Среда. Может быть, самый тяжелый день Страстной недели, и недаром среда и пятница традиционно постные дни в течение всего года. Но если трагедия Пятницы кончается ослепительным финалом, то Среда — день самого жуткого и самого бессмысленного преступления, уводящего во тьму.
Тяжелейший день, перелом к смерти. Звон монет, как звон наконец-то спаянной цепи. Теперь между Христом и Его смертью есть посредник и предатель. Предатель.
Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его.
Мф 26:14–16
Именно сегодня апостол, один из Двенадцати, своей же рукой расчертил свою жизнь на два дня вперед — и все, и смерть. И слова «пошел и предал» проступают кровью. А потом, об этом, правда, не написано, но так было — пришел и вернулся, и Иисус впервые взглянул на него и увидел — уже самоубийцу.
Предательство Христа — безусловно, духовное самоубийство. Точнее, его конечная точка, потому что была же и некая подготовка: замысел, размышления о выгоде… миг последнего решения, когда он встал и вышел, чтобы пойти и предать.
Что толкнуло его на этот шаг? Желание заработать денег? Но тридцать сребреников, отвешенные ему, выглядят жалко даже на фоне стоимости мира, пролитого Марией на ноги Христа. Миро стоило 120 динариев, это 75 сребреников, в два с половиной раза больше, чем Учитель и Господь. Стремление «подтолкнуть» Христа к тому, чтобы в прямом столкновении с властями объявить Себя Мессией и Царем? Но если цель блага, то почему тогда не одуматься, ведь Христос на вечере неоднократно скажет, что предатель губит сам себя? Разочарование в Нем и желание переметнуться на сторону «сильных мира сего»? Но отчего тогда так быстро и беспощадно настигает раскаяние?
У предательства нет внятного человеческого объяснения. С точки зрения разума, это абсолютно бессмысленный шаг в бездну. Иуда не получает ничего, а теряет абсолютно все: смысл жизни и саму жизнь.
Именно так выглядит новозаветный ад. Не тот ветхозаветный шеол, из глубины которого ветхозаветные праведники взывают к Господу, и Тот приходит и разрушает, и выводит пленных на свободу, — а страшнейший ад души, не познавшей Божьей любви и губящей себя этим незнанием. Каково же было Христу, пришедшему ад разрушить, пришедшему спасти и привлечь к Себе всех-всех, видеть, как родной ученик, один из ближайших, топит себя с головой?
…ибо не враг поносит меня, — это я перенес бы; не ненавистник мой величается надо мною, — от него я укрылся бы; но ты, который был для меня то же, что я, друг мой и близкий мой, с которым мы разделяли искренние беседы и ходили вместе в дом Божий.
Пс 54:13–15
Что может Он противопоставить этому убийственному, самоубийственному решению?