15 октября — день рождения Фридриха Ницше. Ницше — вероятно, самый радикальный критик христианства, ему принадлежат слова «Бог умер». Как к нему относятся христианские мыслители? — и самое интересное: почему для многих и многих христианских мыслителей Ницше был скорее «союзником»? — почему для них «смерть Бога», это, казалось бы, столь радикально атеистическое высказывание — послужило освободительным событием для христианской веры? Давайте рассмотрим несколько примеров.
Книги
Лев Шестов — радикальный религиозный экзистенциалист, бросивший вызов разуму и обыденной морали во имя веры в Бога. И вот для Шестова Ницше оказывается важнейшим союзником.
«Добро в учении графа Толстого и Ницше» — ранняя книга Шестова, где он впервые явно высказал свое послание. Добрый гуманист Толстой, проповедник разумной и нравственной религии и безбожник, имморалист Ницше. Может быть, не все так очевидно? Кто из них ближе к Живому Богу Писания, Имя Которого страшно? Ницше, ниспровергающий неизвестно откуда взявшиеся идолы Разума и Добра, бесстрашный искатель истины — не ближе ли он к Аврааму, покидающему родину и приносящему в жертву сына, к Иову с его воплем, к Павлу с его отвержением Закона, с его «юродством». Какое отношение «разумное добро» Толстого имеет к «безумию во Христе»?
Шестов в книге «Добро в учении графа Толстого и Ф. Ницше» напоминает о том, что христианство совсем не «розовое», по сути, о формуле «Страх Божий — начало премудрости». Вот послание Шестова, о котором верующим не стоит никогда забывать: «Нужно искать того, что выше сострадания, выше добра. Нужно искать Бога».
«Достоевский и Ницше. Философия трагедии» — одна из лучших книг Шестова. Достоевского и Ницше часто сравнивают. Это и понятно: какими бы разными ни были их пути, оба не боялись дойти до края, посмотреть в бездну. А это всегда значит: приблизиться к Богу. «Смерть Бога», провозглашенная Ницше, по очень многим толкованиям (Шестова в том числе) — была смертью новоевропейского Бога — Бога гуманистической морали, удобного Бога системы, Бога философии — «нравственного и метафизического Бога», а не Бога Писания и Церкви. Достоевский шел по этому же пути (когда, например, говорил, что выберет Христа, а не истину — то есть Живого Бога, а не метафизическое суждение).
Шестов «определяет» философию трагедии: «Философия же есть философия трагедии. Романы Достоевского и книги Ницше только и говорят, что о «безобразнейших» людях и их вопросах. Ницше и Достоевский, как и Гоголь, сами были безобразнейшими людьми, не имевшими обыденных надежд. Они пытались найти свое там, где никто никогда не ищет, где по общему убеждению нет и не может быть ничего, кроме вечной тьмы и хаоса, где даже сам Милль предполагает возможность действия без причины. Там, может быть, каждый подпольный человек значит столько же, сколько и весь мир, там, может быть, люди трагедии и найдут то, чего они искали… Люди обыденности не захотят переступить в погоне за таким невероятным «быть может» роковую черту».
Ницше известен как величайший антихристианский философ. Ясперс в своем небольшом исследовании «Ницше и христианство» показывает, что с отношением Ницше к христианству все совсем не так просто.
Общая логика отношений Ницше и христианства Ясперсом намечается так:
«Захваченность Ницше христианскими импульсами, затем — использование их в борьбе против христианства и, наконец, поворот вспять, в котором вновь отвергается все, что было позитивно утверждено наперекор ранее отвергнутому христианству, — это движение составляет основную структуру ницшевского мышления».
«Разум и экзистенция» — работа классика религиозного экзистенциализма Карла Ясперса, посвященная великому христианскому философу Кьеркегора и великому атеистическому философу Ницше. Цитата:
«Мышление Ницше и Кьеркегора создает новую атмосферу. Они переходят все границы, до них ещё остававшиеся самоочевидными. Такое впечатление, словно они уже ничего больше не страшатся в мысли. Все наличное как бы поглощается в головокружительном движении всасывающей силой (Saugkraft): у Киркегора – внемирового христианства, подобного ничто и являющего себя только в отрицании (абсурде, мученичестве) и в отрицательной решимости; у Ницше – вакуума, из которого с отчаянной силой должно родиться новое бытие (вечное возвращение и соответствующая догматика Ницше). Киркегор видит все христианское человечество в том виде, как оно действительно существует сегодня, как один огромный обман, которым хотят одурачить Бога. Это христианство не имеет ничего общего с христианством Нового Завета. Есть только два пути: или искусственными приемами поддерживать иллюзию и скрывать это состояние – тогда все обратится в ничто; или же добросовестно признать то плачевное положение, что ныне поистине не родится уже ни один индивидуум, который бы достоин был звания христианина в смысле Нового Завета, что никто из нас не достоин этого звания, но каждый живет неким благочестивым ослаблением христианства; при таком признании обнаружится, есть ли в этой добросовестности что-то истинное, есть ли на ней благоволение Провидения; если же нет, то все снова должно обрушиться в ничто, дабы в этом ужасе снова возникли индивиды, способные понести в себе христианство Нового Завета). Ницше вмещает историчное обстояние своего времени в одном слове: «Бог умер». Им обоим, стало быть, принадлежит как общая черта историчное высказывание о времени в его субстанциальной основе. Они провидят предстоящее ничто, оба видят его, ещё зная о субстанции утраченного, оба – с установкой: не желать этого ничто. Если Киркегор предполагает истину, или возможность истины, христианства, Ницше же не только констатирует безбожие как утрату, но даже избирает его как величайший шанс, то им обоим присуща все же, как общая черта, воля к субстанции существования, к рангу и ценности человека. Они не составляют никаких программ политических реформ, да и вообще никаких программ; они не обращаются к чему-то отдельному, но хотят при помощи своего мышления добиться того, чтобы совершилось нечто, чего они отнюдь не предвидят сколько-нибудь определенно. Для Ницше это неопределенное есть его «большая политика» на долгую перспективу, для Киркегора – становление христианина, в новой форме, как безразличия ко всему мирскому бытию. Оба, перед лицом своей эпохи, охвачены мыслью о том, что станет с человеком.»
«Ницше. Введение в понимание его философствования» — книга классика религиозного экзистенциалихзма Карла Ясперса: подробное описание биографии Ницше, его идей, творчества, его эпохи и последующих интерпретаций ницшевой философии. Самое, может быть, интересное: деконструкция ницшевой философии как криптохристианской; цитаты:
О ницшеанском понимании христианства, нигилизма, демократии, социализма:
«Вопрос, почему Бог мёртв, ответ на который носит указанный символический характер, если взять его именно как вопрос, переходит в несимволическую форму исследования истории происхождения современного нигилизма. Ницше предполагает увидеть его первопричину в христианстве: первопричина нигилизма — во вполне определённом, а именно моральном истолковании мира, которое предлагает последнее.
То, что подразумевается им под демократическим процессом, это, скорее, события, разворачивающиеся где-то в глубине: во-первых, государство и управление в течение полутора тысяч лет ощущали на себе влияние критериев христианской религии, и тогда ещё определяющих содержание и цели демократического движения, когда в своём религиозном качестве они уже категорически отвергаются; во-вторых, теперь, с отмиранием христианской веры, государство и управление обязаны и вынуждены существовать без религии.
Тот основной импульс, который Ницше предполагает обнаружить в общей картине явлений европейской демократии, объясняется христианским происхождением: когда человеком, достигшим наибольших результатов, был грек, злоупотребление властью со стороны Рима привело к успешному восстанию в рамках христианства со стороны бессильных, вследствие которого европейская история для Ницше означает с тех пор всё новые победы слабых, постоянное «восстание черни и рабов», которые при демократии и при социализме рвутся к последней победе.
Начавшееся отмирание христианской веры в свою очередь также привело в действие демократическое движение, в рамках которого массы хотят теперь править и быть управляемыми без религии. Ницше предлагает своё видение этих событий, которые, по его мнению, сопряжены с разнообразными переменами и преобразованиями.
Демократические импульсы — по своему содержанию представляющие собой секуляризированное христианство. Ницше всесторонне, со всё новыми констатациями и нападками анализирует все аспекты демократического состояния живущих в оковах уже не осознаваемых христианских идеалов, однако неверующих людей. По его происхождению Ницше называет социалистический идеал продуктом «плохо понятого христианского идеала морали».
О христианском импульсе мышления Ницше:
«Если упрекать Ницше в атеизме, указывая на его «Антихриста», то его атеизм — это всё-таки не однозначно банальное отрицание Бога, и даже не безразличие к далёкому божеству, которого нет, потому что его не ищут. Уже способ, каким Ницше констатирует в свою эпоху, что Бог мёртв, есть выражение его потрясения. Подобно тому как его имморализм желает упразднения лживой и несерьёзной общепринятой морали и замены её истинным этосом, так его «безбожие» в противовес нивелирующей, отнимающей всякую страстность лжи мнимой веры в Бога желает подлинной связанности с бытием. И даже когда его безбожие сообщает ему неудержимый порыв к превознесению человеческого бытия, а его требуемая им самим честность усиливается до радикального Нет абсолютно всякой вере в Бога, даже тогда ещё Ницше сохраняет удивительную близость к христианству: «ведь это лучшая сторона идеальной жизни, какую я действительно знал: с малых лет я следовал ей в её различных аспектах, и я полагаю, в моём сердце никогда не было ничего низкого в её отношении».
Всё это указывает на то, что Ницше, который, отвергая веру в Бога и замещая её чистой посюсторонностью, не хочет трансцендирования, на самом деле постоянно к нему стремится.
Его всё более догматизирующиеся построения (несостоятельная замена трансценденции) могут показаться чем-то наподобие воли к вере у неверующего. Ницшев скачок к вере есть скачок не к традиции (как у Достоевского или Кьеркегора), но к вере, выдуманной им самим, и к созданным им самим символам (сверхчеловек, вечное возвращение, Дионис и т. д.), у которых отсутствует исторически принудительная атмосфера.
Трансцендирование Ницше проявляется как его нигилизм, который он, по его признанию, осуществил до конца.
Безбожие есть некая власть в мире. То, что видел и говорил Ницше, было такой действительностью, и с тех пор ещё больше стало таковой, чему она сама содействовала безмерно. Это безбожие есть не угасание в ничтожности, но демоническая страсть. Ницше наиболее величественным образом выразил такого рода безбожия во всей его непостижимой многозначности.
Безбожие Ницше — это растущее беспокойство быть может уже не осознающих себя поисков Бога. Его безбожие есть проникающее в самую глубину его экзистенции беспокойство.
Уже в мысли ему случается вновь допускать существование Бога, которое он в то самое время должен отрицать, так происходит, когда он думает: «собственно, опровергнут только моральный Бог». Он решительно оставляет свободное место, пусть даже никогда не говорит о Боге, а только о богах, божественном.»
«Идол и дистанция» — первая книга, может быть, самого большого мыслителя наших дней — Жан-Люка Мариона. Здесь предпринимается попытка помыслить Бога при помощи феноменологической философии. Бог после «смерти Бога», Бог вне метафизики, онтотеологии и т. д.: Бог, а не идол, Бог апофатического богословия. Без Ницше тут не обойтись — и первая часть книги посвящена ему. Ницше в «смерти Бога» провозглашает ниспровержение метафизики, смерть «Бога» как понятия, чем освобождает веру в Бога Писания:
«Настало время спросить себя: коль скоро Ницше отнюдь не провозглашал никакого воинствующего атеизма, как это расчетливо, стремясь сделать его своим союзником, утверждают тупые идеологии, не был ли он тем, кто вместе с безумцем «ищет Бога, взывая к Богу»? Не был ли он — еще более причудливым образом — «последним немецким философом, который со страстью и страданием искал Бога» (Хайдеггер)? «Не опрокидывать идола, но убить идолопоклонника в себе: вот в чем твое мужество» (Дифирамбы…, 202). Убить в себе идолопоклонника означает: жить в не–идолатрическом пространстве, чтобы дерзко, лицом к лицу, подступиться к божественному, таинственно осеняющему эти поля».
«Хайдеггер и Ареопагит, или Об отсутствии и непознаваемости Бога» — шедевр современной православной мысли. Ницше и его весть о «смерти Бога» — одна из главных тем книги. «Смерть Бога» — не есть личное мнение Ницше, это — просто констатация свершившегося факта западной истории, закономерный продукт отхода Запада от Церкви первых веков:
«Проповедь Ницше есть косвенное, но вполне ясное выражение фундаментальной «ереси» — отклонения от первоначального события Церкви. Это отклонение составляло исторический соблазн западного христианства, проявляясь в изощренном интеллектуальном и социальном принуждении и, в конечном счете, в «орелигиознивании» Церкви, то есть в превращении ее в религиозный институт, обеспечивающий отдельному человеку эмоциональные и интеллектуальные гарантии через поддержание нравственно–практических целесообразностей социальной жизни. Отличия западного христианства от единой Церкви первых веков (в догматике, культе, искусстве, организации) в совокупности привели к радикальному искажению экклезиологического самосознания и идентичности западных христиан».
«После христианства» — книга, где Ваттимо осмысляет самую возможность веры в современную эпоху, парадоксально формулируя свою позицию как «верить, что ты веришь». Для Ваттимо, как и для многих христианских мыслителей, «смерть Бога» — есть позитивное для христиан событие:
«Мое же намерение состоит скорее в том, чтобы показать, как именно плюрализм эпохи постмодерна позволяет (лично мне, но я полагаю, что можно говорить и о ситуации в целом) вновь обрести христианскую веру. Итак, если Бог умер, и, следовательно, философия осознала, что она больше не может надеяться на то, чтобы наверняка постигнуть последнее основание, то тогда одновременно иссякла также и «потребность» в философском атеизме. Лишь философия «абсолюта» может считать себя вправе отвергать религиозный опыт. Но, возможно, в провозвестии Ницше о смерти Бога следует увидеть нечто еще более важное. Бог умер, пишет Ницше, потому что верящие в него — его подданные — его убили, то есть они научились не врать, ибо это был его завет, и в конце концов они поняли, что сам Бог — это всего лишь ненужная ложь. Но в контексте нашего опыта эпохи постмодерна это означает следующее: именно потому что Бог — последнее основание, то есть абсолютная метафизическая структура реальности, — отныне утрачен, вера в Бога становится вновь возможной».
Статьи
«Свобода и истина у Ницше» — статья Шломо Пинеса, где подчеркивается родство Ницше и апостола Павла (впрочем, Пинес — далеко не единственный, кто подмечал это сродство).
«Проповедуемая Павлом свобода довольно точно соответствует тому, что Ницше называл свободой, «обращённой вовнутрь» (интериоризованной), ответственной за появление столь многообещающего, по мнению философа, феномена «неспокойной совести». И всё же, несмотря на имеющееся здесь явное сходство, Павел был одним из самых антипатичных Ницше исторических персонажей.
Мне представляется, однако, что есть все основания усмотреть у самого Ницше (пользуясь его собственной формулировкой) тенденцию к личностной «интериоризации свободы», в значительной степени сходную с тем, что он у других пренебрежительно называл «рабским бунтом в сфере морали», видя в Павле один из архетипических случаев такого бунта.
Согласно одному из пассажей [Ницше], свобода человека — не важно, скептика ли, атеиста, нигилиста, отвергающего ли мораль, религию и т. д., но при этом сохраняющего веру в возможность познания истины — есть всё ещё свобода неполная. Говоря словами Ницше: «Такие люди далеки от того, чтобы быть свободными духовными существами, ибо они всё ещё верят в истину». Свобода, точнее, её специфическая интериоризованная разновидность не может вынести никаких ограничений. Её неумолимая логика требует в конечном счёте освобождения и от Истины, как в своё время Павел должен был освободиться от Закона»,
В книге «Религия после атеизма» Эпштейн разбирает новые возможности религии, открывшиеся ей после «смерти Бога». Эпштейновская «Теология жизни» посвящена «той проблематике, которая первоначально была выдвинута ницшевской философией жизни под знаком атеизма или богоборчества. Для Ницше смерть Бога — необходимое условие торжества жизни: «Понятие „Бог“ выдумано как противоположность понятию жизни — в нем все вредное, отравляющее, клеветническое, вся смертельная вражда к жизни сведены в ужасающее единство!» Одна из линий теологического переосмысления атеизма состоит в том, чтобы заново сблизить «Бога» и «жизнь», показать нераздельность «Бога живого». Именно возвращение к Древу жизни от Древа познания добра и зла определяет вектор библейского повествования, который прослеживается через Книгу Иова, Книгу Екклесиаста и «Песнь песней». Проблематика жизни в ее глубинной абсурдности и непознаваемости получает здесь интерпретацию в рамках библейской теологии, которая оказывается гораздо ближе мироощущению современного человека, «постатеиста», чем принято думать».
В книге «Конфликт интерпретаций», в её разделе «Религия, атеизм, вера» Рикер в русле тех идей, о которых уже много сказано выше, пишет:
«Теперь вопрос стоит как никогда настоятельно и озадачивающе: можем ли мы признать какое бы то ни было религиозное значение атеизма? Разумеется, нет, если мы берем слово «религия» в узком смысле — в смысле архаического отношения человека к грозящей опасностью воле Священного; но если верно, что «отвергнут лишь моральный Бог», то путь перед нами открыт — путь, полный сомнений и опасностей, по которому мы будем пытаться идти».
«Умер» моральный и метафизический Бог — и мы можем наконец обратиться к Богу Живому.
В двух томах «Фридрих Ницше и русская религиозная философия» можно прочесть самые разные отклики на творчество и судьбу Ницше: статьи Владимира Соловьева, Евгения Трубецкого, Вячеслава Иванова, Андрея Белого, Григория Рачинского, Лу Саломе, а также переводы Ницше, вышедшие в дореволюционной России.
Лекции
«Ницше и христианство». Философ Александр Секацкий поразмышляет о Фридрихе Ницше — радикальном критике христианства.
Фридрих Ницше, вероятно, самый радикальный критик христианства, ему принадлежат знаменитые слова «Бог умер». Но почему для многих христианских мыслителей Ницше был скорее «союзником»? Почему для них «смерть Бога», это, казалось бы, столь радикально атеистическое высказывание — послужило освободительным событием для христианской веры? Философ Александр Секацкий сравнивает путь Иисуса и путь ницшевского Заратустры, находя меж ними много общего.
В лекции «Страдание и спасение» современный русский философ Секацкий сравнивает путь Иисуса и путь ницшевского Заратустры, находя меж ними много общего, считая, однако, что путь Иисуса — радикальней, «беззаботней» пути Заратустры.
В курсе Сергея Хоружего «Становление нового антропологизма в европейской мысли XIX–XX вв.» можно найти три лекции под названием «Фридрих Ницще: преодоление метафизики?»
В курсе Сергея Пименова «История философии от эпохи Просвещения до XX века» можно найти лекции «Фридрих Ницше. Дионисийское и аполлоническое начала» и «Фридрих Ницше. «По ту сторону добра и зла». Введение в философию XX века».
В курсе «Философия Просвещения и XIX века» — две лекции о Ницше.
Наконец в курсе «Философские основания протестантизма: история и современность» — лекция «Предетечи диалектической теологии: Фридрих Ницше».
В «Лекциях по истории философии» Ивана Негреева можно найти две лекции о Ницше.