на наш Телеграм
А Гамлет не хочет мстить. Он получил образование и он христианин. Полный набор противоречий, вполне достаточных для психотравмы, вослед которой неизбежны посттравматическое стрессовое расстройство и реактивная депрессия.
На днях довелось расшифровывать для библиотеки “Предания” лекцию профессора Я. В. Солдаткиной о религиозности пьес Шекспира и вообще о нем – в реалиях исторических и современных.
Даже боюсь спрашивать заказчика Володю, насколько хорошо у меня это получилось. Нет, казалось, Шекспира я давно знаю и люблю. А вышло, что не совсем знаю и не очень-то люблю. Некоторые имена собственные довелось даже погуглить, чтобы не ошибиться в их написании, особенно когда речь шла о малоизвестных пьесах и – о ужас! – о современных сериалах, а в их сторону я не смотрю и вовсе. Когда у меня депресняк, я ограничиваю круг своих интересов, возможно, непреднамеренно.
А вот что касается заученного когда-то давно и из чистой любви «Гамлета» – тут я бы профессору дерзновенно возразила, даже не являясь филологом. Эту заметку пишет не филолог, а гиперэмпат, или псих-ненормальный, поскольку любят у нас сегодня стигматизировать эту тему и навешивать ярлыки даже в благородном обществе, и с этим тоже приходится жить.
У меня в жизни, помимо рефлексии, есть еще другие насущные и довольно ответственные задачи, но сейчас не об этом, сейчас скажу про посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) и обусловленную им депрессию, и каково это для верующего христианина.
Итак, в лекции уважаемый профессор говорит о том, что Шекспир в своих трагедиях осторожно обходит тему болезненного и расколотого христианства и касается ее опосредованно и чуть ли не иносказательно, чтобы тогдашнюю раненную религиозными войнами публику не обидеть. Гамлет то ли христианин, то ли агностик, то ли язычник, то ли колеблется, скатываясь чуть ли не до атеизма.
Я вижу абсолютно ясно Гамлета христианином, который испытывает адскую боль. Да еще и вижу логически выстроенную цепь нейронных связей. Переживание стресса – смерть отца и предательство матери. Усиление стресса до взрывоопасных величин – ну еще бы, когда непонятный неупокоенный призрак является и требует отмщения. Призрак грешил, и смерть его застала вне покаяния. Потому он и гнобит ближайшего живого родственника, пусть плохо будет не только мертвому. А месть – это не по-христиански. Но по-христиански – почитать отца и мать, какими бы они ни были.
Ну и Гамлет наш дорогой датский мстить не хочет. Видите ли, он получил образование и он христианин. Вот поэтому. Полный набор адских противоречий, вполне достаточных для весьма серьезной психотравмы, вослед которой неизбежное ПТСР, а затем – и реактивная депрессия, рискующая стать клинической.
Но не было ни современной терминологии, ни психотерапевтов с психиатрами. Были определения вроде “повредился рассудком”, “сошел с ума”, и это вовсе не к депрессии относилось, а, например, к бредовому состоянию Офелии. Или таковое изображал на публику сам протагонист, даже не подозревая, что он таки болен по-настоящему.
Ах, да, были священники. Но в пьесах Шекспира их нет. И нет их, действительно, думаю, потому что в этом месте автору пришлось бы обозначать их конфессиональную принадлежность. Ну да, чтобы публику не злить. Вот такой скрытый по умолчанию примиряющий экуменизм, чтобы публика думала о главном, а не лезла бы на сцену душить актеров. И здесь, на православном ресурсе, я даже не буду говорить о роли межконфессиональных и межцерковных конфликтов, которые стравливают верующих и уводят их от основной цели. Об этом хорошо говорят специалисты, а я давно уже не прилежный прихожанин даже и не считаю себя вправе об этом рассуждать.
Скажу лишь, что крещена в православии, и когда мне срочно нужно поблагодарить Бога или прийти к Нему со своей или чужой бедой, я найду Его и в московском храме, где служит настоятель, которого мне с моими мозговыми тараканами можно не бояться, и в монастыре у кармелиток, и на Папской мессе в соборе Святого Петра. Я убеждалась в этом, потому что это явно лучше, чем антидепрессанты, вызывающие зависимость и всякие побочные явления, но это счастливый раритет, и туда еще надо доползти, если вас ограничивает и сковывает недостаточность нейромедиаторов, отвечающих за энергию и мотивацию. Вот, если дошли – вы победили. Но эта победа из тех, которые придется бесконечно дублировать всю оставшуюся жизнь.
Но вернемся к нашему несчастному герою, лишенному доступа ко всяким там психотерапевтам и дружественным священникам. Поворотный монолог “Быть иль не быть?” я бы на месте актеров произносила бы в полном оцепенении, в колодце, символизирующем сужение сознания. Или – нет! – держась руками за условный край пропасти, монотонным задыхающимся сиплым голосом. Хотя со сцены или даже с экрана это выглядело бы, может быть, не так эффектно, ну да ладно, у этих актеров-режиссеров все не как в жизни, им нужно окупить затраты и заработать.
А в этом монологе – кульминационный суицидальный статус депрессии. Но это суицидальный статус уж точно верующего. Не будь я верующим и каким угодно грешным, но когда-то осознанно крестившимся христианином, вполне возможно, меня бы давно не было, и этого вполне витального и нетеатрального вопроса “быть – не быть” не возникло бы. “Не быть”, и без вариантов. Окружающая жизнь нашпигована подлостями-гадостями, которые не оставляют обзора даже на воображаемые перспективы. А я в ней немощен и ничтожен, потому что не могу этому противостоять, и вообще я здесь инородное лишнее тело, которое надо срочно удалить. И вот это все настолько нестерпимо, а смерть настолько доступна, что вообще стоит ли это какой-то внутренней кровавой борьбы? Опа – и все закончилось.
Только вот “кому больше дано, с того и спросится больше”. Нам с Гамлетом как раз “больше дано”. Вам тоже, не обольщайтесь. Принимая крещение, мы получаем в дар не только радость, но в нагрузку к ней еще и ответственность. Это было прописано в договоре, но, как это часто бывает, мы это восприняли чисто формально.
Человек, возжелавший прекратить разом все свои адовы чувства, но взявший на себя веру, приходит в оцепенение от ужаса, потому что вот здесь и сейчас он держится руками за край пропасти, одно легкое движение или подловатое дуновение ветра извне – и выбора уже не будет никогда.
Ну и почему я вспомнила про сужение сознания? Да потому что человек, попавший в ловушку “предсуицида”, ощутил богооставленность и этот абсолютный вакуум одиночества. Одиночества – каким бы ни был его добрый Горацио где-то за кулисами, или за кадром, какой бы ни была его ответственность за близких. Человеческое в человеке превращает его в полнейшего эгоиста, в депривированного младенца, способного ощутить любовь только через прямые поглаживания, а не путем сложных рефлексий, на которые сил уже не осталось. А вот христианское в человеке, по-моему, сохраняется где-то в подсознании, потому что – ведь сопротивляется, даже не будучи опознанным.
“Мириться лучше с незнакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться” и про “боязнь страны, откуда ни один не возвращался” – это говорит человек, а направляет его Бог, насколько Он может вообще это сделать там, где не Его царство, и подсказывает на доступном сейчас человеку младенческом языке.
Жаль, что Горацио не слышал этих слов, одна была надежда на него, вдруг перевел бы для младенца Гамлета на язык его же, гамлетовский, но взрослый? Но трагедия на то и трагедия, а у дорогого Вильяма нашего она не в обилии кровищи, это-то как раз следствие и эффект для публики, а она глубоко внутри, там, где адская война человека с самим собой.
Кроме шекспировских пьес я не меньше люблю и его сонеты. И один из них цитируется уже прямо-таки сам по себе, тот, который 66-й. Ну вот, допустим, в изложении Пастернака:
“Измучась всем, я умереть хочу.
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живется богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли замкнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывет,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Да Другу трудно будет без меня”.
Я тут позволила себе дерзкую вольность, да простят меня оба великих покойника, слово “Друг” обозначить с заглавной буквы. Вы, конечно же, понимаете, о Ком я.
Наши любимые ушедшие – все в Нем. Ну, как-то надо бы надеяться на встречу и как-то не промахнуться навсегда.
