на наш Телеграм
Октябрь
7 ноября — сто лет событию, изменившему навсегда историю человечества. «Споры» о истории сейчас в России — не споры, а повод для ругани и проговаривания мифов. Мы все явно не на высоте события Октября, как бы его ни интерпретировать. Спорить не будем, а дадим лучше 12 ракурсов на Революцию с христианской точки зрения.
«Хлыст. Секты, литература и революция»* Александра Эткинда*, одно из лучших — по новизне, глубине, стилю — исследований о русской культуре и истории. Эткинд* исследует, как русские секты (хлысты, скопцы и др.) повлияли на русскую культуру (литературу, философию и т. д.) и Русскую Революцию (в частности, на большевизм).
«Разница между Апокалипсисом и революцией — в субъекте действия, божественном в первом случае, человеческом во втором; но не в объекте и не в способе. Иными словами, разница в том, откуда предполагается импульс и от чьего имени вершится суд, но не в том, что и как подвергается переменам.
Знаменитая книга Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» полна восхищения перед религиозными пророками буржуазной эпохи; но она заканчивалась грустным сравнением современного человека с узником, запертым в железной клетке правил, обязанностей и одиночества. Моя книга об этике русских сект и духе модернизма тоже будет заниматься интересными людьми и еще более интересными текстами; но их религия социального апокалипсиса, коллективного спасения и харизматического лидерства создала железные клетки иной природы».
Фудель — в каком-то смысле идеальный православный, человек чистейшей церковности и чистейшей интеллигентности. Его«Воспоминания» — одна из лучших книг, попадавшихся мне в руки — описывают церковное возрождение в начале Революции, саму Революцию и последовавшие за ней гонения.
«Сейчас тем, кто не пережил этих лет – 1918-1920, – невозможно представить себе нашу тогдашнюю жизнь. Это была жизнь скудости во всем и какой-то великой темноты, среди которой, освещенный своими огнями, плыл свободный корабль Церкви. В России продолжалось старчество, то есть живое духовное руководство Оптиной пустыни и других монастырей. В Москве не только у о. Алексия Мечёва, но и во многих других храмах началась духовная весна, мы ее видели и ею дышали.»
«Далеко, далеко от меня это время – скудости и богатства, темноты и духовного счастья. Когда-то митрополит Филарет Московский перестал ездить на заседания в Синод, говоря, что “шпоры генерала (то есть обер-прокурора) цепляют за мою мантию”. В то время, о котором я пишу, все шпоры были позади, и мы вдыхали полной грудью великую церковную свободу».
«На рубеже двух эпох» («Россия между верой и безверием») — мемуары митрополита Вениамина (Федченкова), замечательного пастыря и духовного писателя.
«По Промыслу Божию и произошла революция, и пришла большевистская безбожная власть!
И потому я никак не могу согласиться с однобокой формулой Тихомирова: “Всякая революция от дьявола”.
Ведь и сам дьявол ничего не может сделать без попущения или воли Божией. И вот и свидетельство от слова Божия.
В Ветхом Завете, при царе Ровоаме, десять из двенадцати колен еврейских отделились революционным путем и образовали с Иеровоамом царство Израильское. Царь иудейский Ровоам собрал войско, чтобы подавить революцию силой. Но пришел к нему пророк Божий и сказал от имени Бога: – Не ходи и не воюй! Это от Меня все было! Вот пример революции от Бога. И в нашей революции есть Промысл Божий – отчасти уже понятный, а еще больше пока не вскрывшийся… И уже поэтому мы тоже должны принять эту власть, а не только потому, что она принята и народом».
«Путь моей жизни» — мемуары митрополита Евлогия (Георгиевского) — одного из самых выдающихся епископов XX в., помимо прочего бывшего членом Государственной думы, Всероссийского Поместного Собора, а главное — участником и свидетелем революционных событий.
«У нас, на Волыни (как и во многих епархиях в те дни), среди низших церковнослужителей, диаконов и псаломщиков началось брожение. Вскоре их насмешливо прозвали «социал-диаконами» и «социал-псаломщиками». Они потребовали от меня спешного созыва Епархиального съезда для обсуждения текущих вопросов. Я согласился».
О своих арестах, пребывании в тюрьме и суде священномученик Михаил Чельцов оставил мемуары «Воспоминания «смертника» о пережитом». В частности, подробно изложил свои переживания в ожидании расстрела. «Воспоминания «смертника» о пережитом» – это глубокая исповедь исповедника в ожидании мученической смерти каждую ночь.
«Народу молящегося, помню, в церкви было немного. Испуг, навеянный большевиками за содержание веры и, тем более, за церковность, теперь, при таком массовом и активном противлении их Церкви, охватил громадное большинство наших былых прихожан. Служил я с каким-то особенным подъемом и воодушевлением. Мне хотелось самим служением ободрить молящихся, утешить их и показать им, что нечего и не следует бояться, думая, что Христос не с нами. На эту же тему говорил и проповедь. Заметно было, что молящиеся сильно страдали, искали в Церкви и прямо-таки требовали от меня духовной поддержки и подкрепления, во время проповеди многие плакали. После Литургии я заходил к семьям арестованных священников; там была полная растерянность при совершенной неизвестности о судьбе их. Домой я пришел духовно удовлетворенным, но от всего пережитого взволнованным».
«Как я была городским головой» — удивительный мемуар преподобномученицы матери Марии (Скобцовой), в 17-м году вступившей в партию социалистов-революционеров, избранной революционной головой Анапы, при занятии города большевиками бывшей комиссаром по здравоохранению и народному образованию, в конце концов чуть не расстрелянной.
«Но я твердо была уверена, что при той опереточной активности, которой тогда были охвачены все большевики, есть способ наверняка с ними разговаривать. Я подошла к кафедре и ударила кулаком по столу. «Я хозяин города и ни копейки вы не получите».
В зале стало еще тише. Председатель Протапов опустил голову. А один из матросов заявил: «Ишь, баба».
Я опять стукнула кулаком. «Я вам не баба, а городской голова».
Тот же матрос уже несколько иным тоном заявил: « Ишь, амазонка».
«Пять месяцев у власти» — мемуары философа и священника Василия Зеньковского о мае — октябре 1918 г., когда он был министром исповеданий в украинском правительстве гетмана П. Скоропадского. Темы кажутся актуальными, хотя прошло уже сто лет: «Русско-украинская проблема в ее существе и пути разрешения», украинская политическая турбулентность, украинский церковный вопрос, революция, война…
«Революционный процесс в России, конечно, разлился потому, что старый строй просто рухнул и естественно открыл простор для каких-то новых политических процессов, — но динамическая напряженность революционного процесса, неожиданно для всех его деятелей, начиная с к<онституционных> д<емократов> до с<оцинал>-д<емократов> и даже большевиков определялась не отсутствием сопротивления, а тем, что история требовала разрешения двух первейших задач былой России — вопросов социального и национального».
Дневники Пришвина — блестящая литература, глубокая мысль, уникальное по объему, меткости, подробности описание первой половины XX в. С уверенностью можно говорить, что пришвинские дневники — одна из главных русских книг XX в. «Я стал читать их и поражался, насколько афоризм или выдержка, превращенные в изречение, могут многое выразить, почти заменяя целые книги», — говорил о них Пастернак.
То, что Пришвин был глубоким философом, — мало кто знает, что был христианским философом — еще меньше. Отношение его к христианству менялось — от критического в юности, до «верующего» в зрелом возрасте, но оно всегда остается предметом пришвинского интереса.
«Со вчерашнего дня оттепель после метели. Верующим к Рождеству вышел сюрприз. Созвали их. Набралось множество мальчишек. Вышел дефективный человек и сказал речь против Христа. Уличные мальчишки радовались, смеялись, верующие молчали: им было страшно сказать за Христа, потому что вся жизнь их зависит от кооператива, перестанут хлеб выдавать, и крышка! После речи своей дефективное лицо предложило закрыть церковь. Верующие и кое-какие старинные: Тарасиха и другие, молчали. И так вышло, что верующие люди оставили себя сами без Рождества и церковь закрыли».
Бердяев, начинавший как марксист, стал может быть крупнейшим христианским философом XX века, но навсегда остался левым. В его философско-автобиографическом шедевре «Самопознание» можно встретить такой например эпизод:
«По окончании допроса Дзержинский сказал мне: «Я Вас сейчас освобожу, но Вам нельзя будет уезжать из Москвы без разрешения».
Когда я выходил из тюрьмы, начальник тюрьмы, бывший гвардейский вахмистр, который сам сносил мои вещи, спросил у меня: «Понравилось ли Вам у нас?» Режим тюрьмы Чека гораздо более тяжелый, дисциплина тюрьмы революции более суровая, чем в тюрьме старого режима. Мы находились в абсолютной изоляции, чего не было в прежних тюрьмах. Дзержинский произвел на меня впечатление человека вполне убежденного и искреннего. Думаю, что он не был плохим человеком и даже по природе не был человеком жестоким. Это был фанатик. По его глазам, он производил впечатление человека одержимого. В нем было что-то жуткое. Он был поляк и в нем было что-то тонкое. В прошлом он хотел стать католическим монахом, и свою фанатическую веру он перенес на коммунизм.
Однажды я пришел в Гепеу и дожидался следователя, заведовавшего высылкой. Я был поражен, что коридор и приемная Гепеу были полны духовенством. Это все были живоцерковники».
Бердяев много думал на политические темы, упомянем три книги:
— В книге «Новое религиозное сознание и общественность» он размышляет о религии, государстве, социализме, анархизме, теократии.
— Собственно Революции посвящены две книги Бердяева: «Духовные основы русской революции» и «Истоки и смысл русского коммунизма».
«Бывшее и несбывшееся» — мемуары выдающегося русского философа Федора Степуна, посвященные Серебряному веку и трагедии 17-го года. По блистательности стиля и широте охвата их сравнивают с мемуарами Герцена и Ходасевича, а их философская глубина отвечает духу религиозного Ренессанса начала XX в. и его продолжателям в эмиграции. Второй том полностью посвящен 17-му году: Степун был непосредственным участником тех событий. Артиллерийским прапорщиком он с фронта попадает в гущу тогдашней политики, становится членом Всероссийского совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, начальником политуправления армии при Временном правительстве. Последние страницы мемуаров Степуна посвящены попыткам строить нормальную жизнь в новых советских условиях: театр в голодной Москве, сельскохозяйственная коммуна… Однако большевики изгонят Степуна из России.
Философский анализ Октябрьской революции Степун дает в «Мыслях о России», глубоких и чрезвычайно актуальных: например его — как оказалось точное — описание постсоветского «буржуя», опасность черносотенного клерикализма для Церкви после ее освобождения от советских гонений, его диагнозы либеральной демократии, социал-демократии, коммунизма. И главное: религиозное призвание социализма — преодолеть атеистический и материалистический капитализм и срыв этого призвания в большевизме.
«В своей духовной основе, в своем нравственно-революционном протесте против превращения человеческой личности в функцию хозяйственного производства, против расслоения человечества на враждующие классы, против растления духа творческой общинности бездушием капиталистического общества, против лжеобъективной науки, которая безответственно познает все недостатки бытия, но не стремится к его преображению, социализм не только не враждебен религиозности, но прямо-таки требует религиозного завершения и религиозного углубления своих нравственно-политических и хозяйственно-правовых предчувствий.
«Да» творческому, преодолевающему либерально-буржуазную структуру мира социализму таит в себе, таким образом, уже и «да» глубочайшим религиозным основам мира: любви, свободе и абсолютному значению в корне священной человеческой личности.
Разрыв религии и социализма представляется мне потому очень вредным как для религии, так и для социализма. Без живого ощущения подлинно религиозных основ любви, свободы и солидарности социализму угрожает перерождение в лжерелигию социализма, — в богоборческий коммунизм. Церкви же, видимой церкви, конечно, не желающей видеть простой правды социализма: нужды нуждающихся, разлагающего действия на человеческие души распутной, безличной собственности, лжи и смрада современных войн, — грозит опасность фарисейского подмораживания клира и массового раскрещивания «рабочих и крестьян»
Мережковский — самый левый из русских религиозных мыслителей, он не просто поддерживал революционный процесс в России, он создал нечто вроде «богословия Революции», думал о Революции как о принципиально христианском феномене. Как минимум это интересно как нечто перпендикулярное обычным оценкам: позитивно или негативно можно оценивать Революцию, но привычно думать, что она есть или вне- или противохристианское явление. Здесь мы встретимся с противоположной позицией. Мережковский приветствовал Февраль как воплощение своих чаяний и проклял Октябрь, как предательство Революции, что, однако, не избавляет конечно от богословского понимания и Октября тоже.
«Царь и Революция» — дореволюционный сборник (1907 г.) Д. Мережковского, З. Гиппиус, Д. Философова. Авторы пытаются религиозно — с христианских, а политически — с крайне левых позиций осмыслить революцию, отношения православия и самодержавия; выявить религиозное измерение политики. После Октября Мережковский, анализируя революцию, назовет свой сборник «Царство Антихриста».
«Имеет ли русская революция религиозный смысл? Для Европы и для самих русских пока заслоняется в ней все остальное великим смыслом общественным. Что это переворот не только политический, как все доныне бывшие европейские революции, но и социально-экономический, следовательно, небывалый в истории, уже и теперь, кажется, явно для всех. Именно в этом социальном значении своем русская революция есть продолжение и, может быть, конец того, что начали и не кончили революции европейские. Во всяком случае, этим грозным девятым валом уносится Россия от всех берегов исторических; этим небывалым пожаром охвачено государственное строение, величайшее не только в пространстве, но и во времени. Русское самодержавие уходит корнями своими через Византию, Второй Рим христианский, в Первый Рим языческий и еще далее, в глубину веков, в монархии Востока. Рушится здание тысячелетней древности, тысячелетней крепости, твердыня, которая служила оплотом всех реакций и о которую разбивались все революции. Последняя, глубочайшая основа этой твердыни, — не только социально-политическая, но и религиозная».
«Черный огонь» — собрание откликов Василия Розанова на революционные события: от Азефа до победы большевиков. «Четких политических оценок» мы здесь не найдем: Розанов то поддерживает левых, то страшно ругает их, то занимает позицию пламенного патриота, то резкого критика. Но зато здесь мы найдем мысли очень умного и приметливого человека о важнейшем быть может событии в истории России, а главное – увидим «богословскую сторону» этого события: как Революция связана с христианством?
«“Левые” суть начинатели какого-то нового мира. Об этом, кажется, даже поется в их аляповатых, грубоватых песенках, — грош ценою в смысле поэзии. И весь вопрос и заключается собственно в том: каким образом мог зародиться какой бы то ни было “новый мир” среди того “апокалиптического окончательного” мира, который именуется “христианством”? Как ему нашлось место? Где оно нашлось? В этом весь вопрос и, пожалуй, вся метафизика левого положения вещей.
Здесь мы должны будем произнести несколько еще более грустных слов, чем ранее. “Место” нашлось для “нового мира”: ибо ничего из вековечных жажд и ожиданий и нужд человечества не было утишено “благою вестью”, вынесенной из катакомб.
Умираем — так же!
Болеем — так же!
Нефриты, раки, чахотка — всё те же!»
«Из глубины. Сборник статей о русской революции» — лучшие представители русского религиозного Ренессанса размышляют о революционной катастрофе, находясь внутри нее: 1918 г. «Из глубины» — конечно, цитата из Псалмов: «Из глубины воззвах к тебе, Господи: Господи, услыши глас мой».
C. A. Аскольдов. Религиозный смысл русской революции.
Н. А. Бердяев. Духи русской революции.
С. Н. Булгаков. На пиру богов. Pro et Contra. Современные диалоги.
В. Иванов. Наш язык.
А. С. Изгоев. Социализм, культура и большевизм.
С. А. Котляревский. Оздоровление.
В. Н. Муравьев. Рев племени.
П. И. Новгородцев. О путях и задачах русской интеллигенции.
И. А. Покровский. Перуново заклятье.
П. Б. Струве. Исторический смысл русской революции и национальные задачи.
С. Л. Франк. De profundis.
*НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЭТКИНДОМ АЛЕКСАНДРОМ МАРКОВИЧЕМ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЭТКИНДА АЛЕКСАНДРА МАРКОВИЧА
