на наш Телеграм
О том, можно ли толерантно относиться к еретикам, размышляет монахиня Елисавета (Сеньчукова) в продолжении своего цикла текстов.
Где просто, там ангелов со сто?
— Католики — еретики! — торжественно заявил мне умудренный сединами священник, отец N.
Я аж подпрыгнула. Я знаю значение слова «ересь» — формально под это определение можно подогнать не только католиков, но и каждого второго православного. Но звучит как-то не так. О чем я и сказала своему собеседнику.
— Это ты все со своей толерантностью носишься, — отмахнулся он. — А Отцы были просты и прямолинейны. Вот и святой Марк Эфесский говорил: «Латиняне не только раскольники, но и еретики». И вообще — святителя Игнатия (Брянчанинова) почитай! А вот еще книжка выходила хорошая, «Папство — это ересь», там все документы и мнения авторитетные собраны.
Доказать друг другу нам ничего не удалось в связи с нашими сразу двумя расхождениями:
- Мы по-разному понимаем термин «ересь».
- Мы по-разному оцениваем наши различия с католиками.
Есть еще одна причина. Мы по-разному читаем Отцов Церкви. Но об этом поговорим отдельно.
Словарных определений понятия «ересь» существует, наверное, миллион. В «Православной энциклопедии» протоиерей Вячеслав Цыпин пишет:
Ересь — [греч. αἵρεσις — выбор, направление, учение, школа], ошибочное учение, искажающее фундаментальные основы христианской веры.
В ставшей уже классической, хотя и незаконченной, «Православной богословской энциклопедии» под редакцией профессоров А. П. Лопухина и Н. Н. Глубоковского статья «Ересь» (С. В. Троицкий) начинается со следующей фразы:
В современном церковно-догматическом употреблении именем ереси обозначается такое христианско-религиозное учение, проповедник которого вступает в сознательное и явное противоречие с ясно раскрытыми и строго сформулированными церковно догматами христианства.
А вот в «Пространном катехизисе» святитель Филарет Московский, перечисляя различные грехи против Бога, объясняет:
Ересь — когда люди к учению веры примешивают мнения, противоречащие Божественной истине.
То есть ересь — осознанное, горделивое сопротивление истинам веры.
Отец N же, человек простой и прямолинейный, как любимые им Отцы, уверен, что к ересям относятся вообще все расхождения с ортодоксальным церковным учением, где ортодоксия — учение, сформулированное в тех рамках, в которых оно признано в Православной Церкви по сей день.
Ну и с католиками: для батюшки уклонение от единого «аза» — уклонение от истин веры, а уж внесение своего «аза» в Символ Веры («филиокве», исхождение Святого Духа не только от Отца, но и от Сына) — и вовсе катастрофа. Я же считаю, что собственно истины веры в традиционных христианских церквах остались неизменными. И мое мнение тоже пахнет ересью. Конкретно ересью экуменизма — люди с тем же типом мышления, что и отец N, уверены, что это ересь.
Но я считаю так, как считаю. Потому что, действительно, я человек толерантный. В отличие от отца N. А вот почему я толерантна, хотя Отцы (уверен мой собеседник) были вовсе не таковы — пожалуй, надо сформулировать отдельно.
Толерантность в контексте традиции: pro и contra
Разумеется, разногласия между разными конфессиями, даже традиционными (а, думаю, даже самый ярый консерватор не будет спорить с тем, что католики сохраняют преемственность со Священным Преданием, апостольское преемство, верность принятому Церковью тексту Библии) существуют, и они достаточно серьезны. Вопрос о власти в Церкви, понятия о святости, об отношениях между Лицами Святой Троицы — это не спор о рецептах или национально-культурной принадлежности борща. Однако относиться к этим разногласиям можно и нужно именно что терпимо, если мы хотим разделить с нашими оппонентами и братьями истины веры. И не стоит прикрываться резкими высказываниями Отцов Церкви.
«Вот ты и попалась, — сказал бы отец N, если бы мы дошли до этого вопроса в дискуссии. — Ты занимаешься ревизией Предания. Ты игнорируешь мнение Святых Отцов и соборную мудрость Церкви». А я на этом месте ответила бы вот что.
К сожалению, в основе чтения Святых Отцов часто лежит ложная методология, напоминающая дискуссионные практики адептов конфессий как раз таки нетрадиционных, типа Свидетелей Иеговы (о толерантности к ним и другим преследуемым светским законом организациям мы поговорим в другой раз), а именно — жонглирование цитатами. А таким образом можно доказать все, что угодно. Это как в анекдоте: «— Владимир Ильич Ленин был уверен, что мыслительный процесс избыточен для человека. — Это где же он об этом писал?! — Ну как, том девятнадцатый, страница шестьдесят восемь, пятая строчка сверху: „И не следует думать, что…“!»
Попробуем пройтись по нескольким Святым Отцам, чтобы понять контекст. Для этого просто загуглим словосочетание «Святые Отцы о католицизме». Одной из первых встретим цитату святителя Фотия Константинопольского:
Латиняне не только внесли другие беззакония, но дошли до такого преизбытка дерзости, что даже в святой Символ веры, который всеми соборными постановлениями предписано хранить неизменным, дерзнули ввести ложь (о, ухищрения лукавого!), будто Святой Дух не только от Отца, но и от Сына исходит, и тем исказили основной догмат о Святой Троице.
Слово «ересь», что характерно, он не использует по очевидной причине: разрыв с Римской Церковью еще не произошел. Вернее, он просуществовал четыре года, с 863 по 867 год, но причины его были совсем не догматические, а касались политического вопроса о признании юрисдикции над Болгарией и Южной Италией.
Святитель риторически резок, но разрыва с римскими братьями не желает. По сути, это диспут внутренний, пусть и на повышенных тонах. Никакой нетолерантности.
Несколько веков спустя святитель Григорий Палама повторит:
Мы не примем вас в общение, пока вы будете говорить, что Святой Дух исходит и от Сына.
Что также есть категоричный, но корректный призыв к богословской дискуссии, без всяких ярлыков о еретиках. Кстати, к XX веку призыв святых оказался услышан. Еще Фома Аквинский, который был больше чем на полстолетия старше святителя Григория, сформулировал вполне допустимый для православных тезис: «yтвеpждаемое Отцами и Учителями Цеpкви, а именно исхождение Дyха Святого от Отца чpез Сына», — а на Втором Ватиканском соборе вообще было разрешено не упоминать «филиокве» в Символе веры. Так что работа идет, и не в последнюю очередь — благодаря корректному — толерантному! — отношению Отцов.
«Ну а Феодосий Печерский? А тот же Марк Эфесский? А Игнатий (Брянчанинов)? — будет настаивать строгий собеседник. — Где их толерантность-то?»
Ну и действительно:
— Множеством ересей своих они (латиняне) всю землю обесчестили… Нет жизни вечной живущим в вере латинской, — преподобный Феодосий.
— Латиняне не только раскольники, но и еретики. Наша Церковь молчала об этом потому, что их племя гораздо больше и сильнее нашего, — святитель Марк.
— Папизм — так называется ересь, объявшая Запад, от которой произошли, как от древа ветви, различные протестантские учения. Папизм присваивает папе свойства Христа и тем отвергает Христа. Некоторые западные писатели почти явно произнесли это отречение, сказав, что гораздо менее грех — отречение от Христа, нежели грех отречения от папы. Папа есть идол папистов; он — божество их, — святитель Игнатий.
Чего не учитывают противники толерантности?
Ну что ж, попробуем погрузиться в контекст.
Преподобный Феодосий со своим гневным увещеванием обращается к Великому князю Изяславу Ярославичу, который в попытке вернуть власть привел на Русь поляков. Братьев славян и католиков. Опасения, что они воспользовались бы моментом и в политическом, и в церковном отношениях, были далеко не иллюзорны — Средние века как-никак к сантиментам и альтруизму не располагали. Так что под маской нетолерантности к католикам скрывалось противостояние внешней по отношению к церковной жизни силе — силе политической.
Святитель Марк Эфесский творил во время активной католической экспансии — принятия Ферраро-Флорентийской унии. Это был крайне неприятный эпизод во взаимоотношениях Православной и Католической Церквей: поведение римских братьев было, будем говорить прямо, настырным и агрессивным; пользуясь сложным положением Константинополя, Рим пытался его подчинить самым циничным образом. И вот именно про этих недоговороспособных и агрессивных, не имеющих никаких духовных забот политиков, прикрывающихся церковной верой, говорит святитель Марк. И именно их варварское использование богословия он обличает.
Святитель Игнатий жил в России XIX века. Аристократия увлечена католицизмом, причем не в аутентичном виде, а в очень странном изводе: плохие переводы или неадекватное понимание оригиналов испанских мистиков. Отношение к Православию зачастую — как к религии для простецов. Святитель Игнатий знаком только с таким «католицизмом», который никакого реального отношения к католической традиции не имеет. Ну или имеет, но не большее, чем современные младостарцы к древнему египетскому монашеству.
Итак, святоотеческая нетолерантность имеет место, но она, так сказать, абсолютно констектуальна. По сравнению с Отцами мы находимся в выигрышном положении: мы живем в мире, где Церковь отделена от государства (причем Католическая — до такой степени, что является параллельной по отношению к государствам структурой и фактически им не подчиняется, будучи часто даже субъектом международного права), а соответственно — и можем вести богословский диалог только и исключительно по существу, без необходимости отвлекаться на внешние факторы типа политики.
Так что нетолерантность становится просто бессмысленным рудиментом — проявлением неумения и нежелания аргументировать свою позицию, подменяя ее резкими определениями и ярлыками.
Но мы можем выйти из этого бесконечного порочного круга нетолерантности!
О (не)толерантности к учениям, стоящим от христианства значительно дальше, мы поговорим в следующий раз.
