Православие влилось в меня как кровь, как воздух. Иеромонах Иоанн (Гуайта) о времени и о себе

Ольга Лебединская

Внештатный сотрудник фонда «Предание», журналист, продюсер, организатор кинопроизводства.

Подпишитесь
на наш Телеграм
 
   ×

«Мы рождаемся в определенном месте, в определенную эпоху. И это не просто случайность. Это происходит по воле Божией. И надо правильно понимать, что это значит для меня, для всех и для каждого», — считает иеромонах Иоанн (Гуайта). Отец Иоанн — итальянский и российский историк, писатель, священник Русской Православной Церкви. Он служит в московском храме Космы и Дамиана в Шубине. И сегодня его рассказ о России, о себе и о нас с вами, о временах лихих и благополучных, временах, полных надежды, и таких, где белое становится черным, и наоборот.

Время христиан

Время — очень важная категория, особенно для нас, христиан. Ведь суть нашей веры — Боговоплощение, вход Бога во время и пространство. Бог, Который живет по «ту сторону» мира, становится человеком.

Мы должны дорожить тем временем, которое нам отведено, правильно им пользоваться. Но не менее внимательно мы должны относиться и к историческому времени, в котором живем. Правильно интерпретируя его, вне зависимости от конъюнктуры, сиюминутных политических выгод и других соображений.

Православие для меня — это «Свет, Который просвещает каждого человека, приходящего в мир», как написано в Евангелии от Иоанна.

И этот же Свет Христов просвещает время и эпохи. Дает нам правильную интерпретацию.

Русская культура, советский строй и православие

В СССР я впервые приехал в 1985 году, на стажировку. Я учился в Лозаннском университете, изучал русский язык, историю и культуру.

Оказался в Ленинграде через неделю после того, как Горбачева выбрали генсеком ЦК КПСС, — ни о какой перестройке тогда еще не было речи. Никто не мог предугадать, что это последние времена советской эпохи. Тогда для меня все перемешалось — русская культура, советский менталитет, русское православие. Сложно было отделить одно явление от другого.

Связь с иностранцем — это плохо

Тогда я обратил внимание на людей на улицах и в метро. Они показались мне озабоченными. Конечно, я южанин, приехал в северную страну — здесь мог быть и чисто культурный аспект. Южане более темпераментны и оптимистичны, у нас солнце светит каждый день, всегда свежие фрукты — витаминов с избытком. И с этой точки зрения жизнь намного проще.

Но дело было не только в этом. Я смотрел на людей и думал, что же такого страшного у них произошло? Как будто у каждого утром умерла кошка — не трагедия, но событие печальное. Потом я понял, что это было психологическое давление того времени на все население.

Общаясь со мной один на один, люди были приветливы и естественны. Но если я приглашал к себе двух незнакомых друг с другом людей, каждый смотрел на другого очень подозрительно. Я не понимал, в чем дело. А потом понял: существовал стереотип «связь с иностранцем — это плохо; люди, общающиеся с иностранцами, преследуют определенные цели».

Чувство некой опасности, страха оставалось еще долго. Сейчас все это в далеком прошлом. Никто об этом и не вспоминает. Но думаю, что мы зря недооцениваем последствия стольких лет жизни в страхе. Забывчивость в истории вещь опасная. О проблемах прошлого нужно помнить, чтобы они не повторились.

Влюбился во все русское

Желание остаться в России появилось почти сразу — я влюбился во все русское. Но даже не мечтал тогда, что можно будет задержаться. Мало кому из иностранцев разрешали жить и работать здесь больше двух лет.

Но во времена Горбачева все стало меняться. Я не знаю другую страну, где изменения происходили бы так стремительно. Это относится в первую очередь к психологии людей. И мне безумно интересно наблюдать за этим.

Для русского человека велика ценность дружбы. Я никогда не чувствовал себя здесь одиноким. Хотя, казалось бы, для монаха это естественное состояние. У меня огромное количество друзей, знакомых, приятелей. Я долго преподавал в российских вузах и дружил не только с преподавателями, но и со студентами.

Поэтому желания уезжать из России у меня никогда не возникало. Даже сейчас, когда страна переживает очень сложное время. Да, сейчас сложно всем, в том числе и мне. Но я чувствую свою ответственность за людей, за то, что делаю. И пока что-то будет зависеть от меня, я останусь здесь.

В какой-то момент я просто понял: я православный

Я знаю достаточно много иностранцев, которые перешли в православие. А некоторые даже стали священнослужителями Русской Православной Церкви. Западный человек воспитывается в скептицизме, в том числе в Католической Церкви. А когда он попадает в православный храм — слышит замечательный хор, видит блестящие облачения священников, чувствует запах ладана, — он испытывает сильные эмоции. Которые потом определяют его выбор.

Со мной, правда, такого не было. Хотя я очень люблю службы, и они для меня никогда не бывают в тягость. Но не это сыграло для меня определяющую роль. И даже не богословие, не какие-то вероучительные моменты. Не было такого, что я вдруг понял — здесь вся истина, а там нет. Просто в какой-то момент я почувствовал, что я православный. Это произошло само собой, и я просто констатировал этот факт.

Это случилось так же естественно, как с русским языком. Я вдруг начал думать по-русски, видеть сны по-русски и даже разговаривать сам с собой дома, когда меня никто не видит, тоже по-русски. Разговаривать громко с собой — это выглядит странно, но иногда это единственная возможность… чтобы тебя не перебивали! (Смеется.) И свою последнюю книгу, кстати, я тоже написал по-русски.

Так и с православием — потихоньку, постепенно оно влилось в меня, как кровь, как воздух. Без которых уже невозможно обойтись. А уже потом произошел формальный выбор.

Родители спокойно отнеслись к моему решению. Это мой путь, мотивированный моими жизненными обстоятельствами. И прежде всего тем, что я живу в России.

Отец Александр Мень — миссионер советской России

В конце 1980-х, еще будучи студентом, я познакомился с протоиереем Александром Менем. Это один из самых блестящих миссионеров XX века. И если владыка Антоний Сурожский — миссионер православия на Западе, то отец Александр Мень — миссионер Советской России.

Сергей Сергеевич Аверинцев называл отца Александра Меня «миссионером племени интеллигентов». Он всегда подчеркивал, что это «особо дикое племя». И нужны исключительные пастырские качества, чтобы проповедовать в этой среде, адаптироваться к ней.

В отце Александре меня всегда поражали его открытость и теплота. Он уделял внимание каждому. И когда говорят, что в его приходе были одни интеллектуалы, это не так. Там было много людей из Москвы — известные художники, музыканты, писатели, философы, но они стояли бок о бок с деревенскими старушками. И отец Александр общался со всеми одинаково. Даже с детьми. Он мог говорить на языке культуры, на языке науки, на детском языке. Я, тогда еще очень молодой человек, не испытывал в общении с ним ни малейшего стеснения или неудобства. Хотя прекрасно понимал масштабы отца Александра.

Позже я перевел его главную книгу «Сын Человеческий» на два языка — итальянский и французский. Мало кто знает, что она сопровождала отца Александра всю жизнь. Первый замысел он записал в тетради в возрасте 14 лет, а последнюю правку сделал накануне гибели.

Говорите о чем угодно, но не произносите слово «Бог»

Отец Александр Мень всегда говорил, что должен «намешивать черный хлеб на каждый день». Так он называл необходимость несения Благой вести людям. В конце советского периода уже можно было это делать. Хотя время было уж очень шаткое. Гибель отца Александра подтверждает это.

Он словно чувствовал беду и очень торопился. Помимо книг, были беседы, лекции, встречи. Последние два года постоянно выступал на заводах, в домах культуры, в вузах. И это было удивительно: завод «Серп и молот» приглашает протоиерея прочитать лекцию о, скажем, русской философии конца XIX века. А иногда и просто поговорить о Боге.

Отец Александр вел 20-минутную телепередачу на главном канале страны. Ему сказали, что он может говорить о чем угодно, но нельзя произносить слово «Бог» и называть имя Иисуса Христа. И все 20 минут он блестяще проповедовал, соблюдая эти условия.

Конечно, это говорит о его невероятном миссионерском даре. А еще у него был особый взгляд. Все, кто имел с ним дело, свидетельствуют об этом. Когда отец Александр смотрел на тебя, для него во всем мире существовал только ты.

Время свободы, надежд и бандитских разборок

И вот наступили 90-е годы. Их сейчас слишком уж демонизируют. Как будто в наших бедах виноваты только они. Но на самом деле это очень интересное время в истории России, хотя и противоречивое.

Я помню, как, скажем, мой сосед с первого этажа вынимал из мусора то, что выкидывал сосед с пятого. Уж не знаю, чем конкретно занимался сосед с пятого этажа, но у него была охрана — люди с оружием. А на первом этаже — простая коммуналка. И все это сосуществовало вместе. И да, много чего тогда происходило вне закона.

Но была свобода мысли и прессы. Можно было писать и говорить все — никакого контроля не существовало. И для меня как для западного человека это было удивительно. Многие в России считают, что на Западе полная свобода. Но в 90-е годы в России ее было еще больше.

Много надежд и желание реванша

В 90-е к вере потянулось много новых людей. Помню длинные очереди на исповедь в нашем храме Космы и Дамиана.

Я, тогда еще мирянин, впервые попал туда в 1993 году. Тоже по совету отца Александра. А теперь я сам служу в этом храме. Очереди у нас, кстати, до сих пор длинные.

Удивительные люди служили у нас. Отец Георгий Чистяков обладал необыкновенным даром принимать исповедь и произносить проповеди, — используя всю свою необыкновенную эрудицию. Отец Александр Борисов тогда только-только стал священником.

Надежд у священства и прихожан в 90-е было много и разных. Некоторые хотели реванша — вернуть все то, что отняли большевики когда-то. Здания храмов, богословские факультеты, семинарии. Это логично, но нельзя ограничиваться только этим.

Думаю, именно желание реванша помешало тому, чтобы Церковь в России стала живой общиной. И теперь для многих она — скорее национальный символ.

Конечно, Церковь может быть и частью национального самосознания, но прежде всего это жизнь с воскресшим Христом. «Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них». А об этом тогда говорили недостаточно. И сейчас, к сожалению, это не всегда сердцевина ожиданий православных людей, в том числе и священников.

От надежд 1990-х к кризису 2010-х

В 90-е был настоящий бум крещений. За один день в храме могли креститься десятки человек. И не было возможности подготовить людей к этому шагу, дать им какие-то основы вероучения. Сейчас, когда большинство населения крещено, статистическая кривая идет вниз — надо переходить от количества к качеству.

Возродилась катехизация — мы стали спокойно и вдумчиво готовить людей к крещению и воцерковлять уже крещеных. Но осталась проблема подготовки к другим таинствам, например, к венчанию. Как могут молодые люди сразу после ЗАГСа повенчаться? Монах, прежде чем принять постриг, несколько лет живет в монастыре в качестве послушника. Человек, который хочет стать священником, несколько лет учится в семинарии. К таинству венчания надо молодых людей тоже готовить!

А в начале 2010-х появились первые признаки кризиса. Снизилось число абитуриентов в семинариях. Еще меньше оказалось желающих поступить в монастырь. И это продолжение тенденций, которые мы давно наблюдаем в Европе.

Антиклерикализм и ревизионизм. Церковь должна говорить правду

В советское время атеистическое государство боролось с религией. Но обычные люди испытывали к Церкви большое уважение. Они видели, что верующие часто жили хуже, чем неверующие, и семьи священников в том числе. За крестик могли унизить ребенка в школе, например.

А сейчас мы живем в противоположное время. Быть православным — это модно и поддерживается государством. Но с другой стороны, антиклерикализм, неприязнь к Церкви растет. И это, думаю, проблема номер один.

Другая проблема — ревизионизм. Прошлое мы часто интерпретируем, исходя из сиюминутной политической конъюнктуры. В Евангелии есть серьезные обличительные слова со стороны Господа: «Горе вам, книжники и фарисеи, что лицемерно строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, убитых вашими предкам… тем самым дополняете меру отцов ваших» (Мф 23:29).

Это очень страшные слова. Я не могу понять, как может Церковь совершать память новомучеников и одновременно соглашаться с мнением людей, восхваляющих их мучителей. Церковь должна говорить правду. Да, важна моя личная ответственность — как я свидетельствую о своей христианской жизни. Но есть и наша церковная, общинная ответственность.

Мне кажется, что сейчас одно из самых сложных времен в истории России. Было когда-то здесь Смутное время, а сегодня время «мутное». Непонятно, где белое, а где черное, где добро, а где зло. Сгущается туман и теряются всякие координаты. И это вещи очень опасные. Это та самая хула на Духа Святаго — единственный грех, который не прощается. И ответственность Церкви огромна.

Неизлечимый оптимизм

Христиане — неизлечимые оптимисты. Антон Павлович Чехов сказал: «Через двести, триста лет жизнь на Земле будет невообразимо прекрасной, изумительной». Но я думаю, что жизнь может стать лучше не через 200 лет, а уже завтра или даже сегодня вечером. Все зависит от нас.

Зло размножается, как раковые клетки. И распространяется как на политическом уровне, так и в семьях, в приходах. Никогда в жизни я не видел таких конфликтов в Церкви, как в последние годы.

Но добро тоже имеет свойство распространяться очень быстро. Попробуйте быть доброжелательным в метро в час пик, или когда люди вокруг нервничают. Вы увидите маленькое чудо. И это может сделать каждый из нас.

Часто мы стоим перед сложным выбором и не знаем, как поступить. Например, некоторые люди думают о том, не покинуть ли им страну, и приходят в храм за советом. Задайте себе вопрос: где я могу принести пользу другим? Где от меня больше пользы, на этой работе или на другой? В этой стране или в другой? Делайте выбор и не очень переживайте за сложности.

«Я с вами во все дни до скончания века», — говорит воскресший Христос апостолам (Мф 28:20). Если в это верить, то какими бы трудными ни были времена, христианин всегда сможет устоять. А Господь даст ему силы.

И если бы мне предложили выбрать время, в которое жить, я бы выбрал сегодняшнее. Есть что-то мудрое в том, что мы с вами живем здесь и сейчас. Поэтому надо успокоиться и с достоинством прожить настоящее время.

Иеромонах Иоанн (Гуайта) — священнослужитель Русской Православной Церкви. С 2014 года штатный клирик прихода храма Космы и Дамиана в Шубине в Москве. Итальянский и российский историк, исследователь восточного христианства и писатель. Автор ряда книг по истории Армении, работ по русской духовности, переводов русской духовной литературы. Преподавал в Московском государственном лингвистическом университете и Российском государственном гуманитарном университете. В 2021 году в издательстве «Практика» вышла его книга «Монах в карантине: 40 дней паломничества с короной».

Поделиться в соцсетях

Подписаться на свежие материалы Предания