на наш Телеграм
Современные историки Церкви полагают, что праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня тесно связан с предыдущим днем — Обновлением храма Воскресения Христова в Иерусалиме (его еще в народе называют Воскресение Словущее), а также иудейским праздником Суккот — Кущей.
Судя по всему, император Константин Великий (а главное — авторы хроник, усвоившие эту дату) стремился возродить главный храм Церкви Христовой по аналогии со строительством Храма Иерусалимского. Царь Соломон освятил первый Храм в «седьмой месяц» тишрей, в пятнадцатый день которого отмечается праздник Суккот (Кущей — праздник, посвященный сорокалетнему скитанию евреев по пустыне после египетского плена; также считается праздником освящения урожая). Тишрей — это как раз сентябрь по григорианскому календарю. Напомню также, что сентябрь для жителей Римской империи IV века был как раз седьмым месяцем, поскольку год в Древнем Риме начинался в марте. Так и получилось, что Воскресение Словущее — тринадцатый день сентября, а следующее за ним Крестовоздвижение — четырнадцатое.
Это не просто «подгон даты» для красоты. Перед нами очевидное свидетельство смены вех: завершилась эра Ветхого Завета, начал осуществляться Завет Новый.
На самом деле это еще не все.
13 сентября римляне отмечали память освящение еще одного храма — храма Юпитера Капитолийского, и отмечали очень широко — можно сказать, это был государственный праздник, причем очень древний: событие относят к 509 г. до Рождества Христова. Похоже, мудрый Константин целенаправленно «срывал» торжество своих предков. Добавим к этому тот факт, что на Гробе Господнем римляне установили статую Юпитера, и строительство храма в Иерусалиме было как раз связано с очищением святых мест от осквернения.
Так что и языческая эра обновлением храма Воскресения Христова завершается. Но для нашего небольшого исследования это не так важно.
Впрочем, переход от Ветхого Завета к Новому не мог стать отрицанием сакрального характера ветхозаветной истории: крайний дуализм, противопоставляющий «злого» иудейского Бога «доброму» Богу Евангелия считался опасной ересью. Основал ее во II веке гностик Маркион, и Церковь его измышления решительно отвергла. Так что отношение к ветхозаветным событиям и праздникам в христианском контексте (тем более в глазах Константина, его современников, а вместе с ними — и нас, духовных их потомков), во вполне диалектическом духе, не должно было ограничиваться тезисом и антитезисом — необходим был синтез. Таковым, как представляется, была «связка» между освящением храма Воскресения и обретением Креста, с одной стороны, и упомянутым праздником Кущей — с другой.
Суккот — это один из «паломнических праздников» иудаизма: древним иудеям было заповедано в его дни посетить Иерусалим с целью жертвоприношения. После разрушения Храма в 70 году по Рождестве Христовом иудеи в свои праздники посещали Иерусалим: после подавления восстания Бар-Кохбы (еврейское восстание при императоре Адриане) в 135 году евреям под страхом смерти было запрещено приближаться к Святому Городу: лишь в день разрушения Храма, 9 ава (июль по григорианскому календарю), разрешалось оплакивать его у чудом сохранившейся западной стены даже не самого Храма, а его двора — Стены Плача. Паломничества стали невозможны.
Под «репрессии» попали и христиане еврейского происхождения, что привело к уничтожению удивительной религиозной культуры иудеохристианства — раннего христианства, совмещавшего соблюдение Торы и веру во Христа Спасителя: два религиозных течения, из которых более молодое и пассионарное стремилось распространяться наружу, по всему миру, а более древнее — сохраняться и сохранять свой народ, просто утратили общие культурные материальные ценности.
И тех, и других раскидало по миру, но для иудаизма это была катастрофа, потому что одно из обетований Господа Своему народу было дать им землю, из которой они теперь оказались изгнаны, а для христианства — как раз исполнение обетования, ибо «Сын Человеческий не имеет где приклонить голову» (Лк 9:58), и вообще, «не имеем здесь пребывающего града, грядущего взыскуем» (Евр 13:14). Что же до гонений, которые во II–IV веках были особенно жестокими, то и на это у нас есть ответ: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах» (Мф 5:11–12).
В принципе, благодаря рассеянию христианство и стало мировой религией, так что грех жаловаться.
Теперь перенесемся на двести лет после злосчастного восстания Бар-Кохбы и разрушения Иерусалима — и вернемся в новоотстроенный храм Воскресения Христова, где народу Божию демонстрируют обретенный ранее Крест Господень.
Если возрождение Храма в Священной Истории Ветхого Завета означало завершение Вавилонского плена, то храм на месте Спасительных Страстей и Воскресения Христова стал видимым свидетельством завершения гонений и наступления, наконец, Царства Божия на земле.
Взгляд несколько наивный, но ход мысли вполне разумный: вера христианская отныне утверждается по всей вселенной при поддержке государства — а именно святого равноапостольного императора Константина. Воздвигнутый же Крест Господень — это, очевидно, не только поднятие знамени победы Христа над адом и смертью, но и напоминание о крестоношении каждого христианина, о его личном скитании и скитании даже не сорока-, а почти трехсотлетнем всей Церкви Христовой. Праздник, но со слезами на глазах — примерно как тот же самый Суккот: и радостно, что дом обрели, и слезы о тех, кто этого дома не успел увидеть, кто погиб в дороге. Вероятно, в честь этой второй части, грустной, мы теперь и соблюдаем пост.
А что же касается части радостной, то она уместна во всех смыслах: ведь именно в этот день начинается христианство историческое, выход из Священной истории; вернее, выход самой Священной истории в историю профанную, мирскую — выход и освящение ее отныне и до века.
Разумеется, все вышеописанное имеет несколько условный характер, хотя бы потому что праздники Обновления храма Воскресения Христова в Иерусалиме и Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня стали праздноваться один за другим далеко не сразу: например, паломница Эгерия в конце IV века писала о поклонении Кресту в Страстную пятницу, а не в начале года. Тем не менее основную мысль этого небольшого эссе — о Крестовоздвижении как смене вех, перехода от старого к новому — стоит, я думаю, запомнить.
