на наш Телеграм
Я не хотел писать эту колонку, не посмотрев последней серии сериала «Слово пацана. Кровь на асфальте». Боялся, что сценаристы приготовили какую-нибудь каверзу, которая опрокинет наши представления о главных героях. Плохие окажутся не такими уж и плохими, а хорошие морально споткнутся. Но нет, оценки, розданные режиссером в первых сериях, сохранили свою силу. И самое главное, не заглох моральный камертон положительных героев. Они там есть и прописаны внятно, ярко, доходчиво.
Моральная оценка автора: как это работает
Образ положительного героя — разумеется, положительного в универсальных этических категориях, а не с точки зрения идеологии или общественной повестки — как раз то, с помощью чего высказывается автор повествования. Не с помощью закадрового голоса, который тоже может обманывать, и уж тем более не с помощью фактуры, по которой работает художник. Брюзжание сетевых специалистов по всем вопросам в адрес сериала спровоцировано именно тем, что мораль сериала считывается в самом выборе персонажей. Их логика проста: если фильм про группировщиков, значит, он пропагандирует группировщиков, следовательно, и вербует в группировщики. Значит, ждем появления уличных подростковых банд, которые будут, как киношные мальчики, собираться на хоккейных площадках, мутузить друг друга, отбирать мелочь у первоклассников и воровать автомагнитолы.
В действительности рассказ о чем-то не тождественен восхвалению того, о чем рассказываешь. Бывает талантливая похвала злу, прямая пропаганда, как в известных фильмах Лени Рифеншталь. Бывает, автор получает на выходе совсем не то, что желает, творя добро вместо не-добра или наоборот.
«Помимо желания автора мы все-таки склонны гораздо более симпатизировать безнравственному, положим, но умному, энергичному и упорно стремящемуся к своей цели Верховенскому-младшему, чем дряблому, бесхарактерному приживальщику отцу… — пишет публицист А. С. Суворин о «Бесах» Достоевского сразу после их выхода. — В романе сквозит какое-то отчаянное сознание своего бессилия и вместе с тем слепая, неумолимая зависть (…) ко всему молодому, живому, свежему, сильному!»
Но это и не удивительно, что моральная оценка автора не всегда доходит до читателя или зрителя. Искусство подражает человеческой природе, и чем лучше подражает, тем больше подчеркивает ее сложность, трудноотделимость добрых черт персонажа от греховных, чистой мотивации от страстного влечения.
Поэтому-то практически любое художественное произведение может спровоцировать извращенную социальную реакцию. В то же время никакой прямой связи между образом искусства и социальным фактом нет!
Возьмем те же самые казанские подростковые банды, возникшие в конце 1960-х годов и расцветшие уродливыми цветами к концу 1980-х, когда и разворачивается действие «Слова пацана». На чем росли эти подростки? Почему они делят мир на своих чужих, если «Библиотека приключений и научной фантастики» твердила искаженную христианскую истину о том, что все люди — братья? Почему они презирают женщин, если каждый советский мальчик не раз в мыслях проделал путь от Парижа до Лондона и обратно ради поцелуя Констанции? Откуда в них ненависть к «ментам», если благодаря деятельности министра внутренних дел Н. А. Щелокова в кинопрокате множились образы героев-милиционеров и чекистов — Жегловых, Кондратьевых, Володек Патрикеевых. Вероятно, были куда более мощные факторы, позволившие развиться этому явлению: бессилие советской пропаганды, отсутствие инфраструктуры досуга, невнятные жизненные перспективы для большинства молодежи, наконец, бездействие милиции.
С другой стороны, фильмы вроде «Бригады», «Бумера» или «Брата» (совершенно разные по художественному достоинству произведения — мы говорим о фактуре) возникли на излете эпохи «накопления капитала» и никаких социальных тенденций не определили. Напротив, они описывали уходящую историческую натуру. Я бы сказал так: кино иногда определяет внешнее оформление того или иного явления, но никогда не является его причиной. Конечно, «Крестный отец» оказал влияние на мафиозную субкультуру, но мафия существовала без всякого «Крестного отца». Известно, что обаятельные упыри-нацисты из «Семнадцати мгновений весны» сформировали тот визуальный образ, который эксплуатировали неонацистские организации в позднем СССР, но сами неонацисты, конечно, были одним из продуктов распада советского общества.
Легко поверю, что где-нибудь за гаражами в рабочих кварталах города N молодые люди коммуницируют, используя цитаты из «Слова пацана». Но это проблема не кино, а их родителей, школы и городских властей, которые украли деньги на ремонт дороги.
Моральная оценка автора — в образе и делах положительного героя, который может присутствовать в произведении непосредственно, а может быть фигурой умолчания: мы ясно понимаем, чем могли бы стать герои отрицательные, но не стали и кончили плачевно. Обратная ситуация: положительный герой скучен, необаятелен, за его счет самоутверждается отрицательный герой, получая сочувствие, симпатию зрителя. Самый очевидный пример: «Ирония судьбы, или С легким паром!», где Женя и Надя, совершившие подлость, поют, интеллигентно беседуют, а в конце женятся, а положительные Галя и Ипполит выглядят дураками и остаются ни с чем.
В «Слове пацана» три типа персонажей: преступники, жертвы и праведники. Разберем каждый из трех типов.
Первый тип: преступники
Преступники — это практически все группировщики, включая Марата и Андрея. Они живые, сложные, в них есть хорошее: они умеют дружить, любят маму, папу, сестер, братьев, они находчивые и остроумные. Но сценарий нарочито и нравоучительно подчеркивает каждый дурной поступок: от кражи «шапки с сеточкой» (по-моему, это анахронизм, такие шапки появились только в 1990-е) из комиссионки до избиения участника другой группировки — беспомощного, уже искалеченного — в больничной палате. Растянутому во времени грехопадению мальчиков сопротивляется милиция, сопротивляются родители, сопротивляется сама жизнь, подкидывая подлянки, но они упорствуют в своей верности превращенной этике «универсамовских».
Их конфликт в конце сериала надуманный. Марата выкинули из группировки, «отшили», потому что он не перестал встречаться с изнасилованной девушкой. Андрей остался на свободе после разгрома «улицы». Они, обломки группировки, выясняют отношения. Марат бросает: «Есть закон выше пацанского». Андрей отвечает: «Нет такого закона. Ты просто не пацан больше». Можно подумать, что Марат открыл для себя какую-то правду, какой-то Логос (или Номос), отличный от логоса уличной банды. Но нет: он только что вступил в комсомол, отобрав перед этим галстук у пионера.
Цитируя во время экзамена устав комсомольской организации, он узнает — и зритель это понимает — те же принципы, те же законы, что действуют в уличной банде. Он оставил одну группировку ради другой. Его притащил в организацию местный комсомольский активист, который формирует вокруг себя более продвинутую, но все же банду, в которой есть и силовой блок (ОКОД), и бизнес-структура (производство «фирменной» одежды под прикрытием комсомольской ячейки), и «связи» — в милиции, в администрации, в РОНО, где угодно.
С пошива одежды в конце 1980-х начинали днепропетровский комсомолец Игорь Коломойский и московский комсомолец Михаил Прохоров. Если пофантазировать, Маратик вполне может стать начальником службы безопасности у олигарха, который спустя годы будет решать проблемы с непослушными мэрами сибирских городов, раздавать оружие неонацистским батальонам на Донбассе и просто пугать и отжимать. Андрей же от своих принципов не отказался даже на словах. И хотя в детскую колонию угодил случайно, сам, вероятно, никакой случайности в этом не увидел. Сложно сказать, что его ждет, но, скорее всего, ОПГ, тюрьма и/или ранняя смерть.
Что еще хорошо показано в фильме: преступник — это не только тот, кто причиняет страдание другому. Это тот, кто вовлекает в грех, соблазняет.
Андрей делает свою мать невольной соучастницей преступления, и та от стыда и горя сходит с ума. Марат, добиваясь любви Айгуль, вовлекает ее в бизнес, построенный на краже, на обмане. Дальнейшие события — разгром видеосалона, похищение и изнасилование, изгнание потерявшей «чистоту» Айгуль и самоубийство — лишь достойные плоды изначального злонравия.
Вова Адидас бережет половую чистоту своей девушки Наташи, но не бережет ее духовное целомудрие: она принимает его как бандита, как вора, как убийцу, но в конце концов с радостью разделяет его грех. Жуткая сцена: Наташа обманывает гаишника, остановившего краденый «Москвич», на котором Вова и Наташа ехали в Гагры, и в восторге кричит: «Я в первый раз в жизни солгала! Я впервые в жизни солгала, представляешь!» Вова — еще один пример преступника, которого так и не смогли остановить ни инфаркт отца, ни слезы матери его врага, на похоронах которого он случайно оказался. Вове повезло, что его убила милицейская пуля. И Наташе повезло, что Господь положил конец беззаконию.
Второй тип: жертвы
Это «обычные» люди, хранители социальной нормы, которые в той или иной степени претерпевают — не столько от бесчинств уличных банд, сколько от того, что мир постепенно уходит из-под ног.
Что такое позднесоветская мораль — разговор не для трех абзацев. Ясно, что помимо всякой идеологии она была — в форме общего согласия, что жить надо честно, что воровать нехорошо, что трудящийся достоин оплаты, что обеспеченную, счастливую жизнь нужно заслужить спокойной и упрямой работой над собой. Скалу этого убеждения подтачивали с разных сторон беспринципные комсомольцы, безвольная номенклатура, эстетика победившего не у нас общества потребления, которую уже не прикрывал железный занавес. Ну, и набор альтернативных «культур», среди которых бандитская была не последней.
Противостояние сформулировано в последнем диалоге Кирилла Суворова с сыном Вовой Суворовым, лидером «Универсамовских»:
— Пап, они девочку украли и изнасиловали. Что мне было делать? Как бы ты поступил на моем месте? — Я бы на твоем месте не оказался.
Да, дело не только в том, что мы грешим, а в том, что каждым грехом выстраиваем новую социальную закономерность, которой сами теперь обязаны соответствовать. Если мы стали пацанами, то должны вести себя по-пацански. Мы предлагаем новую этическую модель, в рамках которой мы уже просто не можем вести себя так, как носители другой модели, например, наши праведные отцы.
Жертвы потому и жертвы, что почти не сопротивляются распаду.
Беспомощны советские учителя, которые даже не пытаются «воспитывать подрастающее поколение», которые замечают группировщиков, только когда у них воруют шапки. Как-то слишком доверчивы, наивны родители, которые до конца не верят в то, что их ребенок стал уголовником, что он мог обмануть, украсть и даже убить. Кирилл Суворов, папа Марата и Вовы Адидасов, пожалуй, самый деятельный персонаж родительского поколения, но и он не останавливает грехопадение сыновей. Если в случае с Вовой он сталкивается с очевидным фактом — доказанным уголовным преступлением, то Маратик легко обманывает его комсомольской грамотой и лицемерным намерением жить по-другому.
Жертвы — это все позднесоветское общество: одноклассники, врачи, продавщицы, водители автобусов, вахтерши в общежитиях, сотрудники соцслужб, рок-музыканты. Наверно, и милиционеры? Нет, удивительное дело, но именно милиционеры в сериале — единственные по-настоящему положительные герои, которые не доверяют злу и до конца ему сопротивляются.
Третий тип: праведники
Любопытный факт: казанское УВД только в 1993 году (через пять лет после описываемых событий) всерьез взялось за группировщиков — когда группировки уже переродились в полноценные ОПГ. В сериале же милиция ведет себя так, как будто уже в разгар перестройки намерена разгромить «универсамовских», «домбытовских», «разъездовских».
Но дело не только в этом. Главные герои-милиционеры в сериале — старший оперуполномоченный Ильдар Юнусович и инспектор по делам несовершеннолетних Ирина Сергеевна — не просто выполняют профессиональный долг. Не просто бескорыстные служители:
Ловить преступников — моя работа. Я за это деньги получаю. 160 рублей. А еще отпуск 40 дней.
Но жертвуют собой ради Андрея Пальто и его маленькой сестры Юли. Товарищ майор готов жениться на маме Андрея, даже после того как она потеряла рассудок, и самого Андрея принимает, несмотря на то что он стал причиной сумасшествия любимой. Собственно, отпускает он его из-под опеки только потому, что у Пальто есть другой друг в милицейской форме.
Ирина Сергеевна теряет из-за юного группировщика перспективного парня, теряет друзей в рок-н-ролльной тусовке (например, совершенно неправдоподобно и анахронично показанного Егора Летова), на нее косо смотрят коллеги, но она идет на безумный шаг: оформляет опеку над Андреем и Юлей. Совершенно очевидно, что это не прибавит 20-летней девушке очков в конкуренции за будущих кавалеров, да и для карьерного роста это малополезно. Единственная логика, которой она руководствуется, это логика любви — логика, рожденная, возможно, тем самым Логосом, который выше закона пацанского, о чем, сам того не понимая, как Валаамова ослица, говорит Маратик Суворов.
Грехопадения Ильдара Юнусовича и Ирины Сергеевны я боялся больше всего. А ну как старший оперуполномоченный предаст Андрея, чтобы переловить всех юных бандитов? (В итоге скорее его самого попытается использовать Маратик, но неудачно.) А если у Ирины Сергеевны на Андрея какие-нибудь гнусные планы: он ведь в нее влюблен, а она как опекун теперь имеет над ним власть, равную родительской? Но нет, никакого намека на это в фильме нет. Жора Крыжовников, автор человеконенавистнических поделок «Горько» и «Самый лучший день», держится на обороняемом моральном рубеже. Вот уж чудо чудесное. Дух дышит, где хочет.
Парадоксы нашего сериала
Парадоксальный вывод, впрочем, очевидный для всякого, кто посмотрел модный сериал от начала до конца.
Фильм, посвященный бандитам, возводит на моральный пьедестал советского милиционера; произведение, вроде бы рассказывающее о приближении социального хаоса 1990-х, воспевает тех, кто этому хаосу противостоит; киношка, описывающая моральный распад, призывает к моральной собранности, указывая на неочевидные образцы.
Дело, впрочем, не в профессиональной принадлежности положительного героя, а в том, что этот герой все-таки есть. И это дарит надежду.
Фото: кадры из сериала «Слово пацана»
