на наш Телеграм
Наверное, вы удивитесь, что мы предлагаем вам в Рождественский пост прочитать отрывки из иронических статей Гилберта Честертона. Какая в этом польза православному человеку?
Все дело в том, что Честертон всю жизнь тяжело болел, пережил войну и непонимание близких, но был благодарен Богу, родным и каждому встреченному человеку. Ирония его текстов часто направлена на иллюзорные взгляды людей, которые в погоне за идеалами не ценят того, что имеют. Такому взгляду на жизнь полезно поучиться каждому православному.
Давайте посвятим наше время размышлениям о благодарности Богу за то, что у нас есть. И мягкая ирония Честертона нам в этом поможет.
Мистер Блэтчфорд (1) с невероятной простотой объяснил миллионам клерков и рабочих, что мать подобна склянке с синими бусинами, а отец — склянке с желтыми бусинами, и поэтому ребенок подобен склянке со смесью синих и желтых бусин.
С тем же успехом он мог бы сказать, что если у отца две ноги и у матери две ноги, то у ребенка их будет четыре.
Очевидно, что речь идет не о простом сложении или простом разделении ряда четко обособленных «качеств», таких как бусины… Это не похоже на синие бусинки, смешанные с желтыми, а скорее подобно смешению синего и желтого цветов — в результате получается зеленый цвет, совершенно новый и уникальный опыт, новое чувство.
Зеленый — не интеллектуальная комбинация, как сложение: это физический результат, подобный рождению.
Всякий раз новый цвет, небывалая звезда. Каждое рождение уникально, как тайна. Каждый ребенок непредсказуем, как чудовище.
Для всех этих предметов не существует науки, а есть лишь своего рода ревностное невежество; и никто никогда не мог выдвинуть никаких теорий нравственной наследственности, которые оправдали бы себя именно в научном смысле, то есть таких, чтобы на них можно было положиться заранее. Короче говоря, наследственность — нечто вроде предзнаменования, склонности, исполнение снов.
Что-то действительно сбывается, и когда такое происходит, мы это записываем на память, но даже сумасшедший никогда не станет рассчитывать на такой случай. В самом деле, наследственность, как сны и предзнаменования, — понятие варварское, то есть не обязательно ложное, но смутное, расплывчатое и неопределенное. Цивилизованный человек ощущает себя несколько свободнее от своего рода.
До христианства рассказы о гибели человечества волновали дикий север; и со времен Реформации и бунта против христианства, то есть религии цивилизованной свободы, дикарство постепенно возвращается в виде реалистичных романов и проблемных пьес.
Таким образом, после всего шума, который наделал современный кальвинизм, люди осмеливаются иметь дело только с уже родившимся ребенком и углубляются не в евгенику, а в образование. Или… занимаются вопросом не наследственности, а окружающей среды.
Я лишь выскажу предположение, что даже о влиянии окружающей среды современные люди рассуждают слишком весело и легкомысленно. Мысль, что окружение будет формировать человека, всегда путают с совершенно другой идеей — что оно будет формировать его определенным образом.
Возьмем самый общий пример: ландшафт, несомненно, влияет на душу, но как именно он подействует — совсем другой вопрос. Родившийся среди сосен может полюбить сосны, а может и приобрести к ним отвращение. А еще может быть и так, что человек никогда не всмотрится в сосну.
Когда человека просят написать, что он на самом деле думает об образовании, его душу охватывает чувство, которое на первый взгляд можно спутать с отвращением. Вероятно, когда-нибудь слово «образование» будет казаться таким же устаревшим и бессмысленным, каким слово «оправдание» кажется в пуританском мировоззрении.
…Главный факт заключается в том, что образования не существует. Его не существует в том смысле, в каком существуют теология или военное дело.
«Образование» — такое слово, как «наследственность» или «трансформация»: это не предмет, а метод. Оно должно означать передачу определенных фактов, взглядов или качеств младшему из наших детей. Это могут быть самые тривиальные факты, самые нелепые взгляды или самые омерзительные качества, но если они передаются от одного поколения к другому, то они относятся к сфере образования.
Образование — не что-то вроде теологии, оно не выше и не ниже ее, оно просто не попадает в ту же категорию терминов.
Образование всегда что-то передает — возможно, яд. Образование — это предание, а предание, о чем говорит сам звук этого слова, может обернуться предательством.
Расхожее заблуждение состоит в том, будто с помощью образования мы можем дать людям то, чего сами не имеем. Услышав, как люди об этом говорят, можно подумать, что существует какая-то волшебная химия, с помощью которой из тщательно продуманного сочетания диетических блюд, ванн, дыхательных упражнений, свежего воздуха и рисования мы можем случайно произвести что-то великолепное и даже создать то, что не можем вообразить.
Странно, что люди, которые в вопросе наследственности так угрюмо привязаны к законам природы, в вопросе влияния внешней среды, кажется, почти верят в чудо. Они настаивают на том, что ничего, кроме того, что уже было у родителей, не может передаться детям. Но они почему-то думают, что в головы детей могут попасть идеи, которых не было ни в головах их родителей, ни где-либо еще.
В связи с этим поднялся глупый и злой крик, типичный для такой неразберихи… крик «Спасите детей». Это, конечно, часть той современной болезненности, которая призывает обращаться к государству (которое должно быть домом для человека) как к своего рода отчаянному средству во время паники.
Этот трепещущий от ужаса оппортунизм также становится источником социалистических и других идей. Они хотят собрать и разделить всю пищу, подобно тому, как люди поступали во время голода, а также отделить детей от родителей, как иногда приходится делать при кораблекрушении. Кажется, им никогда не приходило в голову, что сейчас человеческое сообщество, быть может, не находится в состоянии голода или кораблекрушения.
Этот крик «Спасите детей» заключает в себе чудовищный намек, что отцов спасти невозможно, другими словами, что многие миллионы взрослых, здравомыслящих, ответственных и самодостаточных европейцев должны рассматриваться как грязь или мусор и быть исключены из обсуждения; их называют алкоголиками, потому что они пьют в трактирах, а не в частных домах; их называют бездельниками, потому что никто не знает, как обеспечить их работой; их называют тупицами, если они все еще придерживаются условностей; их называют бродягами, если они все еще любят свободу.
Я всецело настаиваю на том, что если вы не можете спасти отцов, то не сможете спасти и детей: в настоящее время мы не можем спасти других, потому что не можем спасти себя.
Мы не можем воспитать граждан, если мы не граждане, мы не можем освободить других, если забыли вкус свободы.
(1) Роберт Пиль Глэнвил Блэтчфорд (1851–1943) — английский социалист, а впоследствии консерватор, журналист, редактор еженедельника «Кларион».
