на наш Телеграм
Наука и религия
«Человек произошел от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг друга» — это ироническое замечание Владимира Словьева прекрасно иллюстрирует путаницу, царящую в вопросе «наука и религия». В наши дни, впрочем, ее можно сформулировать еще веселее, например «земля круглая — значит, Бога нет».
Почему в этом вопросе так много глупостей? Потому, вероятно, что многие имеют весьма слабое представление об обоих предметах. Мы создали в медиатеке новую рубрику — наука и религия — и сегодня презентуем ее вам.
История вопроса
В основе спора религии и науки лежит противопоставление разума и веры, библейской культуры и античной философии. Он возник в арабском Средневековье, а позже вместе с философией его усвоило Средневековье христианское. И арабы, и христиане стояли на стороне Откровения. Хотя именно Библия, по мнению многих авторов, о которых речь ниже, «ответственна» за науку и технику.
Итак, рядом с наукой и религией стоит философия. Но и сама наука состоит из двух частей: науки и техники — т. е. игроков уже пять. Их взаимодействие регулируется общественным процессами — сложность, как видите, возникает уже просто на уровне описания.
Вопрос об истине
Истина может быть разной. Для многих людей единственный лик истины — «научный факт». Очевидно, что этот вариант истины не может быть основанием для экзистенцианальных или метафизических выводов. «Земля круглая» — научный факт. Бытие Бога — религиозная истина. В религиозной плоскости форма Земли не имеет значения; в пространстве науки не может обсуждаться бытие Бога, как явления по определению трансцендентного, неотмирного.
Однако в споре «науки и религии» мы на каждом шагу встречаем «незаконные» скачки от науки к этике, философии, метафизики — и обратно.
Возьмем самый известный пример: противостояние римсокй курии и ученого Галилея. Во-первых, Церковь сама санкционировала деятельность Галилея, и лишь потом ее запретила — т. е. позиция самой Церкви была неустойчива. Во-вторых, никому не приходит в голову простой вопрос: почему христианская Церковь спорила с космологией христианина Галилея и защищала космологию язычника Птолемея?
Определения понятий
Под религией — по крайне мере здесь — мы будем разуметь христианство. Под «наукой» — специфическую культурную практику, появившуюся в христианском мире в поздние Средние века. На этом уровне вопрос звучит так: что позволило науке появится, произошло ли это вопреки, независимо или благодаря христианству.
Также попробуем рассмотреть тему противоборства науки и религии — страшной церковной цензуры и героического научного свободомыслия.
Надеемся, что предложенные нами книги помогут прояснить эти вопросы.
Три эссе В. Гигерича, выдающегося современного философа, освящают сдвиг, произведенный христианством в мире.
Многие христиане обвиняют «современный мир» во всех смертных грехах. Если продолжать эту мысль, придется согласится с одним из трех утврждений:
— либо христианство умерло, причем еще в Средневековье — но ведь «врата ада не одолеют Её»!
— либо христианство — религия «потустороннего», оно существует вне реальности — но Христос пришел именно в реальность, в наш тварный мир;
— либо критикам более милы языческие культуры, не знающие Благой Вести — ведь западная «современность» сформирована ничем иным, как Библией.
Гигерич видит, что современность вся сплошь — продукт двухтысячелетнего чтения Евангелия. По Гигеричу, Евангелие напрямую предопределило науку и технику. Взлет ракеты — суть христианское действие, т. к. именно христианство «изобретает» такие вещи как «факт» или «линейное время» и выбивает субъекта из «Потока вещей».
«Христианское происхождение науки» Александра Кожева, одного из центральных мыслителей XX века, повлиявшего на весь постмодерн и последующую политическую философию. Кожев в-первую очередь обращает внимание на тот факт, что наукотехника появляется ни где-то, а именно в пределах христианского мира. Чем это объяснить? — здесь он вспоминает пресловутый спор гелиоцентризма и геоцентризма, который обычно используют атеисты в полемике с христианами. Дело же на самом деле в следующем. Язычники (Аристотель, Птолемей, гелиоцентристы) утверждали полное разграничения этого и иного миром (Земли и Неба) при том, что Земля — нижний, «дурной» мир, отделенный от вечного, прекрасного Неба. Христиане же (Коперник, геоцентристы) уничтожили эту картину: они — в полном согласии с первоинтуицией христианства — помещают Землю на Небо.
Предопределенность науки и техники христианством утверждает и Андрей Кураев* в эссе «Христианская демофилогизация: путь к науке».
Вот его тезис: «Христианство создало необходимые условия для рождения науки. Только религия Единого Бога смогла освободить мир от чрезмерного обилия богов. Только религия Надзвёздного и Надкосмического Бога могла поставить по одну линию мир звёзд и мир земных камней (тем самым позволив описывать небесные движения языком земной механики). Только религия Логоса, ставшего Плотью, могла позволить на языке математики (языке идеальных чисел и форм) описывать процессы, происходящие в мире физическом (где не бывает ничего идеального). Наконец, только поверив в то, что Бог есть Любовь, можно было перешагнуть через скептицизм и начать изучение мира в дерзкой уверенности, что книга Вселенной написана на языке человеческой математики».
В замечетальных «Материалах к реферату на тему «Религия и наука»» Кураев* отвечает на вопрос: «Если наука рождается на исходе именно западного мира из своего Средневековья, не значит ли это, что в западном Средневековье (в отличие от индийского или арабского) было что-то, что способствовало рождению науки?». Там же содержится «Доброе слово об инквизиции» — замечательная статья, разбивающая множество антицерковных мифов в этой трудной теме. В той же книге Кураев* говорит о клонировании, медицинской этике и компьютерах.
«О вере и знании» — небольшое по объему, но глубокое исследование Кураева* о то ли «проклятом», то ли пресловутом вопросе взаимоотношений веры и знания. Рассмотрение ведется в культурологическом, историческом, антропологическом, философском и богословском аспектах.
Наука и религия в Средние века
Зарождение науки приходится на Средние Века: собственно вопрос о науке и религии надо задать медиевистам.
В одной из лучших книг о Средневековье — «Средневековое мышление» — исследуется феномен «интеллектуалла». В «интеллектуалле» сходятся вера и разум. Средневековый интеллектуал и верит, и «разумеет», для него конфликта нет — поэтому именно он «изобретает» науку. Мысль — общая стихия науки, философии и богословия. О ней и идет речь в книге Либеры.
В превосходном исследовании Монтера «Миф, ритуал и магия в Европе раннего Нового времени» решается вопрос терпимости/нетерпимости. Главная нить — борьба светских и церковных властей с суевериями и инокомыслием. Понятно, что насилие, инициированное Церковью — одна из наиболее болезненных, стыдных страниц истории христианства. Тем паче, мы должны как можно лучше знать её, особенно учитывая многочисленные мифы и стереотипы в этой области.
Обыденное сознание видит вопрос как борьбу церковной цензуры и свободомыслия. Все, однако, сложнее, игроков было четверо: Церковь, государство, нарождающаяся наука (шире — секулярная культура) и культура «народная». Церковь и государство боролись с суевериями народной культуры (фактически языческим наследием, сохранившимся в народе), очищая место науке, Просвещению (отметим, что государство было в этой борьбе несравнимо кровожадней). Всем известны конфликты Церкви и науки — важно помнить, что «трендом» было скорее искоренение «суеверия» и распространение Просвещения.
Из книги Монтера становиться ясно: церковная нетерпимость к суеверию была одним из условий Просвещения; в борьбе с народными верованиями строгая наука и строгая догматика сражались бок о бок; «ужасы» Инквизиции не были такими уж ужасными. Всё это не оправдывает кровь, пролитую «именем Христа», но позволяет противостоять антицерковными мифам.
Короткий рассказ Гертурды фон Лефорт «Предверие Неба» посвящен той же трудной теме. Она реконструрирует дело Галилея в контексте истории XX века (Вторая мировая война и создание ядерного оружия).
Рассказ в рассказе: потомки древнего рода под бомбами союзников читают древнюю рукопись. Оказывается, их предок был учеником Галилея, видел церковный суд над ним, видел, как разошлись пути Церкви и Европы…
Это глубокое размышление над взаимоотношениями христианства и Нового Времени: уход мира от веры на заре Просвещения — и одновременно уход веры от мира… Это конец модерна — Вторая мировая война и Хиросима. Наступает новая эпоха.
Философские основания вопроса
Часто думают, что религия — это миф, а наука призвана развенчивать мифы». Это неверно.
Миф — это основополагающая филосфская категория, основная онтологическая структура — так утверждает А. Ф. Лосев в «Диалектике мифа». Помимо прочего, он гениально разбирает миф новоевропейской науки (хочется процитировать, но получается слишком длинно — читайте в аннотации к книге).
Лосев не развенчивает физику — он помещает её теории в более широкий философский контекст. В «Античном космосе и современной науке» (книге весьма своеобразной, но интересной) его видение физики описано более подробно: он отождествляет постклассическую физику и античную философию, получая на выходе святоотеческую мистическую спекуляцию.
Авторы сборника «Философско-религиозные истоки науки» отвергают устоявшееся мнение о конфликте и взаимной невозможности науки и религии.
Они пытаются рассмотреть христианскую природу самой науки, «научности» — науки как мировоззрения, практики, культуры, — христианские предпосылки конкретных научных концепций, конкретных вех истории науки.
Авторы сборника «Границы науки» ставят себе задачу понять отношения современной науки (после революционных изменений в науке, происшедших в XX веке) с религией, философией, культурой, социумом и экономикой.
«Что общего у Афин и Иерусалима?» — повторяет вопрос философ Лев Шестов вопрос Тертуллиана. Книга «Афины и Иерусалим» построена как обостренное противопоставление: самоуверенное знание европейской науки (откуда оно?) — и безумная вера, абстракция и экзистенция религии; геометрический метод Спинозы — и вопль Иова, «общеобязательное суждение» — и Бог.
В итоге наука, знание и разум отвергаются как великое зло: «Вера, одна глядящая на Творца и Творцом вдохновляемая вера, излучает из себя последние, решающие истины о существующем и несуществующем». Это крайний случай спора веры и науки.
Диалог науки и религии
До сих пор мы говорили о истоках и природе науки. Все же обычно под спором религии и науки понимают нечто другое: что может сказать богословие по поводу той или иной научной концепции. Перейдем к книгам, посвященным этим вопросам.
Назовем три классических труда:
«Религия и наука: история и современность» Барбура, «Вера глазами физика» Полкинхорна и«Наука и религия: историческая перспектива» Брука.
Из этих трех книг вы можете узнать «всё что надо» и об истории науки, и о её взаимоотношении с богословием, конкретных научных концепциях, обо всех богословских и философских проблемах на линии наука — богословие.
Лекции о религии и науке (прочитаны в Общецерковной аспирантуре и докторантуре) расскажут как об общих вопросах взаимоотношений науки и богословия, так и ряде конкретных наук — от квантовой механики до океанологии.
Множество статей на стыке философия/естествознание/богословие вы найдете в альманахе «Метапарадигма». Создать синтез современной науки и православного богословия (на основе метафизики всеединства) — такова идея учредителей альманаха Посадского и Соловьева, намеченный в их труде «Панентеистическая метафизика и квантовая парадигма».
Конечно, нельзя обойти вопрос об эволюции. По нему наговорено так много чуши, что не хочется еще раз подымать эту тему. Предложим две книги.
«Феномен человека» Тейяра де Шардена — весьма спорная, но самая впечатляющая попытка синтеза эволюционной теории и христианского богословия.
И короткая статья Кураева* «Может ли православный быть эволюционистом».
Проблема эволюции также затрагивается в упомянутых книгах Барбура и Брука.
Наука и этика
Другой пласт проблематики «наука и религия» — этика. Технологический прогресс расширил сферу человеской свободы — а чем больше свободы тем больше этических вопросов.
Классическое изложение темы вы найдете в «Этике в век технологии» Барбура. А то, что связанно с биологией (от абортов до клонирования) — в «Биоэтике» Сгречча и Тамбоне.
Интересно ставит проблему Хабермас. У него получается, что религия и техника — две главных проблемы современного мира. Религия наращивает свое влияние в виде фундаментализма, угрожая смести цивилизацию. А техника грозит превратить человека в управляемое биологическое вещество, угрожая смести самого человека.
Но интереснее всего — у Секацкого. В ряде статей он развивает идею «теологии прямого действия» — воплощения, в частности в технике, «заказа христианства». Например, то, чего так бояться в биоэтике — пересборка тела, можно рассмотреть как выполенение заказа христианских аскетов — создание нового свободного тела, полностью подчиненного духу.
По Секацкому, наука и техника родились как выполнение задач, поставленных богословием, и, скажем, полет ракеты — это прямое богословское действие.
«Задача дальнейшей миссии сформулирована теперь эксплицитно, без обиняков: отбросить тело, избавиться от балласта органической телесности. И тут можно заметить, что кое-какие инструкции на этот счет уже содержатся в Инструкции. Более того, они уже давно приняты к исполнению в рамках теологии прямого действия, и проблема лишь в том, чтобы произвести очную ставку, так сказать, опознание и сличение результатов параллельной работы над проектом. Проблема отнюдь не из легких, ведь необходимо составить и решить уравнение следующего вида: Сопоставить практику схимников и столпников с практикой киберпанка с тем, чтобы привести их к общему знаменателю во Христе. Не больше, не меньше – понятно, что отыскание в данном случае общего знаменателя требует немалой метафизической зоркости».
Клеман в «Смысле земли» выстраивает православное богословие материи. Помимо прочего, он защищает следущие тезисы:
«1. Современная западная техника идет от библейского откровения, но она развивалась исключительно в контексте иудаизма и западного христианства, которые некосмичны (a–cosmique), то есть в контексте преимущественно ветхозаветном.
2. «Отрицательные» богословие и антропология православия, его литургическая космология спасают нас от технического потопа и укореняют нас в духовном, а говоря точнее, дают нам корни в духовном Теле, которое может дать и новые исторические корни.
3. Нам остается выработать подлинно новозаветное, апокалиптическое отношение к технике и обращение с нею. Может ли существовать связь, как полагал Федоров (мы не обязаны думать как он, но вместе с ним), между Воскресением и техникой? Православное размышление здесь необходимо».
Конфликт веры и науки вызвал в христианстве ответную реакцию — «естественно-научную апологетику». Недавно мы добавили курс апологетики Леги. Материалы нашей медиатеки того же порядка: сочинения Зеньковского и Фиолетова, книга свт. Луки Крымского «Дух, душа, тело» и «Религия и наука», лекции и статьи Худиева, книги Льюиса.
