказать, что проблема вовне. Гитлер видел корень проблем Германии в евреях и агентах СССР, а, конечно, не в бюрократии, военщине и финансистах. Ровно так же фараон думал, что евреи хотят зла Египту, и не видел проблемы в египетском истеблишменте, который вскорости доведет страну до ужаса Казней Господних. «Убьем еврея», но не будем ничего менять — вот рецепт правых. Изменение социальной структуры — вот рецепт левых.
Другая типическая черта — переход от социально-экономического угнетения к прямому насилию, к репрессиям, ради предотвращения потенциального мятежа:
Египтяне с жестокостью принуждали сынов Израилевых к работам и делали жизнь их горькою от тяжкой работы над глиною и кирпичами и от всякой работы полевой, от всякой работы, к которой принуждали их с жестокостью. Исход, глава 1.
Это не сработало, и Египет переходит к убийству:
Царь Египетский повелел повивальным бабкам Евреянок, из коих одной имя Шифра, а другой Фуа, и сказал [им]: когда вы будете повивать у Евреянок, то наблюдайте при родах: если будет сын, то умерщвляйте его, а если дочь, то пусть живет. Исход, глава 1.
Повивальные бабки, первые герои протеста, описанные Торой, нарушают законные требования властей, обманывают власти, и что же?
Бог делал добро повивальным бабкам, а народ умножался и весьма усиливался. Исход, глава 1.
Заметим: Бог делает добро тем, кто не исполнил приказа властей.
Здесь же видим другую типическую черту, о которой после скажем подробнее: протест на первых порах не ослабляет, но усиливает гнет. Повивальные бабки спровоцировали Египет на более жесткие меры:
Тогда фараон всему народу своему повелел, говоря: всякого новорожденного [у Евреев] сына бросайте в реку, а всякую дочь оставляйте в живых. Исход, глава 1.
ОТ РОЖДЕНИЯ МОИСЕЯ ДО ЕГО ЭМИГРАЦИИ
В условиях этого геноцида рождается Моисей. Его мать, чтобы оставить сына живым, подбросила его к дочери фараона. И здесь другой важнейший революционный штамп: вождь Освобождения евреев от египетского рабства — египетский принц. Почему вождь еврейской революции — египтянин? Потому что, как мы писали в прошлый раз, Революцию для ее успеха должны возглавлять ренегаты из правящего класса. Как писал Лукач в «Истории и классовом сознании», развивая идеи Ленина из «Что делать?»:
«Я имел в виду то, о чем пишет Ленин в работе «Что делать?», когда говорит, что в противоположность стихийно возникающему тред-юнионистскому сознанию социалистическое классовое сознание привносится в рабочий класс «извне», то есть извне экономической борьбы, извне сферы отношений между рабочими и предпринимателями».
Это важнейшая поправка Ленина и Лукача к «Феноменологии Духа» Гегеля. По Гегелю, историю образует диалектика Господина и Раба, причем революционный прорыв — уничтожение Господства-Рабства и создание Государства — осуществляется Рабом. Это неверно, ибо Рабу неоткуда взять опыт свободы, он способен только на протест. Только Господин обладает опытом свободы, и чтобы его передать Рабам, среди Господ должны найтись ренегаты, предавшие свои интересы, перешедшие на сторону Рабов. Зачем это им? По Гегелю, борьба за Признание определяет все: в смертельной Борьбе Рабы признали Господ Господами, а затем, якобы, в борьбе за уже собственное Признание они начинают революционную Борьбу. На самом деле непонятно, как Рабы на это способны: ведь они уже признали Господство. А вот Господа — некоторые из них — могут пойти в своей Борьбе дальше, начав бороться за всеобщее Признание. Те, кто так делал, в России носили название интеллигенции. Сами крестьяне и рабочие не совершили бы Революцию, максимум бунт — Русскую Революцию возглавляли интеллигенты. Вот почему повивальные бабки из Торы могли совершить акт неподчинения, но не Революцию. Революцию совершит Моисей, египетской принц. Как он дошел до жизни такой?
Так же как Радищев, отец русской интеллигенции:
Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвленна стала.
Молодой Моисей видит страдания человечества — рабство евреев, как Радищев видит крепостное право:
Спустя много времени, когда Моисей вырос, случилось, что он вышел к братьям своим [сынам Израилевым] и увидел тяжкие работы их; и увидел, что Египтянин бьет одного Еврея из братьев его, [сынов Израилевых]. Посмотрев туда и сюда и видя, что нет никого, он убил Египтянина и скрыл его в песке. Исход, глава 2.
Увидел, что Египтянин бьет Еврея, увидел как Господин убивает Раба, и сам будучи одним из Господ — убил Египтянина, убил Господина. Убил! Моисей, «Друг Божий», величайший пророк — убийца. Убийца из милосердия, конечно. Это первый раз в истории Исхода, когда мы видим насилие против фараона. Но о насилии мы поговорим подробней позже. А сейчас другой революционный штамп — эмигрант:
И вышел он на другой день, и вот, два Еврея ссорятся; и сказал он обижающему: зачем ты бьешь ближнего твоего? А тот сказал: кто поставил тебя начальником и судьею над нами? не думаешь ли убить меня, как убил [вчера] Египтянина? Моисей испугался и сказал: верно, узнали об этом деле. И услышал фараон об этом деле и хотел убить Моисея; но Моисей убежал от фараона и остановился в земле Мадиамской, и [придя в землю Мадиамскую] сел у колодезя. Исход, глава 2.
Интересно, что сдают Моисея свои, ровно так же, как участников «хождения в народ» сдавали в основном сами крестьяне.
ОТ ЭМИГРАЦИИ ДО КАЗНЕЙ
В эмиграции Моисей понимает свое предназначение. Господь говорит ему:
И вот, уже вопль сынов Израилевых дошел до Меня, и Я вижу угнетение, каким угнетают их Египтяне. Итак пойди: Я пошлю тебя к фараону [царю Египетскому]; и выведи из Египта народ Мой, сынов Израилевых. Исход, глава 3.
Господь видит угнетение и желает освобождения угнетенных — так учит нас Писание. Эта освободительная, революционная «политика» Господа имеет принципиальное богословское значение, ибо тогда же Моисею открывается Имя Бога, о котором мы уже писали: אהיה אשר אהיה (эхье ашер эхье), где соединено прошедшее, настоящее и будущее время глагола хайя («быть»). Это Имя предполагает эсхатологическое, мессианское, революционное время. Бог открывает Себя в Революции, Откровение есть Освобождение. Главное, что я хочу сказать: Инициатор Революции — Бог. Бог — Тот, кто призывает к Революции, ее движущая сила.
Еще раз про «социалистическое классовое сознание», кое вносится в рабочий класс «извне». Моисей — вдвойне чужак: подкидыш (еврей-египтянин) и эмигрант — чужой всем, он разжигает Революцию. Но это скорее социальное условие Революции. Главное — Господь выступает как источник Революции, как то самое «извне», из которого к рабам приходит жажда Революции. Революция происходит не «стихийно», всякая Революция — политическое чудо.
Как часто бывает — еще один штамп — план Революции разрабатывается в долгих теоретических спорах вдали от страны, где ее намереваются совершить — я имею в виду долгие пререкания Господа и Моисея. Наконец Моисей возвращается в Египет. Начинаются переговоры. Как всегда, власть не желает реагировать на оппозицию:
И сказал им царь Египетский: для чего вы, Моисей и Аарон, отвлекаете народ [мой] от дел его? ступайте [каждый из вас] на свою работу. И сказал фараон: вот, народ в земле сей многочислен, и вы отвлекаете его от работ его. И в тот же день фараон дал повеление приставникам над народом и надзирателям, говоря: не давайте впредь народу соломы для делания кирпича, как вчера и третьего дня, пусть они сами ходят и собирают себе солому, а кирпичей наложите на них то же урочное число, какое они делали вчера и третьего дня, и не убавляйте; они праздны, потому и кричат: пойдем, принесем жертву Богу нашему; дать им больше работы, чтоб они работали и не занимались пустыми речами. Исход, глава 5.
Типичная реакция: оппозиция отвлекает народ от работы своими «пустыми речами». Эти идеалисты, эти утописты, эти ничего в жизни не понимающие болтуны! «Они праздны, потому и кричат» — сколько раз мы это слышали. Работать надо! Мы снова видим, как протест не достигает цели, а только усиливает гнет. В ужасах Революции часто обвиняют революционеров. В Писании, однако, прекрасно видим, что это не так: спираль противостояния накручивает власть, шаг за шагом ведя ее к поражению. Без крови можно было бы обойтись, но власть не сдаст позиции без пролития крови. Всякий протест на первых этапах усугубляет ситуацию.
Участники протеста скатываются к малодушию и обвиняют своих лидеров:
И когда они вышли от фараона, то встретились с Моисеем и Аароном, которые стояли, ожидая их, и сказали им: да видит и судит вам Господь за то, что вы сделали нас ненавистными в глазах фараона и рабов его и дали им меч в руки, чтобы убить нас. И обратился Моисей к Господу и сказал: Господи! для чего Ты подвергнул такому бедствию народ сей, [и] для чего послал меня? ибо с того времени, как я пришел к фараону и стал говорить именем Твоим, он начал хуже поступать с народом сим; избавить же, — Ты не избавил народа Твоего. Исход, глава 5.
На этом все могло и закончится, но Господь снова и снова призывает к Революции:
И сказал Господь Моисею: теперь увидишь ты, что Я сделаю с фараоном; по действию руки крепкой он отпустит их; по действию руки крепкой даже выгонит их из земли своей. И говорил Бог Моисею и сказал ему: Я Господь. Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с именем «Бог Всемогущий», а с именем Моим «Господь» не открылся им; и Я поставил завет Мой с ними, чтобы дать им землю Ханаанскую, землю странствования их, в которой они странствовали. И Я услышал стенание сынов Израилевых о том, что Египтяне держат их в рабстве, и вспомнил завет Мой. Итак скажи сынам Израилевым: Я Господь, и выведу вас из-под ига Египтян, и избавлю вас от рабства их, и спасу вас мышцею простертою и судами великими; Исход, глава 6.
Итак, еще один урок Писания: протест следует продолжать, в ответ на репрессии властей следует радикализовать борьбу. Новый раунд переговоров, политтехнологи обоих сторон упражняются в своем чародействе, но
упорно сердце фараоново: он не хочет отпустить народ. Исход, глава 7.
Власть не выполняет требований восставших, и Господь повелевает от мирных средств борьбы перейти к насилию. Казни!
КАЗНИ ЕГИПЕТСКИЕ
Первые девять Казней — скорее акции устрашения, но десятая — чистое насилие, убийство невинных детей! А источник, инициатор этого насилия — Господь. Все боятся Революции — и совершенно справедливо — из-за кровавого кошмара, ею причиняемого. Но здесь надо поговорить о насилии вообще. Можно занять пацифистскую позицию: любое насилие — зло. Позиция прекрасная, но как минимум трудно применяемая, а вероятно и невозможная. Кроме того, противники Революции обычно критикуют революционное насилие, не критикуя насилие государственное. Войны и репрессии для них оправданы как средства поддержания порядка, т. е. в консервативной позиции нет нравственного отрицания насилия как такового, но есть различение двух видов насилия: одно государственное — хорошее, другое революционное — плохое. Что ж, различим и мы два вида насилия.
Споры вокруг насилия всегда казались мне бессмысленными. Насилие насильника — ужасно, насилие того, кто его останавливает и спасает девушку — прекрасно и благородно. Насилие вермахта — ужасно, ибо порабощает, насилие Красной армии — прекрасно, ибо освобождает. Моисей убивает египетского надсмотрщика, спасая тем самым еврея. Господь убивает первенцев, освобождая Израиль.
Помня все опасности логики средств и целей, о которых я подробно писал, скажем все же очевидное: насилие, останавливающее зло — благо, насилие, утверждающее зло — собственно и есть зло. В чем разница политики фараона, убивавшего еврейских детей, и политики Бога, убивающего египетских детей — ведь это два симметричных акта. Насилие фараона — зло, ибо оно угнетает рабов. Насилие Господа — благо, ибо оно освобождает рабов.
Вернемся к правым и левым. Первые мыслят конфликт как внешний, вторые как внутренний. Первые видят источник проблем в злокозненности внешних врагов и их агентов внутри страны (например, винят во всем мигрантов). Ради сохранения порядка они начинают внутренние репрессии и внешние войны. Вторые постигают конфликт как внутренний, социальный (скажем, видят миграционную проблему как чисто экономическую, и притом вызванную бесчеловечной политикой истеблишмента).
Ради разрешения конфликта и левые и правые применяют насилие. Правое — реакционное — направленно на сохранение несправедливого порядка, а значит оно несправедливо, или же — на камуфлирование проблем, т. е. на ложь, а значит — ложно (евреи ведь на самом деле ничем не грозили Германии, Германия рухнула из-за «арийцев»). Левое, революционное насилие, несет справедливость, а значит, само справедливо, и оно решает истинные проблемы, а значит, само истинно (антифашисты прекрасно знали что евреи ни в чем не виновны, и прекрасно знали, кто ведет Германию к пропасти). Кроме того, обратим внимание на то, что здесь выполняется формула Маркузе: «Революция должна экономить насилие». Фараон инициировал насилие, желая убить всех сыновей Израиля. Бог, отвечает на насилие, желая остановить его и убивает не всех, но только первенцев Египта. Итак, правое, реакционное насилие, насилие угнетателей, насилие фараона — антибожественно. Левое, революционное насилие, насилие восставших, насилие Господа — Божественно. Божественное насилие — термин Вальтера Беньямина, на чье эссе я даю ссылку в конце текста, но нам даже не надо обращаться к Беньямину — Писание прямо и непосредственно это говорит: Господь ради освобождения рабов применяет насилие, а следовательно освободительное насилие — насилие Божественное. И Песах, прообраз Пасхи Христовой — праздник этого освободительного насилия.
Политика революционного насилия достигает цели: Израиль освобожден. «Но неужели нельзя было обойтись без крови» — вечно мы слышим жалобы записных моралистов по поводу любой Революции. Можно, да, можно было обойтись без крови. Но, к сожалению, фараон — и сколько правителей после него! — не внял голосам угнетенных и «закручиванием гаек» сам довел свою страну до катастрофы. В ужасах революционного террора виновна дореволюционная власть — вот еще один урок Писания.
А вот еще один символ Революции — экспроприация:
И дам народу сему милость в глазах Египтян; и когда пойдете, то пойдете не с пустыми руками: каждая женщина выпросит у соседки своей и у живущей в доме ее вещей серебряных и вещей золотых, и одежд, и вы нарядите ими и сыновей ваших и дочерей ваших, и оберете Египтян. Исход, глава 3.
Еще один революционный штамп: следует перераспределить богатство, передать блага имущих — неимущим: египтян следует обобрать.
ПУСТЫНЯ, ВОЙНА И ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Конечно, самое сложное — не само Освобождение, а то, что происходит после. Главная проблема в строительстве государства свободных. Эта задача выполняется на Синае. Господь дает Заповеди и первая из них — свобода и верность Тому, Кто ее даровал:
Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов перед лицем Моим. Исход, глава 5.
Бог открыл Свое Имя Моисею и поставил перед ним задачу освободить евреев. Теперь Он дает Заповеди освобожденным. Бог Библии — не вообще «Бог», не абстрактная идея, не абстрактное Добро, не Абсолют. Бог Библии конкретен и историчен — Он Тот, Кто освободил Израиль из рабства, и заповеди Его — не «общечеловеческие ценности». Ни одна другая религия не говорила и не делала ничего подобного, все другие религии поддерживают и освящают порядок, они правые, и только библейская вера — левая. Бог заключает на Синае Завет со Своим народом, и верность этому Завету образует смысл истории: не забыть свободу и Дарителя свободы, не нарушить Завет. Но Израиль сталкивается с предательством Завета почти стразу же, ведь где революция, там и контрреволюция. Начинается ностальгия по «Египту, который мы потеряли»:
и сказали им сыны Израилевы: о, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта! ибо вывели вы нас в эту пустыню, чтобы всё собрание это уморить голодом. Исход, глава 16.
«А что, если после Революции станет хуже» — еще одно типичное вопрошание. Писание учит нас: конечно, станет хуже. Революция — это путь в пустыню и войну. Более того: именно из-за тех, кто сомневается и не верит, этот путь становится таким долгим и тяжелым. Евреи могли бы взять Землю Обетованную сразу же, но из-за своего малодушия ждали сорок мучительных лет.
Израиль свободы не выдерживает, он предает Завет, не хочет продолжения Революции: контрреволюционное настроение побеждает. И Господь — как всякий руководитель Революции — наказывает:
И подняло все общество вопль, и плакал народ во [всю] ту ночь; и роптали на Моисея и Аарона все сыны Израилевы, и все общество сказало им: о, если бы мы умерли в земле Египетской, или умерли бы в пустыне сей! и для чего Господь ведет нас в землю сию, чтобы мы пали от меча? жены наши и дети наши достанутся в добычу врагам; не лучше ли нам возвратиться в Египет? И сказали друг другу: поставим себе начальника и возвратимся в Египет.
И сказал Господь Моисею: доколе будет раздражать Меня народ сей? и доколе будет он не верить Мне при всех знамениях, которые делал Я среди его? поражу его язвою и истреблю его и произведу от тебя [и от дома отца твоего] народ многочисленнее и сильнее его.[…] И сказал Господь [Моисею]: прощаю по слову твоему; но жив Я, [и всегда живет имя Мое,] и славы Господней полна вся земля: все, которые видели славу Мою и знамения Мои, сделанные Мною в Египте и в пустыне, и искушали Меня уже десять раз, и не слушали гласа Моего, не увидят земли, которую Я с клятвою обещал отцам их; [только детям их, которые здесь со Мною, которые не знают, что добро, что зло, всем малолетним, ничего не смыслящим, им дам землю, а] все, раздражавшие Меня, не увидят ее. Книга Чисел, глава 14.
Вернуться в Египет — в сладкое лоно рабства. Свобода непереносима, пустыня и война — непереносимы. Как мы писали, фундаментализм — это современный вариант той же ностальгии по египетским котлам, происходящий от невозможности жить в той страшной свободе, что христианство подарило миру.
Тора содержит всю диалектику Революции, например типичные для всякой Революции гражданские войны и террор. Два примера. Первый — с Золотым Тельцом:
Когда народ увидел, что Моисей долго не сходит с горы, то собрался к Аарону и сказал ему: встань и сделай нам бога, который бы шел перед нами, ибо с этим человеком, с Моисеем, который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что сделалось. […] И стал Моисей в воротах стана и сказал: кто Господень, [иди] ко мне! И собрались к нему все сыны Левиины. И он сказал им: так говорит Господь Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И сделали сыны Левиины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трех тысяч человек. Исход, глава 32.
Если бы Израиль сохранял верность Завету, то ничего подобного бы не было. И все же страшнейшая реалия Гражданской войны есть заповедь Господа: «убивайте каждый брата своего»: богословие Гражданской войны (если бы кто-то действительно хотел бы богословски понять события Революции и Гражданской, он был бы обязан обратиться к этому библейскому тексту и понять на чьей стороне Господь).
Контреволюция имеет два лика. Первый мы уже назвали — желание Реставрации, ностальгия по рабству. Заменить Того, кто запретил изображения, на видимого Золотого Тельца. Аарон — священник, глава левитов, и он подчиняется требованию толпы предать дело Революции: институт, порожденный Революцией предает ее. Так происходит забюрокрачивание постреволюционного государства — вечная опасность всякой Революции. Спасет дело Революции харизматичный вождь — Моисей.
Второй лик более лукав, это оппортунизм — прикинуться, что я продолжаю дело Революции, но на самом деле предать ее радикальное ядро. Второй пример кровавых междоусобиц после Революции — Корей:
Корей, сын Ицгара, сын Каафов, сын Левиин, и Дафан и Авирон, сыны Елиава, и Авнан, сын Фалефа, сыны Рувимовы, восстали на Моисея, и с ними из сынов Израилевых двести пятьдесят мужей, начальники общества, призываемые на собрания, люди именитые. И собрались против Моисея и Аарона и сказали им: полно вам; все общество, все святы, и среди их Господь! почему же вы ставите себя выше народа Господня? Книга Чисел, глава 16.
Этот бунт тоже связан с вождизмом. В первом случае Израиль восстал из-за отсутствия вождя, Корей же восстает против вождя — но восстают опять же представители института, рожденного Революцией. И Корей сурово наказан:
и разверзла земля уста свои, и поглотила их и домы их, и всех людей Кореевых и все имущество; и сошли они со всем, что принадлежало им, живые в преисподнюю, и покрыла их земля, и погибли они из среды общества. Книга Чисел, глава 16.
Еще один урок Писания: никуда не деться от вождизма. Во всякой Революции освободительное движение персонифицируется в одном лидере, в Вожде. Это еще одна мишень для критиков Революции: она не несет свободу, она несет тиранию. Писание, как видим, не приемлет эту критику. Корей наказан Господом за посягательство на власть революционного лидера.
После того, как первый лидер умирает, второй лидер — Иисус Навин — ведет Израиль на войну. Это один из завершающих тактов диалектики революционного процесса: за всякой Революцией идут войны, чему лучший пример — войны республиканской и императорской Франции. Да, Франция потом стала императорской, потому что свой Термидор ждет любую Революцию. В случае с Революцией Исхода — это выбор царя, когда народ стал просить:
поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов. Первая книга Царств, глава 8.
«Как у прочих народов»! — как в «нормальных странах», сказали бы сейчас. Обратно, обратно под власть фараона. Тяжка власть Господа — свобода.
И сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всем, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними; как они поступали с того дня, в который Я вывел их из Египта, и до сего дня, оставляли Меня и служили иным богам. Первая книга Царств, глава 8.
Отвергают Господа ради царя, говорят «сделай нам бога» — но нет уже Моисея, чтобы предотвратить предательство.
И сказал: вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмет и приставит их к колесницам своим и сделает всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его; и поставит их у себя тысяченачальниками и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор его; и дочерей ваших возьмет, чтоб они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы; и поля ваши и виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмет, и отдаст слугам своим; и от посевов ваших и из виноградных садов ваших возьмет десятую часть и отдаст евнухам своим и слугам своим; и рабов ваших и рабынь ваших, и юношей ваших лучших, и ослов ваших возьмет и употребит на свои дела; от мелкого скота вашего возьмет десятую часть, и сами вы будете ему рабами; и восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать вам тогда. Но народ не согласился послушаться голоса Самуила, и сказал: нет, пусть царь будет над нами, и мы будем как прочие народы: будет судить нас царь наш, и ходить пред нами, и вести войны наши. Первая книга Царств, глава 8.
Два следствия предательства Революции: служба у новых господ и расхищение этими господама «народной собственности». Что ж, Израиль предупреждали: «и восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать вам тогда». Где царь — там Господь не отвечает. Между прочим здесь Библия утверждает: богоустановленна власть революционного лидера, а не монарха: Бог хочет Революции, люди — монархию. Монотеизм (Израиль) предполагает Революцию, язычество («прочие народы») — монархию.
Диалектика Революции завершена. Революция всегда в конце концов проигрывает. Создать утопию не удается. Но все же ее плоды, в данном случае — сам Израиль, сама Тора — остаются. Так и все Революции утопию не воплотили, но внесли в мир множество нового. Постреволюционное общество — лучше дореволюционного, но оно — не идеально, хотя и питается революционной утопией: три шага вперед, два назад, за всякой Революцией следует откат, история продвигается вперед зигзагами. Так,
Так или иначе мы можем сформулировать библейский идеал политического устройства. «Язычество», то есть традиционые общества, то есть все общества, кроме Израиля и всего, того что он породил — (пост)христианского мира) есть мировоззрение обожествлённых царей: мир есть замкнутая система власти, подчинения богам, природе, царям, система, освященная жрецами. Эту то систему ломает единобожие. Единобожие есть мировоззрение освобожденных рабов, не признающих ни царей, ни жрецов; замкнутую систему подчинения они размыкают верой в Грядущее Освобождение. Что есть монотеизм Моисея? — нет власти кроме Бога, нет изображниям богов. Важная связка: царь — претендует на власть Бога, так всякая власть сущностно «языческая», и тем самым борьба с язычеством — борьба с властью. Идеал единобожия — союз свободных, скрепленный единым Законом, без царей и жрецов. Если того требуют обстоятельства, из масс воздвигаются явочным порядком харизматические вожди, не узурпирующие власть, а только решающие конкретные проблемы — Судьи, пророки. Ни монархия, ни демократия — не библейские формы власти; библейская форма власти — непосредственная власть масс + власть (революционных/партизанских) вождей по обстоятельствам; грубо говоря, власть Советов + вождизм; «нет царя, кроме Бога» — формула власти масс и харизматиков. Противоречия здесь нет, ибо во-первых харизматик воздвигается во время угрозы свободы масс, а в-вторых харизматик имеет ровно столько власти сколько дают ему массы в обход каких-либо процедур (как раз процедуры — хоть монархического, хоть демократического толка — узурпируют непосредственную власть масс).
ВЕЛИКИЕ РЕВОЛЮЦИИ
Как все эти события ветхозаветной Пасхи связаны с Пасхой новозаветной? Христос пришел не нарушить Тору, а исполнить. А Тора — ни что иное, как запись политической истории Израиля: история Революции Моисея и сборник его революционных декретов. Эта политическая история и эти юридические документы и составлюят Священное Писание. Тора — его начало, Евангелие — завершение. Тора описывает политическое освобождение, Евангелие — онтологическое. Тора — освобождение от фараона, Евангелие — освобождение от «фараона мира сего». Евангелие не отменяет Тору, а радикализирует ее. Это во-первых.
А вот во-вторых, Тора содержит в себе диалектику Революции. Где мы можем наблюдать эту диалектику, кроме Торы — в нашей истории, истории (пост)христианских обществ. Революционная политика — одно из проявлений богословия прямого действия, один из плодов христианизации человечества. Вот например: кто первые революционеры, создатели утопического социализма? — все христиане: Савонарола, Томас Мюнцер, Томас Мор, Сен-Симон. В начале революционного движения стоят христиане.
Почему же успешные революции провели не они, а материалисты? Во-первых, первые две удачные Революции провели таки христиане, открыто и сознательно обосновывая свои действия из Писания, в частности из Торы — Английскую и Американскую. А Французскую и Русскую — радикальные материалисты. Объясним это средствами чисто материалистическими — с помощью исторического материализма.
Истмат видит всю духовную культуру как надстройку экономического базиса. Предположим, что это верно. Французская Революция — революция буржуазная. Ее проводят материалисты, и Французская Революция вводит материализм как единственное верное учение. Делаем вывод: материализм — чисто буржуазное учение, надстройка капитализма (здесь надо отделить материлизм от атеизма, ибо второй имеет религиозное значение, настолько насколько он антиметафизичен: материализм — это всего лишь одна из метафизических систем, верящих в первоначала, в данном случае в материю). Заметим: первохристианские общины, а затем и первые монашеские общины отмечены отменой частной собственности — т. е. выполняют главное условие коммунизма. И эти коммунистические общины рождают христианское вероучение как свою надстройку (о том, что христианская догматика — выражение некоего реального опыта и немыслима без этого опыта — «общественной практики» — мы уже писали).
Если буржуазные Революции вводят материалистическую надстройку, то почему англосаксонские Революции были христианскими? Вебер на этот вопрос отвечает: англосаксонские Революции — ранние, они произошли во времена, когда капитализм имел еще своей надстройкой протестантизм. Между прочим, эти рассуждения позволяют нам внести свою лепту в «межконфессиональный диалог». Ибо формы церковного христианства пережили рабовладение, феодализм, капитализм и «реальный социализм» — и живы поныне (ибо их «надстройка» сконструирована не в упомянутых формациях, а в коммунистических условиях, и их надстройка продолжает нести «коммунистическое обещание»), протестантизм же — форма христианства, обусловленная временем.
С Русской Революцией сложнее. Сама она хотела быть социалистической, но как многие замечали, весьма вероятно она была русским вариантом буржуазной революции, а если это так, то неудивительно, что большевики — материалисты. И все же с религиозным измерением Русской Революции дела обстоят непросто. Процесс Русской Революции сопровождается Русским Религиозным Ренессансом. Напомню, что большинство его участников — бывшие марксисты: Булгаков — видный марксистский экономист, Мережковский — один из идеологов левой политики начала XX века, Бердяев — видный марксистский философ, друг Луначарского, С. Н. Трубецкой марксистом никогда не был, зато был одним из зачинателей Революции 1905 года. Они — предатели марксизма, или они пошли дальше него, сохранив верность его духу? Мне кажется, что второе. Материализм — буржуазное учение, а следовательно, если социализм вообще когда-нибудь будет построен — он по необходимости не может иметь материализм своей надстройкой. Ленин и компания были еще слишком буржуазны.
С другой стороны: разве главный поэт Революции Владимир Маяковский не называл себя Тринадцатым Апостолом? Разве главным советским писателем — сохранившим верность советскому проекту, несмотря на всего его ужасы, которые он столь прекрасно описал — не был Андрей Платонов, выразивший в своих книгах глубоко религиозные переживания (он вообще был федоровцем и мечтал о воскресении мертвых)? Разве вообще надо доказывать что советский проект — глубоко религиозен, что из него буквально прет мессианизм? Насколько Русская Революция была действительно социалистической — настолько ей соответствует то, что в начале XX века называли «новой религиозной общественностью».
Этот пример не единичный. В силу понятных причин развитие марксистской мысли в Советской России было остановлено. Развивался марксизм на Западе. И величайший из марксистских философов — Вальтер Беньямин — создатель «мессианского марксизма», утверждавший, что без богословского измерения марксизм немыслим. И с ним солидарны продолжатели его дела: Деррида, Агамбен, Жижек — не самые ли значимые современные философы?
Итак, наша политическая история, наши Революции запрограммированы Библией. Библейская история выступает метарассказом истории христианских народов, Библия задет матрицу нашей истории — и поэтому Великие европейские Революции повторяют («бессознательно») Революцию Моисея. И снова, в который уже раз, я пришел к мысли: и христианам, и секуляристам следует осознать нашу реальность как христианскую, иначе мы потеряем достижения Революции.
КНИГИ
«К критике насилия» — блестящее эссе Беньямина, где он разграничивает «мифическое насилие» и «Божественное насилие».
Признаться, эссе Беньямина «нечитабельное», в отличие от прекрасной книги Жижека «О насилии», где он продолжает идеи Беньямина. Как и Беньямин, Жижек — марксист, исследующий богословское измерение марксизма.
Связь политики и религии — главная тема Мережковского. Лучше всего эту тему он исследовал в романе «14 декабря», в частности рассматривая роль насилия в политике, желающей быть христианской. Бытие Церкви, реальное действование христианства сейчас, здесь. Революция — главная тема Нового времени, главная тема Мережковского во всяком случае. Восстание декабристов — «первый опыт политической революции в России» — главная тема его романа. И вот надо решить — творчески, то есть изобрести, для себя в реальном действии понять — отношения христианства и революции (общество, по Евангелию живущее, а не только болтающее о нем; Христос и свобода, Христос и власть, Христос и насилие).
История — то пространство, где встречаются человек и Бог. Или: история — непрерывное пролитие крови? Царь все не может решить — «картечь или конституция», и всё решает — «картечь». Декабристы мечтают: «Господь не покинет России. Только бы с Ним, только бы с Ним — и такая будет революция, какой мир не видал!». Но провидят: «Всюду — вольность без Бога — злодейство, братоубийство неутолимое. И надо всей Россией, черным пожарищем — солнце кровавое, кровавая чаша диавола». И всё же перед казнью Муравьев-Апостол, автор «Катехизиса», манифеста христианской революции, христианской республики, думает: «Не спасется Россия, пока не исполнит моего завещания: свобода с Богом».
Бердяев, бывший маркист и левый до конца своих дней, анализировал Русскую Революцию в двух своих трудах:«Истоки и смысл русского коммунизма» и «Духовные основы русской революции».
Булгаков, тоже бывший марксист, много уделил теме связи социализма и христианства в сборнике статей «Два Града».
«С момента публикации в английском переводе Библия стала для Английской революции тем, чем Жан-Жак Руссо стал для Французской революции, а Карл Маркс — для Русской революции».
«Английская Библия и революция XVII века» — классика современной историографии. Хилл прослеживает влияние английского перевода Писания на английское общество XVII века и главное — на Английскую революцию, которую можно считать нулевой точкой современности.
Несмотря на все сказанное, ненасильственная борьба — высшая форма борьбы. Когда-то наш портал делал целый лекционной курс об этом.
