на наш Телеграм
Любое евангельское событие, к которому отсылает церковный праздник, многопланово, в смысловом отношении многосоставно. И говоря о Преображении, святые богословы делали акцент на разных сторонах события — на созерцании света, на встрече Ветхого и Нового Заветов, на соединении молитвенного и общественного служения… По-разному расставляли смысловые ударения и выдающиеся русские проповедники — их текстами мы проиллюстрируем неисчерпаемую глубину случившегося на Фаворе.
Святитель Филарет Московский. Слово на Преображение Господне
От святителя Филарета, митрополита Московского, сохранилось несколько проповедей на Преображение, но, пожалуй, самая интересная — «Слово на Преображение Господне», произнесенное в короткий период пребывания свт. Филарета на Тверской кафедре (1820–1821 гг.), в главном соборе епархии на его престольный праздник. Святитель обращает внимание, что Преображение случилось во время молитвы, и именно молитве посвящает проповедь.
В нескольких абзацах святитель затрагивает несколько тем: истинна ли молитва язычников? Как соотносится действие Божие в ответ на наши молитвы и естественный (Богом же установленный) ход вещей? Может ли обращенная к Небу просьба одного человека спасти целый народ?
За частными рассуждениями святителя стоит богословие молитвы. Молитва — не только человеческое творчество, не только правильно составленные, наполненные смыслом, благочестивые слова. Молитва соединяет божественное и человеческое, в ней, производимой молитвенным субъектом, всегда присутствует «объект» — божественная энергия.
Молитва — это сила Божия, «но ее действие в нас зависит от нашей веры и благочестия» (это формулировка из «Беседы о молитве Господней» 1812 года). Если рассматривать ее со стороны человека, она есть труд, восхождение, а если со стороны Бога, то происходящее в нас богоявление. И в этом смысле молитва сближается с самим Фаворским светом, который с точки зрения формальной логики и логики «причины и следствия» является ее плодом. В совершенной молитве божественное и человеческое действия соединены неслиянно и нераздельно. Молитва оказывается реальностью космической, пронизывающей все бытие.
Всмотримся еще раз прилежно в изображение Преображения Господня у Евангелиста: «взыде на гору помолитися. И бысть, егда моляшеся, видение лица Его ино» (Лк 9:28–29), и проч. Если смеем мы по сим чертам угадывать сердечную тайну Божественного Иисуса: кажется, на пути к Фавору в прямом и непосредственном намерении Его было не преображение, но просто молитва: «взыде на гору помолитися». Кажется, и на самой горе, в самыя минуты преображения, собственною целию действия Его была только молитва: «бысть егда моляшеся». Размышляющему не покажется невероятною и та догадка, что предметом сея молитвы Спасителевой долженствовало быть приготовление Себя и учеников к приближающемуся Своему страданию и крестной смерти, о чем Он не задолго пред сим открылся ученикам (Лк 9:22), и о чем в самое время Преображения беседовали с Ним Моисей и Илия (Лк 9:31). Как же среди молитвы о страдании открылась слава? — Как самородный, так сказать, цвет и плод обильной живою силою молитвы. Дух молитвы, сливаясь с Духом Божиим, исполнил светом душу Иисусову; преизбыток сего света, не удерживаясь в душе, пролиялся на тело — и просиял в лице; не вмещаясь и здесь, осиял и преобразил самую одежду; расширяясь еще далее, объял души Апостолов — и отразился в восклицании Петровом: «добро есть нам зде быти» (Мф 17:4); прошел в область внутреннего мира — и привлек оттоле Моисея и Илию; достиг самых недр Отца Небесного — и подвигнул любовь Его к торжественному свидетельству о возлюбленном: «Сей есть Сын Мой возлюбленный» (Мф 17:5). О, чудо молитвы, единым действием объемлющей небо, и землю, и самое Божество! — Да не скажет кто, что сей пример молитвы до нас не относится, как дело Богочеловека. Он относится и до нас, христиане; ибо в нас тоже, хотя не в том же степени, должно совершаться, что и во Христе. «Сие да мудрствуется в вас», учит Апостол, «еже и во Христе Иисусе» (Фил 2:5).
Священномученик Фаддей (Успенский). Слово на Преображение Господне
Интонация этой проповеди — ворчание «дедушки», пережившего бедность, голод, разруху, который смотрит на молодых людей и сетует, что им жизненные блага даются без труда и страданий, что они не имеют понятия о том, что за хорошую жизнь нужно бороться.
Абстрактный дедушка, как правило, прав, а проповедник, который воспроизводит эту интонацию применительно к духовной реальности, прав абсолютно. Духовная красота, благодать, слава Божия никогда не даются легко. Даже в преддверии рая, даже на горе Фавор — не говоря о домашней молитве и храмовом богослужении — нас одолевают сон и леность, которые не уходят сами по себе, которые нужно отогнать волевым усилием, упорным и упрямым трудом. Нам противостоит грехопадшая природа, материя, которая движется совсем не туда, куда нужно духу. И если хочешь взойти на Фавор, нужно преодолеть земное притяжение, крутизну склона, неверность почвы.
Это правильно и применительно к личному духовному подвигу, и к общественной жизни, которой священномученик посвящает большую часть проповеди: он обличает революционную эйфорию 1905 года, надежду на то, что политико-экономические преобразования качественно изменят жизнь человека к лучшему. Нет, сами по себе не изменят, поскольку направлены только на устранение страданий, которые в духовной жизни совершенно необходимы и неизбежны. Другое дело, что и страдания имеют смысл только во Христе и ради Христа.
Кто из общественных светских деятелей проповедует ныне, что путь к обновлению должен быть крестоносным последованием Христу, что без подвига внутренней борьбы со страстями, без обновления духовного никакого истинного обновления в общественной жизни быть не может? Не проповедовали ли, напротив, усиленно многие радетели народного блага, что жизнь есть, прежде всего, не подвиг страданий, созидающий истинное счастье общества, а время наслаждений, что вся забота общественных деятелей должна быть направлена лишь к возможному сокращению труда до восьми, четырех и менее часов в сутки, к обеспечению для всех одинаковых прав на наслаждение жизнью? Вот и видим мы, что не любовь, Христом заповедованная, и не правда, о которой, однако, ныне так часто говорят, возрастают в обществе, а пристрастие к благам и наслаждениям земным, из-за которых люди с легким сердцем непрестанно грабят, убивают друг друга и совершают всевозможные злодеяния. Нет, не насильственное равномерное распределение благ и наслаждений земных способно произвести чудо духовного обновления и преображения общества, а только любовь Христова, приобретаемая чрез борьбу со страстями, терпение и готовность нести крест Христов…
Праведный Алексий Мечёв. Слово на день Преображения
1 августа 1914 года Германия объявила войну России, 2 августа германские войска захватили приграничный город Калиш, 4 августа началась Восточно-Прусская операция русской армии, 5 августа — Галицийская битва… А 6 августа праведный Алексий Мечев произнес проповедь, в которой, на первый взгляд, нет и намека на происходящие в мире события. Однако слово с такой силой подчеркивает необходимость преодолеть внешнее, временное, конъюнктурное, что не остается сомнений: мышья беготня внешнего мира, столкновение великих империй, скрежет движущихся социальных плит за порогом храма были очень громки. Проповедник как будто перекрикивает гул надвигающейся катастрофы, призывая сосредоточиться на Фаворском образе.
Эскапизм отца Алексия имеет христологическое измерение: он убеждает слушателя, что Преображение совершилось не для народа и не для воодушевления учеников (тут священник противоречит византийской традиции), а для Самого Господа. Именно благодаря явленной на Фаворе славе Христос смог преодолеть смертную тоску, которой Он, будучи человеком, мучился накануне своих страданий и смерти.
Он, конечно, знал о том, кто Он, и о Своем предназначении и нисколько не сомневался в Своем пути, однако Господь, так полагает отец Алексий, «нуждался в подкреплении свыше для окончания великого Своего дела». Христос не только психологически (?) укрепляется Богом-Отцом, но и, что не менее важно, на время как бы отрешается от земной реальности, останавливается взором на небесной славе. Именно к этому, полагает отец Алексий, и призваны христиане — к тому, чтобы «выключить» шум повседневного, чтобы созерцать одного только Бога.
И для нас, други, есть много поучительных уроков в этом дивном событии. Господь восходит на гору высоку. Не научаемся ли и мы по временам отрешаться от этого шума суеты житейской и восходить на гору уединения, богомыслия, молитвы. Жизнь земная представляет столько темных дел, столько печальных раздоров между братьями-людьми, столько смущающего зла, неправды, коварства. О, скорее на гору — в уединение, возведем взоры к небу, заставим умолкнуть все эти страсти, суеты, неправды, забудем этот мир, погрузимся в тихую внутреннюю молитву. Господь преображается. Это значит, в душе Его водворился мир, надежда, просветление, и все это возрождение души сказалось в лице Его, на одежде Его, на всей горе. Вот, други, чем силен человек — душею своею — пробужденною, просветленною, облагодатствованною! Посмотрите на праведного, просто на доброго человека: у него во всем светится его верующая, простая, искренняя душа; его не смутит скорбь, его возвышает радость, его ободряет надежда, он верует в будущее славное.
