на наш Телеграм
Зависимое поведение — это то же самое, что страсть или грех. Тут и думать нечего. Алкоголизм — это страсть винопития. Сексоголизм — блуд, прелюбодеяние. Зависимость от власти — властолюбие. Вот перечень зависимостей из методички ВОЗ, вот «полный список грехов». Все сходится? Да-а-а… но есть нюансы. Тимур Щукин продолжает рассматривать расхожие термины современной психологии с точки зрения святоотеческого богословия.
Единственный и его собственность
Ситуация та же, что с COVID-19. Рост в геометрической прогрессии исследований, посвященных патогенным вирусам, вакцинации, способам лечения, стал следствием все еще длящейся пандемии. Интерес к теме зависимого или, аддиктивного поведения (некоторые ученые считают второе первой стадией первого, а большинство их просто отождествляют) стал следствием эпидемии наркомании 1970–1980-х годов.
Впрочем, очень быстро выяснилось, что аддиктивным поведением сопровождается не только употребление наркотиков, но и алкоголя, табака. Что зависимыми являются не только любители кокаина и виски, но и завсегдатаи борделей, казино и ресторанов. Оказалось, что зависимость могут вызывать телевидение, интернет, онлайн-ставки на спорт, шопинг, любимая работа (ну вот казалось бы) и даже любимый человек.
Можно зависеть от похвалы и от унижения, от власти и от подчинения, от чувственного удовольствия и от страдания. В общем, зависимость — это универсальный механизм человеческого поведения, при котором индивидуум концентрируется на потреблении одного-единственного предмета Х, видя в нем источник радости и самого своего существования.
Существует множество гипотез относительно происхождения зависимости, но кажется, все сходятся на том, что (если речь не идет о генетической предрасположенности) в ее основе лежит приобретенный в детстве невроз, страх перед реальностью, защиту от которой уже взрослый ребенок ищет в еде или портвейне. Поскольку реальность не приносит радости, ее приносит то, что изменяет реальность или создает ей альтернативу.
Что в итоге? Рано или поздно человек перенастраивает все свое существо на «новую» волну: думает только о предмете Х, ищет только предмет X, тревожится, если не находит предмет X, теряет способность наслаждаться чем-либо за пределами предмета Х. В этой альтернативной реальности истинным является то, что способствует получению предмета X, и поэтому зависимый, «с нашей точки зрения», врет, хотя на самом деле всего лишь стремится к тому, что считает своей собственностью. Хорошими людьми также оказываются лишь те, кто не мешает получить доступ к предмету X. Для «плохих» же в реальном мире зависимый человек часто представляет реальную опасность. Не стойте на пути у высоких чувств алкоголиков, сексоголиков и игроманов.
Выдуманный мир
Казалось бы, это почти идеально ложится на традиционное аскетическое понимания греховного поведения (поведения, которое является следствием душевного искажения, то есть страсти), при котором весь мир для человека предстает как совокупность субъективных влечений. Вот знаменитые слова преподобного Исаака Сирина:
По умозрительному исследованию, миром называется и состав собирательного имени, объемлющего собою отдельно взятые страсти. Когда вообще хотим наименовать страсти, называем их миром; а когда хотим различать их по различию наименований их, называем их страстями.
Страсти же суть части преемственного течения мира; и где прекращаются страсти, там мир стал в своей преемственности. И страсти суть следующие: приверженность к богатству, к тому, чтобы собирать какие-либо вещи; телесное наслаждение, от которого происходит страсть плотского вожделения; желание чести, от которого истекает зависть; желание распоряжаться начальственно; надмение благолепием власти; желание наряжаться и нравиться; искание человеческой славы, которая бывает причиною злопамятства; страх за тело. Где страсти сии прекращают свое течение, там мир умер.
Преподобный Исаак Сирин. Слова подвижнические
Разумеется, речь идет не о реальном мире, который должен прекратить существование, как только жадный перестанет стремиться к богатству, а обжора — к двойному «Биг Маку». Речь о мире, который сам для себя выдумал грешник.
Страсть не существует сама по себе, как субстанция, разлитая в воздухе, она всегда привязана к конкретному субъекту. Нет никакой бессубъектной «тяги к алкоголю», есть алкоголик, который хочет дернуть сто пятьдесят грамм и упасть под стол, потому что ему на ногу в трамвае наступили, «Зенит» проиграл или жена пилит (кстати, самооправдание — тоже важная часть иллюзорного мира зависимого). Нет и сексуального влечения без блудника и тяги к власти без властолюбивого политика. Однако поскольку мы подвержены страстям и постоянно воспроизводим одну и ту же модель поведения, наши индивидуальные страсти как бы овнешняются, превращаются в некую иллюзорную, но при этом воздействующую на нас, социальную реальность.
В этом смысле библейская и святоотеческая картина мира представляет нам страсть с несколько иной стороны, нежели психоанализ: если для последнего альтернативная реальность зависимого человека — это его индивидуальная, замкнутая на него вселенная, то для Исаака Сирина и других отцов — это вселенная, общая для всех грешников.
Болезнь метафорическая и настоящая
И Святые Отцы, и психоанализ рассматривают зависимость как болезнь. Вот типовая цитата:
Что болезнь в теле, то грех в душе. Когда тело заболит, больной ни о чем уже другом не заботится, ни о богатстве, ни о славе, ни об утехах, а все об одном уврачевании тела и восстановлении здоровья. Так и когда душа болит грехом, надлежит всю заботу обращать ни на другое что, ни на богатство, ни на славу, ни на удовольствия, а на одно уврачевание болезни душевной и возвращение душе здравия. Что же скажу я, всеокаянный, в оправдание свое, в день Страшного суда, если тогда душа моя окажется больною многими и различными болезнями? Почему не приложил никакого попечения о здравии души своей, а всю жизнь свою трудился и хлопотал только о богатстве, славе и удовольствиях?
Преподобный Симеон Новый Богослов. Слово 6
В этом тексте нужно отметить две вещи. Во-первых, полный параллелизм между телесной болезнью и грехом. Болеть в строгом смысле может только тело, оно подвержено воздействию факторов, которые не зависят от человека, болезнь приходит к нему без его воли, но человек вполне ответственен за свое исцеление: по крайней мере, он может приложить все усилия к тому, чтобы вернуться к физиологической норме. Очевидно, что Святые Отцы и Симеон Новый Богослов в том числе исходят из того, что грех — это некий аналог болезни, нечто в душе, что соответствует телесному изъяну.
В грехе всегда есть нечто, что приходит извне (само искаженное грехопадением состояние природы, действие демонов), но есть и свободная воля, которая может не принимать греховный помысл, может и избавиться от него на сколь угодно позднем этапе. Во-вторых, столь же ясно, что грех лишь описывается с помощью метафоры болезни, но сам по себе болезнью не является. Слишком большое значение для него играет личное произволение.
Грех субъектен, он всегда предполагает сознательное решение. И та альтернативная реальность, которую мы обсуждали выше, строится не без первоначального согласия человека. Волшебный замок алкогольных, скажем, грез начинается с первого кирпичика, заложенного будущим алкоголиком вполне сознательно. В этом, пожалуй, заключается разница между концептом греха и концептом зависимости: если первое предполагает свободную волю, то второе делает акцент на «болезненности» данного состояния, на том, что зависимость не аналогична язве желудка, а является заболеванием без всяких метафор.
Любовь — это все, что нам нужно
Зависимое, или аддиктивное поведение характеризуется отсутствием свободы, отсутствием самоконтроля, осознанности, адекватного видения своих целей и способности этих целей достигать. Но мы сказали, что зависимость строится на неадекватном видении внешнего мира и других людей. Следовательно, не-зависимость предполагает правильное видение мира, признание его ценности, признание ценности и субъектности окружающих.
Зависимость социальна: если я воспринимаю свою маму, свою жену, своего коллегу как людей, обладающих самостоятельной ценностью, то просто не смогу действовать как зависимый. Я не смогу напиться в день рождения дочери, не смогу проиграть зарплату на собачьих бегах, не смогу соврать, что задержался до 4 утра на работе. Другой человек разрушает иллюзорный мир, альтернативную реальность зависимого — стоит только этого человека увидеть.
О том, что именно любовь к ближнему освобождает, пишут и Святые Отцы:
Сила любви ведет надлежащим образом и к достохвальному неравенству, благодаря которому каждый сознательно настолько привлекает к себе ближнего и его предпочитает самому себе, насколько он раньше отталкивал его и был склонен возвышаться над ним.
Через эту силу любви человек добровольно освобождает себя от самого себя, отделившись от представлений и свойств, которые он был склонен мыслить относящимися к себе соответственно греховной воле. Он собирает себя в единую простоту и тождество, сообразно которым никто никоим образом не отделяет своего от общего, но каждый — для каждого и все — для всех, и, более того, для Бога скорее, чем друг для друга имеют единое существование, являя собою (и в естестве, и в воле) наиединственнейший логос бытия и Бога, мыслимого в этом логосе.
Преподобный Максим Исповедник. Послание к Иоанну Кубикуларию о любви
«Свобода от самого себя» — это, как сам преподобный Максим и поясняет, свобода от наших ложных представлений о себе самих, от той альтернативной реальности, которую конструирует под свои «запросы» грешник. Эта реальность разрушается любовью: поскольку я субъектен и при этом чист от «привходящей» греховности, вообще от всего, что не составляет мою субъектность, я могу видеть субъектность другого человека, субъектность ближнего.
С другой стороны, поскольку видение другого невозможно без очищения внешнего пространства от ложного и греховного «тела» моего «я» (моих желаний, моих страстей, моих фантазий), это видение ведет меня к свободе и независимости в собственном смысле слова.
