на наш Телеграм
Круглый квадрат, деревянное железо, летающая корова, пассивная агрессия… Стоп, кажется, последнее словосочетание не такое уж абсурдное. Более того, это и научный термин, и расхожее выражение. Коллега не отвечает на ваши вопросы? Жена забыла приготовить ужин? Продавщица не пробивает кефир? Все это сейчас называют «пассивной агрессией». Тимур Щукин попытался разобраться с этим термином-кентавром и найти аналоги тому, что этот термин описывает, в святоотеческих текстах.
О тех, кто надувает губы
Мы знаем точную дату, когда появился термин «пассивная агрессия». 19 октября 1945 года полковник Уильям Меннингер, директор отдела психиатрической консультации в управлении главного хирурга армии Соединенных Штатов, в одном из своих докладов выразил обеспокоенность по поводу солдат, умышленно уклоняющихся от службы. Он признал, что они не проявляли своего недовольства открыто, не говорили прямо о своем нежелании служить родине, однако выражали агрессивность «пассивными действиями вроде надувания губ, упрямства, прокрастинации, общей неэффективности и медлительности». Меннингер рассматривал их поведение как «незрелое» и считал, что оно является реакцией на «военную рутину».
Война закончилась, но термин обосновался в американской психиатрии, а в 1952 году даже попал в первое издание «Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам» (Diagnostic and Statistical Manual of mental disorders — DSM), принятую в США номенклатуру психических заболеваний. С тех пор описание данного расстройства многократно изменялось, предлагались различные — социальные, генетические, нейрофизиологические — причины его возникновения. Неизменными оставались только расплывчатость формулировок и неспособность американских психиатров отделить обычную обидчивость от психического заболевания. Как едко пошутил американский историк Кристофер Лейн, специалисты всеми силами стремились запретить гражданам надувать губы.
Итогом многолетних дискуссий стало следующее описание болезни в варианте DSM 1994 года:
«Эти люди [носители Negativistic (Passive-Aggressive) Personality Disorder]… могут быть угрюмыми, раздражительными, нетерпеливыми, склонными к спорам, циничными, скептическими и противоречивыми… Из-за своего негативизма и склонности к вынесению своей вины вовне они часто критикуют авторитеты, выражают враждебность по отношению к ним, идут на небольшие провокации. Они также завидуют и обижаются на сверстников, которые преуспевают и которых авторитетные фигуры воспринимают положительно. Эти люди часто жалуются на свои личные несчастья. Они негативно смотрят на будущее и могут отпускать комментарии вроде “Хорошими делами прославиться нельзя” (It doesn’t pay to be good) и “Все хорошее быстро заканчивается” (Good things don’t last)».
С точки зрения психиатрии, подобное описание, конечно, обескураживает. Слишком уж много наших знакомых, родственников, персонажей книг и фильмов — даже очень милых персонажей — попадают под это описание. В конце концов, не замечали ли мы всего этого за собой? Тем более что из описания не очевидна причина. Может быть, это поведение человека уставшего, выгоревшего, измотанного жизнью вообще или конкретными обстоятельствами. А может быть, речь идет о какой-то непроясненной травме, о чувстве вины — перед собой или другим человеком? Оба варианта возможны.
В любом случае, хотя это поведение не очень приятно окружающим, с этим «можно жить», с такими особенностями характера вполне можно мириться. Что уж там, у многих скелеты в шкафу, у многих жизнь тяжелая, все мы изранены и задолбаны. Все мы «имеем право» ворчать, обижаться и ругать правительство. Но это только с точки зрения подвижной медицинской нормы.
Едкая печаль вредит сердцу человека
Если посмотреть на пассивную агрессию с точки зрения аскетики, то откроется несколько иная перспектива. Образ людей-бук из текста DSM 1994 года больше всего напоминает стандартное описание печали. Вот как о ней пишет преподобный Иоанн Кассиан Римлянин:
Пятый подвиг — притупить жало едкой печали, которая если будет овладевать нашей душою в разных несчастных случаях, то всякий раз будет лишать нас способности к божественному созерцанию и сам дух низвергать из состояния чистоты, совершенно расслаблять и угнетать. Она не позволяет ни совершать молитвы с обычной ревностью сердца, ни с пользою заниматься священным чтением, не допускает быть спокойным и кротким с братьями; ко всем обязанностям трудов или богослужения делает нетерпеливым и неспособным, погубив всякий спасительный совет и возмутив постоянство сердца, делает безумным, опьяняет чувство, сокрушает и подавляет мучительным отчаянием. Поэтому с не меньшей заботливостью нам необходимо лечить и эту болезнь, если желаем законно подвизаться подвигом на духовном поприще. Ибо как моль одежде, червь дереву, так печаль вредит сердцу человека. Силу этого вредного и гибельного порока Божественный Дух довольно ясно и точно изобразил (Притч 25:20)…
Впрочем, (эта страсть) иногда происходит от предшествующего порока — гнева — или рождается от неудовлетворения желания какой-нибудь корысти, когда кто видит, что он потерял рожденную в уме надежду получить какие-нибудь вещи, а иногда без всяких причин, располагающих к этой болезни; по влиянию тонкого врага мы вдруг подвергаемся такой скорби, что не можем с обычной приветливостью принимать даже любезных лиц и родственников наших, и что бы ни было сказано ими в приличном разговоре, нам все кажется несвоевременным и лишним, и мы не даем им приятного ответа, когда все изгибы нашего сердца наполнены желчной горечью.
Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин. Послание к Кастору, епископу Аптскому, о правилах общежительных монастырей
Печаль в данном случае — это не грусть, не тоска, не расстройство. Речь о специфическом состоянии, которое подавляет душевную активность. Но не просто ослабляет ее, а как бы дробит на мелкие части: мы не можем заниматься ничем осмысленным, ничем полезным и приносящим радость, зато можем огрызаться, ворчать, говорить гадости, критиковать, восклицать в сердцах, хлопать дверьми и выбегать в другую комнату, бить кулаком в стену или по столу, ныть и плакать. В общем, действовать, но действуя, производить пустоту. В этом печаль (еще раз: это понятие мало связано с нашим обыденным пониманием печали) отличается от уныния (о нем у нас еще будет возможность поговорить), которое характеризуется высокой активностью: человек как раз может совершать множество формально добрых и полезных поступков, но — это принципиально — совершенно неуместных.
Классический пример «унылого» поведения — заняться уборкой, когда нужно готовиться к экзамену. Уборка — это хорошо, но нужно готовиться к экзамену, от экзамена зависят стипендия, планы на лето, планы на сентябрь и на всю последующую жизнь. Погруженный в печаль — в том и дело — не может ни готовиться к экзамену, ни убирать. Он может только кричать на того, у кого хватит ума сказать что-нибудь вроде «не завтра ли у тебя экзамен?» или «если не учишь тригонометрию, помыл бы хоть посуду». Печальный человек и пассивен, и агрессивен — все по DSM. Отличия — на более высоком уровне.
Готовлюсь к экзамену, следовательно, существую
В отличие от американских психиатров, преподобный Иоанн Кассиан Римлянин знает о том, откуда берется печаль. И для него, в отличие от медиков, существует другой объяснительный пласт.
Если мы не можем «уловить» причину печали в опыте, например, в личной неудаче субъекта, а неудача — это ведь часто неудовлетворенная страсть, — то можем увидеть в ней действие беса. Преподобный, правда, совсем не склонен искать прячущегося черта в каждой печальной детали и специально оговаривается, что, как правило, все же виною всему — наши грехи.
Тут, однако, важнее то, что подобное состояние является следствием духовного разлада, расщепления субъекта, а это, в свою очередь, обусловлено сбоем в антропологических настройках в разделе «смысл».
Потому не очень-то и важно, что спровоцировало приступ печали. Если человеку есть что ответить на этот приступ, он на него ответит. Если вам хочется плакать при мысли об экзамене, то не так уж важно, можете ли вы объяснить причину этого. Вариант первый: вы не сдали этот экзамен полгода назад, и теперь опасаетесь такой же неудачи. Вариант второй: вы уже сдавали этот экзамен на отлично, и предмет вы знаете, и у преподавателя вы в фаворитах, но… что-то гложет. Вероятно, в данном случае важно искать не причину душевного разлада, а вспомнить о том, ради чего нужно подготовиться к экзамену. Хотя бы для того, чтобы самим фактом завершения давно запланированного дела утвердиться в бытии, сказать «я есть». Проще говоря: вернуть себе цельность.
Религиозный смысл такой завершенности можно прояснить: если «я есть» как тот, кто может сдать экзамен, то «я есть» и как тот, кто может совершить любое доброе дело, кто способен к молитве, к богообщению.
Удаляй от себя печаль и не оскорбляй Святого Духа, в тебе живущего, чтобы он не возроптал на тебя к Господу и не удалился от тебя. Ибо Дух Божий, обитающий в этом теле, не терпит печали. Итак. Облекись ты в радость, которая всегда имеет благодать пред Господом и угодна Ему, и утешайся ею. Всякий радующийся человек совершает добро и помышляет о добре, презирая печаль. А человек печальный всегда зол, во-первых, потому, что оскорбляет Святого Духа, который дан человеку радостным; и, во-вторых, потому, что он творит беззаконие, не обращаясь к Господу и не исповедуясь перед ним. Молитва печального человека никогда не достигает престола Божия.
Радость выше радости и печали
В тексте Ерма прозвучало слово «радость». Но если та печаль, о которой говорят Святые Отцы, не тождественна той печали, о которой обычно говорим мы, очевидно, что и под радостью они имеют в виду что-то иное.
Кто хочет вкушать чистую радость, тому надлежит прежде подумать и потом переходить к слову и делу. Поскольку сказанное или сделанное нелегко возвратить, то надобно поверить приточнику, который говорит: делай все с советом, если не хочешь ночью и днем мучить себя раскаянием, и самым делом оправдать этот совет.
Преподобный Исидор Пелусиот. Письма.
Преподобный Исидор стоит на той позиции, что и печаль, и радость в обыденном значении этих слов могут быть полезны в дозированном виде. И при некотором превышении дозы наступает психологическое отравление: и чрезмерная радость, и чрезмерная печаль ведут к греху. Мы это и так знаем из опыта: плохо впадать в отчаяние, но и в эйфории ничего хорошего нет.
Если вас отругали за худо сделанную работу, то не отчаивайтесь: это не значит, что вы не сможете ее переделать, а если и правда не сможете, то займетесь чем-то другим, более подходящим. А если вас похвалили, не слишком обольщайтесь: может быть, дело вовсе не в вас, а в том, что у похвалившего просто хорошее настроение.
Чрезмерное сбивает с толку, позволяет эмоциям влиять на оценку ситуации, прежде всего внутридушевной ситуации.
Конечно, преподобный Исидор Пелусиот считает, что подвижнику (=любому человеку) нужно быть выше и радости, и печали, нужно достичь состояния некоторой собранности, слезть с эмоциональных качелей. И вот это-то состояние Святой Отец и называет «чистой радостью».
Характеристики ее понятны, в нем нет ничего мистического. Это состояние человека, который сначала думает (строит план), потом говорит (артикулирует план), потом делает (осуществляет план). Такая последовательность — залог осуществления задуманного. При этом человек минимизирует возможность поражения сердца той самой печалью, о которой пишет преподобный Иоанн Кассиан Римлянин. Четкое планирование, рационализация, последовательность, системность — вот то, что ведет человека к чистой радости.
Не стоит и упрощать: речь, конечно, не только в том, что мы доводим частное дело до конца, а в том, что мы этим принципам подчиняем всю нашу жизнь. И здесь на месте «плана» должен находиться план нашего спасения, на месте слов — наше исповедание веры, на месте дел — исполнение заповедей.
Если хотим всегда радоваться, то много имеем к тому случаев. Если утвердимся в добродетели, то ничто уже нас не будет печалить: добрые надежды внушает она тем, кто приобрел ее, делает их угодными Богу и почтенными пред людьми и дает им неизреченную отраду.
