Родословия могут занимать немалое место в иных книгах Священного Писания, но для нас они непонятны и при чтении мы их обычно пропускаем. Но не так было для священнописателей и их читателей в древности: для них родословия были не просто сухим перечислением имён, но наполнялись глубоким историческим и богословским смыслом. Попробуем проникнуть в тот смысл, который имел в виду евангелист Матфей.
То, что в русском синодальном переводе читается как «Родословие Иисуса Христа», по-церковнославянски звучит несколько иначе: «Книга родства Иисуса Христа». Это перевод греческого «biblos genesews», буквально – «книга порождений». Созвучие первых двух слов 1-го Евангелия с греческим названием 1-й книги Ветхого Завета (Книги Бытия) не случайно: эта книга так называется по-гречески потому, что она структурируется родословиями патриархов от Адама до сынов Израилевых. Эти родословия в оригинале на иврите – «толедот», что буквально как раз и означает «порожения» и было переведено на греческий словом «genesews», которое может быть переведено на русский язык как «порождение», «происхождение» или как «бытие» (т. е. Книга Бытия – это «Книга Порождений» или «Книга Родословий»). Интересно, что словом «толедот» (а в греческом переводе «genesews») в оригинале обозначаются не только родословия, но и творение мира: в 4-м стихе 2-й главы Книги Бытия написано: «Вот происхождение неба и земли, при сотворении их» – буквально «Вот книга происхождения», «biblos genesews» по-гречески («Сия книга бытия небесе и земли» по-церковнославянски).
Итак, евангелист с первых же слов Евангелия даёт отсылку к самой первой из священных книг. На самом деле не только у Матфея Евангелие начинается с подобной отсылки, но и у других евангелистов тоже: Лука, правда, отсылает не к Бытию, а к Книгам Царств, но у Марка и Иоанна отсылка к Бытию достаточно прозрачная через слово «начало» – «Начало Евангелия Иисуса Христа» у Марка и «В начале было Слово» у Иоанна (ср. «В начале сотворил Бог небо и землю»).
Иисус Христос назван в родословии «сыном Давидовым» (вспомним евангельское «помилуй меня, Сын Давидов») и «сыном Аврамовым». Таким образом, Его имя сразу связывается с двумя важнейшими для Ветхого Завета именами: Авраама как того, с кем этот завет был установлен и в чьём семени должны были получить благословение все народы, и Давида как того, кому было обещано, что его потомство навек сохранит царство, т. е. что от него произойдёт Мессия, Который и принесет всем народам благословение Авраамово. Опять мы видим глубокий богословский смысл с самых первых слов.
Почему сказано «Авраам родил Исаака» и т. д.? Для нас это применение глагола «родить» к мужчине непривычно и непонятно. Но дело в том, что в древнееврейском языке было два разных глагола, которые обычно переводятся на другие языки как «родить»: один из них относился к женщине, а другой – к мужчине и означает, что тот является чьим-то отцом. Именно последний глагол и употребляется в родословиях Ветхого Завета (а они послужили образцом для родословия в Евангелии). Возможно, лучше было бы его переводить не словом «родил», а, например, словом «породил», чтобы подчеркнуть отличие.
Обратим внимание ещё на два обстоятельства. Во-первых, на то, что родословие структурировано на 3 группы по 14 имён («Итак всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов»). Все имена в 1-й и 2-й группе (от Авраама до Давида и от Давида до вавилонского плена) и 1-е имя 3-й группы (Зоровавель) хорошо известны из родословий ветхозаветных книг (дальнейшие имена есть только в Евангелии по той простой причине, что вскоре после возвращения из Плена закончилось, условно говоря, написание книг Ветхого Завета). Число 14 не случайно и имеет глубокий символический смысл: если сложить числовые значения букв, составляющих имя «Давид», то мы как раз его и получим. Так подчёркивается центральное место Давида в этом родословии. Ради достижения такого значащего числа родов евангелист даже идёт на некоторое «округление», пропуская порой второстепенные имена, известные из ветхозаветных родословий (впрочем, и в Ветхом Завете можно видеть подобные «округления»).
И, наконец, самое интересное – в отличие от ветхозаветных родословий, мы видим в Евангелии не только мужские, но и женские имена, причём все эти имена, так скажем, «проблемные», связанные с неоднозначными историями (например, не сказано «Авраам родил Исаака от Сарры» или «Исаак родил Иакова от Ревекки», но зато говорится, что «Давид родил Соломона от бывшей за Уриею», напоминая тем самым об известном грехе Давида – того самого Давида, именем которого, как мы только что сказали, структурируется всё родословие). Это явно неспроста, и вот этому мы в основном и посвятим дальнейшее занятие.
Разумеется, наличие в родословии Спасителя «проблемных» женских имён не мной первым замечено, и вопрос о том, что же их объединяет, ставился ещё в святоотеческих толкованиях. Есть разные объяснения, я пока не буду в них вдаваться – для нас сейчас важнее не столько объяснить, сколько просто обратить внимание на этот факт.
Первое женское имя в родословии – это Фамарь, которая родила патриарху Иуде сыновей-близнецов Фареса и Зару. Её история описана в 38-й главе Книги Бытия. Если вкратце, то Иуда женился на хананеянке, которая родила ему трёх сыновей. Старшего из них он женил на Фамари, но тот вскоре умер, не оставив детей. У многих древних народов был обычай ужичества, или левиратного брака: если человек, женившись, умирал бездетным, то на его вдове должен был жениться ближайший родственник (в норме – брат). Первенец, рождённый от такого брака, наследовал удел покойного и считался его сыном, а не сыном своего «физического отца». Это называлось «восстановить семя покойному». Кстати, закон ужичества упоминается в Евангелии в известном споре Христа с саддукеями.
Второй сын Иуды в соответствии с законом ужичества женился на Фамари и тоже умер. Третьего своего сына Иуда женить на Фамари не хотел, опасаясь, что она навлекает на своих мужей проклятие. Но и выйти на сторону замуж Фамарь тоже не могла (обычай не позволял) – в результате она была обречена на вечное вдовство и бездетность. Но Фамарь с этим не смирилась: когда у Иуды умерла жена, Фамарь притворилась блудницей и соблазнила своего свёкра. В залог оплаты она взяла у Иуды печать, перевязь и трость. Иуда хотел дать ей через некоторое время плату и забрать залог, но Фамарь скрылась и Иуда не смог вернуть себе залог.
Когда стало известно, что Фамарь беременна, Иуда как глава рода хотел её казнить за блуд (в соответствии с обычаем ужичества она считалась обручённой младшему сыну, и связь на стороне приравнивалась к супружеской измене). Но Фамарь сказала, что беременна от того человека, кому принадлежат печать, перевязь и трость.
Иуда поступил в этой ситуации очень достойно, публично признав свою неправоту – он должен был отдать Фамарь в жены своему третьему сыну, невзирая ни на какие суеверные опасения. Так как этого сделано не было, Фамарь решила «восстановить семя» от своего свёкра, что не было развратом, как могло бы нам показаться – дело в том, что в соответствии с обычаями того времени ужичество распространялось не только на брата покойного, но и на других его близких родичей: дядю, племянника, кузена и даже отца, если брак с братом был невозможен (впоследствии Закон Моисеев ограничил ужичество только родным братом умершего).
Что для нас важно в этой истории? Можно заметить, что Иуда ведёт себя подобно своему дальнему потомку Давиду в истории с Вирсавией (она тоже упомянута в родословии Матфея, правда, не по имени, а как «бывшая за Урией»), т. е. совершает покаяние.
Вообще в истории патриарха Иуды, как она описана в Книге Бытия, мы видим сначала его падение, а потом покаяние и духовное возрастание: дело в том, что незадолго до женитьбы на хананеянке (что тоже нельзя было назвать достойным делом, учитывая, что Авраам и Исаак заповедовали своим сыновьям не жениться на ханаанских женщинах, а брать жен из родственников Авраама в Вавилонии) Иуда достаточно некрасиво повёл себя, посоветовав своим братьям продать их брата Иосифа в Египет (эта история многим известна по роману Т. Манна «Иосиф и его братья»). С Фамарью он тоже ведёт себя неприглядно во всех смыслах. Но после совершенного им покаяния всё меняется: например, когда Иосиф, ставший к тому времени правителем Египта, испытывал своих братьев, пришедших в Египет за хлебом, именно Иуда предложил себя в обмен на единоутробного брата Иосифа Вениамина (Иосиф устроил провокацию, подложив в вещи Вениамина драгоценную чашу и затем обвинив его в краже – делая это, он хотел проверить своих братьев, как они себя поведут).
Таким образом, в истории Иуды мы можем увидеть не только прообраз покаяния Давида, но и с полным правом можем увидеть в нём прообраз Христа-Искупителя, отдающего душу Свою во искупление многих. Не случайно праотец Иаков перед смертью дал Иуде особое благословение, пророчествуя о том, что «не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов» (это пророчество читается на вечерне праздника Входа Господня в Иерусалим).
Следующее женское имя в родословии – Рахава («Салмон родил Вооза от Рахавы»), на нём мы подробно останавливаться не будем (скажу лишь то, что она обычно отождествляется с известной Раав из Иерихона, которая укрыла в своём доме разведчиков и за то была спасена при завоевании Израилем Земли Обетованной). Третье имя, о котором мы поговорим ниже подробно, – Руфь, родившая Воозу сына Овида, деда царя Давида. Ну и четвёртой упомянута, как уже говорилось, «бывшая за Уриею», т. е. Вирсавия, с которой связана хорошо всем известная история о грехе и покаянии Давида.
Остановимся на Руфи, которой посвящена отдельная книга Священного Писания. Чем же так примечательна эта женщина и её история? Она была моавитянкой (кто такие моавитяне – скажем чуть ниже), которая вышла в результате рассказываемой в Книге Руфь истории замуж за жителя Вифлеема Иудейского, и от этого брака родился дед царя Давида.
Надо сказать, что Вифлеем – вообще-то место изначально в некотором смысле не очень хорошее. Начнём с того, что на пути в Вифлеем умерла в родах праматерь Рахиль (мать патриархов Иосифа и Вениамина) – любимая жена праотца Иакова. Кроме того, с выходцами из Вифлеема связаны две весьма печальные истории, описанные в конце Книге Судей (в подробности вдаваться не буду, но призываю прочесть эти истории самостоятельно – это 17-21-я главы Книги Судей). Можно было бы даже сказать, что над Вифлеемом, как про него рассказывается в ранних книгах Ветхого Завета, тяготеет некоторое проклятие, которое снимается рождением в нём сначала Давида, а впоследствии – Христа, «упразднившего древнюю клятву». И к снятию этого проклятия парадоксальным образом оказывается причастной женщина, сама происходящая из народа в каком-то смысле проклятого!
Кто такие моавитяне? Это ближайшие родственники евреев – потомки племянника Авраама Лота, который вместе с ним вышел из Вавилонии, где жил их род, и пришел в землю Ханаанскую, обещанную Богом в наследие потомкам Авраама. Некоторое время Лот ходил вместе с Авраамом, но потом они расстались из-за того, что «непоместительна была земля для них, чтобы жить вместе, ибо имущество их было так велико, что они не могли жить вместе» (Бытие 13:6). В конечном итоге Лот поселился в Содоме, жители которого, как известно, были «злы и весьма грешны пред Господом» (Бытие 13:13). Кончилось это всё весьма печально – на Содом обрушился гнев Божий, и спаслись только Лот и две его дочери (подробности я рассказывать не буду – наверняка всё более-менее представляют себе эту историю).
Дальше происходит история, чем-то похожая происшедшую на три поколения позже историю с Фамарью, но куда более неприглядная: «И вышел Лот из Сигора и стал жить в горе, и с ним две дочери его, ибо он боялся жить в Сигоре. И жил в пещере, и с ним две дочери его. И сказала старшая младшей: отец наш стар, и нет человека на земле, который вошел бы к нам по обычаю всей земли; итак напоим отца нашего вином, и переспим с ним, и восставим от отца нашего племя» (Бытие 19:30-32). Дочери, как мы видим, рассматривали свою связь с отцом как вариант своего рода ужичества, но если история с Фамарью ещё находится на грани допустимого и недопустимого (по обычаям того времени свекр мог «восстановить семя», хотя это и не приветствовалось), то история с дочерями Лота – безусловно, за этой гранью.
В результате дочери рождают сыновей: старшая прямо называет своего сына Моав, т. е. «от отца», младшая более завуалировано называет его «Бен-Амми», т. е. «сын моего народа». От них ведут своё родословие два народа – моавитяне и аммонитяне (первые жили на юго-востоке от Мёртвого Моря, вторые – примерно на территории нынешней Иордании).
Когда Израиль после исхода из Египта шел в Землю Обетованную, Господь прямо запретил захватывать земли ближайших родственников: моавитян, аммонитян и идумеев (потоков Исава – брата Иакова, продавшего тому, как известно, своё первородство за чечевичную похлёбку). Несмотря на это, моавитяне и аммонитяне повели себя враждебно – в частности, наняли небезызвестного Валаама, чтобы проклять Израиль, а когда это не удалось (Валаам так и не смог произнести проклятие и вместо этого благословил Израиль), по совету всё того же Валаама моавитянские женщины вовлекли израильтян в блуд и идолопоклонство, что привело к гневу Божию и поражению впавших в эти грехи. В результате закон Моисеев запретил браки с аммонитянами и моавитянами: «Аммонитянин и Моавитянин не может войти в общество Господне, и десятое поколение их не может войти в общество Господне во веки» (Второзаконие 23:3).
Вот к народу с такой проблемной, если так можно выразиться, наследственностью, и принадлежала Руфь. Казалось бы, она менее всего подходила для того, чтобы через неё пришло благословение, и тем не менее это так. Руфь смогла явить совершенно запредельные милосердие и дерзновение и тем самым не просто преодолеть, условно говоря, «родовое проклятие» своего народа и войти в народ Божий, но и стать одной из праматерей Спасителя. Проклятие оборачивается благословением.
Я уже говорил, что толкователями издавна ставился вопрос о том, почему именно эти четыре женщины (Фамарь, Раав, Руфь и Вирсавия), а не какие-то другие, несомненно, весьма достойные (например, Сара, Ревекка или Лия) были упомянуты евангелистом Матфеем в родословии Христа, и что же именно объединяет всех четырёх. Не претендуя на исчерпывающий ответ, скажу, что мне представляется следующее – возможно, общим является то, что все они участвуют в историях, где ожидаемое и казалось бы очевидное проклятие оборачивается благословением.
Если это так, то здесь можно увидеть глубокий богословский смысл: само наше спасение совершилось, как известно, через Крест Христов, ставшим из орудия проклятия и позорной смерти («проклят всяк, висящий на древе» – Гал 3:13) источником благословения. И в четырёх женских именах из родословия Спасителя мы можем увидеть указание на пятое имя, стоящее уже вне Ветхого Завета, имя, которым это родословие заканчивается – имя «Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос» (Мф 1:16), «Еюже клятва исчезнет» (Акафист Божией Матери, икос 1). Проклятие, пришедшее через женщину (Еву), надлежало и быть снятым через женщину – Пречистую и Преблагословенную Богородицу, послужившую таинству воплощения нашего Спасителя.