на наш Телеграм
«Токсичность». Это слово, честно говоря, немного надоело. Его употребляют к месту и не к месту. Оно стало элементом околопсихологического сленга. Но откуда-то же оно взялось? Что-то же оно означает? Его популярность просто вопиет, требуя перевода на «святоотеческий» язык. Тимур Щукин продолжает свои штудии, пытаясь разобраться, где место токсичных отношений в механизме «грехообразования».
Человек человеку яд
Понятие «токсичности», кажется, появилось в сочинениях американских ученых, которые занимались социологией труда. Метафора понятная: toxic relationships — это такие отношения с коллегами, которые приносят вред, сопоставимый с ядовитыми веществами.
Вредно для здоровья работать на атомной станции или на металлургическом заводе, но не менее вредно быть подчиненным у вздорного директора или трудиться в коллективе, где тебя пытаются подсидеть, подчинить, унизить. Потом этот термин перекочевал в семейную психологию (токсичная мать, токсичные отношения с мужем), в политическую психологию (Трамп — токсичный лидер?) и даже в религиозную психологию: в 1991 году вышла книжка американских психологов С. Артерберна и Дж. Фелтона «Вера, которая ранит, вера, которая исцеляет». В нашей стране проблемой «токсичных отношений» в религиозной среде занимается замечательный психолог протоиерей Андрей Лоргус, хотя саму эту «ядовитую метафору» практически не использует.
Для нас важно то, что токсичность — социальна, что она всегда направлена вовне, этим словом маркируется неправильное, нездоровое отношение между людьми. Отношение, построенное на нездоровье, невротическом искажении поведения. Более того, такое отношение, которое умножает душевную боль и страдание.
Но этого мало: речь идет не о единичном акте причинения боли, а о выстроенной системе повторяющихся актов, когда один человек не может (не знает как или не хочет) вести себя по-другому, а второй не видит выхода: трудно уйти с работы, невозможно жить без родителей, сложно развестись. Ну, так же как на токсичном производстве: речь не о том, что ты однажды пролил на себя химический раствор, а о том, что ты соприкасаешься с вредными веществами изо дня в день, из года в год. Отражен ли этот феномен в святоотеческой письменности? Давайте разберемся.
Не болезнь, а последствие
Токсичность — это не грех. Это скорее почва, на которой грех произрастает. В этом она близка к понятию страсти. Последняя тоже не является грехом, но его предпосылкой. Это искажение внутреннего устройства человека, влечение его естества к распаду, к смерти, влечение, которое провоцирует мышление на ошибки, на неправильные установки, а волю — на единичные греховные поступки.
В общем, страсть — это устойчивый дефект душевного организма, дефект, который может быть и врожденным, и благоприобретенным. Страсть — это болезнь души. А грех, говоря словами современного литератора, «не болезнь, а последствие». Емко об этом пишет преподобный Никита Стифат:
Не так, что если страсть, то и грешное дело; но ино это, и ино то: страсть в душе движется, а деяние греховное телом видимо совершается. Так — сластолюбие, сребролюбие и славолюбие суть пагубные страсти душевные, а блуд, лихоимание и неправда суть греховные деяния; похоть, гнев и гордость суть страсти душевные, — следствия противоестественного движения сил ее, а блуд, убийство, кража, пьянство и другое что, противозаконно телом совершаемое, суть плотские деяния грешные и пагубные.
Преподобный Никита Стифат. Деятельных глав сотница первая
Об этом не говорят на исповеди
Но есть и отличие. Все-таки токсичность — это образ (не термин, а скорее образ, который еще не стал термином) для описания устойчивого проявления страсти вовне, на другого человека, группу людей (семью, рабочий коллектив), маленький или большой социум.
Можно сказать, что это частный случай того, что в аскетических учебниках называется «грехом против ближнего». Но и здесь несовпадение: на исповеди мы обычно рассказываем о конкретных поступках, а не об «отношениях», которые вот так просто и не распутаешь, но которые куда страшнее конкретного греха, поскольку постоянно провоцируют на совершение единичных дурных поступков.
Например, нездоровые отношения между родителями и детьми, когда одни не желают отпускать детей «в свободное плавание», а другие не слишком к этому стремятся, порождают целый букет грехов: слишком навязчивая мама напрашивается на хамство, слишком опекаемый ребенок ленится и трусит.
Можно сказать, что «токсичные отношения» — это относительно недавно отрефлексированное промежуточное звено между страстью, внутренним дефектом человека, и грехом, конкретным поступком.
Однако в святоотеческой традиции есть описания таких нездоровых отношений, которые как бы мимикрируют под здоровые, притворяются ими и которые всегда чреваты страданиями для всех участников микродрамы:
Притворяющийся дружелюбным для того, чтобы нанести вред ближним, подобен волку, рядящемуся в овечью шкуру. И когда он встречает простоту нрава или речи бесхитростно по Христу поступающих и говорящих, тогда их он хищнически похищает и губит, осыпая бесчисленными насмешками. На подобные нравы и слова он нападает, словно соглядатай за свободою братьев во Христе (Гал 2:4).
Притворяющийся молчаливым для того, чтобы совершить злодеяние, строит западню ближнему. И когда это ему не удается, он удаляется, присовокупив к своей страсти еще и скорбь. Наоборот, тот, кто молчит ради пользы ближнего, приумножает свою любовь к нему и удаляется радостный, обретя свет, избавляющий душу от мрака. Тот, кто во собрании братии поспешно прерывает говорящего, не скрывает свою одержимость славолюбием. Пораженный этим недугом, он выдвигает множество побочных тем для обсуждения, чтобы прервать связный ход рассуждений выступающего.
Мудрец, научающий и научаемый, желает наставлять и быть наставляемым только относительно вещей полезных. Лжемудрец, вопрошая и будучи вопрошаемым, говорит лишь о вещах суетных.
Преподобный Максим Исповедник. Главы о богословии и о домостроительстве воплощения Сына Божия
Немного богословия
Как мы видим, преподобный Максим Исповедник предлагает образцы не только неправильного, но и правильного поведения, правильных отношений. Очевидно, что последние являются целью терапии, душевной детоксикации.
В прошлой статье мы говорили о том, что в каждой индивидуальности живет как бы два человека: один подлинный, сотворенный Богом, образ Божий в нас, тот, который соответствует замыслу Бога о нас, второй — поддельный, слепленный грехопадением, нашей жизнью в грехопадшем мире (условиями, средой этого мира) и нами самими. Тут нужно уточнить, что и подлинный и неподлинный человек в некотором смысле «идеальны», поскольку являются общими для всех нас. Мы все в равной степени принадлежим к человеческой природе, и эта природа в равной степени для всех нас искажена грехопадением. Но осуществляется эта «общность» в нас индивидуальным образом, через конкретные отношения с другими людьми, через конкретные поступки.
Святые Отцы предлагают выстраивать здоровые отношения на основании любви — на утверждении другого в качестве источника бытия, в качестве субъекта бытия.
С точки зрения спекулятивного богословия это выглядит следующим образом. Если мы в одинаковой степени принадлежим к одной и той же общности, то наша деятельность, через которую «является» эта общность, должна быть направлена на обнаружение «идеального человека» не только в нас самих, но и в окружающих, в любом человеке, которого мы встречаем. Я признаю, что мой сосед — такая же цель бытия, как и я сам. И значит, тот поступок, при котором ближний — не средство достижения цели, а сама цель, а точнее сказать, кто-то, кто имеет цель в себе и для самого себя, — будет поступком любви.
Осторожность и самозабвенная помощь
В «Изречениях египетских отцов» есть такой парадокс. С одной стороны, отношения между монахами характеризуются одним словом: «осторожность».
Если можешь ничего не говорить, не говори. Если можешь не хвалить, не хвали. Если можешь не общаться, не общайся. Вообще лучше пореже встречаться, а при встрече разговаривать цитатами из Священного Писания. С другой стороны, если ближнему нужна помощь, поддержка, участие, монаху надлежит безо всяких раздумий, в буквальном смысле не помня себя, спешить на выручку.
Говорили старцы, что каждый положение ближнего должен считать своим собственным и сострадать ему во всем и радоваться с ним, и плакать, и так жить, как бы нося то же самое тело, и заботиться как о себе самом, если случится ему какая скорбь, как написано: «едино тело есмы во Христе» и «у множества народа веровавшего было одно сердце и душа едина» (Деян 4:32).
«Изречения египетских отцов»
Понятно, что и осторожность, и самозабвение — это две стороны, два аспекта трепетного отношения к другому человеку как к хрупкому растению, которое лишний раз лучше не трогать, но за которым просто необходимо ухаживать. Ближний — это не дуб, который можно спилить и пустить на дрова, не яблоня, плоды которой можно съесть, не елка, которой можно украсить дом под Рождество. Это цветок, который легко поломать, нечаянно задев ногой, или забыть полить.
Вероятно, в этом и заключается детоксикация — в обнаружении того, как и за счет чего я смогу полюбить ближнего как самого себя. Прежде всего, того ближнего, с которым я нахожусь в устойчивых отношениях. Может быть, для этого нужно вообще расстаться с ним: бывают такие безнадежные случаи, например, в отношениях между родителями и детьми, между друзьями. А может быть, требуется самозабвенное участие.
Ничто так не располагает нас к любви, как то, когда мы разделяем друг с другом и радость и печаль. Не чуждайся же сострадания на том основании, что ты далеко стоишь от несчастья.
Когда твой ближний терпит зло, ты должен несчастие его считать общим. Разделяй с ним слезы, чтобы облегчить печаль его, разделяй радость, чтобы упрочить веселие, укрепить любовь и самому раньше его получить пользу, так как посредством плача ты делаешься милостивым, а посредством радости очищаешься от зависти и недоброжелательства. Смотри же, как необременительна заповедь Павла. Ведь он не сказал: избавь от беды, — чтобы ты не мог возразить, что это во многих случаях не возможно, но предписал более легкое, что совершенно в твоей власти.
