на наш Телеграм
Вторая Неделя Великого поста посвящена святителю Григорию Паламе, великому учителю монашества и богослову, который отстаивал нетварность (то есть божественность) энергий (действий) Бога, прибегая к множеству аргументов. Поговорим сегодня о том, почему эти аргументы сегодня столь же актуальны, как и в XIV веке.
Есть у святителя Григория Паламы трактат «Главы физические». В нем святитель прибегает к пространным рассуждениям об устройстве Вселенной, о том, как соотносятся ограниченная небесной сферой земля и занебесная область, море и суша, обитаемая и необитаемая части земной поверхности, делимое и неделимое, тело и его свойства, универсальное и единичное, — вот это вот все, чтобы проиллюстрировать главный тезис своего богословия, то, из-за чего был сыр-бор, который называется «исихастскими спорами».
Вот этот тезис: то, что божественное действие отлично от божественной сущности, вовсе не означает, что оно этой сущностью (то есть Божеством) не является. Так же, как все перечисленные вещи, сущность и действие Бога одновременно тождественны и различны. Различие не противоречит тождеству, а тождество совсем не предполагает, что тождественное сливается в некую неразличимую субстанцию.
Тут можно сделать множество оговорок, потому что вещи, находящиеся на разных ступенях иерархии бытия, и тождественны и различны в разных смыслах. Но святитель, опуская частности, указывает на базовый принцип: дорогие варлаамиты, если вы не отказываете, например, телу в единстве на основании того, что у этого тела множество свойств, почему вы отказываете в единстве многообразно действующей божественной сущности?
Христианская философия специфична тем, что никогда не оторвана от практики — не житейской, не нравственной, а религиозной. Я хочу знать, что такое единое, многое, общее, единичное, сущность, энергия, ипостась, не для того, чтобы приблизиться к умственной истине, усовершенствовать мыслительные навыки и сконструировать какой-то интеллектуальный объект, не для того, чтобы установить контакт с миром и людьми, быть хорошим, быть последовательным, быть уместным, а для того, чтобы получить внятную инструкцию: как быть с Богом / быть Богом.
Аргументация святителя Григория Паламы вполне практична: если божественное действие — это не Бог, как думают его оппоненты (Варлаам, Акиндин, Никифор Григора), то наше участие в божественном действии, которое, выходит, никакое и не божественное, никак нас к Богу не приближает. Мы молимся, мы соблюдаем посты, мы никому не отказываем в помощи, отдаем последний рубль нищему, и даже готовы пожертвовать жизнью ради ближнего — все тщетно. Потому что эти дела — лишь участие в чем-то прекрасном, но тварном, лишь подражание Богу, а подражание — поэтическая метафора, только слово, которым мы заполняем бездну между нами и Богом.
Это похоже на войну без противника, на секс (извините) без партнера, на политические дебаты без оппонента, на хлопок одной ладони.
Паламизм же исходит из того, что, систематически переводя старушек через дорогу и свою душу через бездну страстей по узкому мостику добрых дел, мы рано или поздно не просто можем встретиться с Богом, а обнаружить, что вот эти самые наши действия невообразимым образом проникнуты благодатью, что эта благодать, проступая, как миро, на образе нашей природы, заполняет собой все. Так что наш поступок уже неотличим от «поступка» Бога.
Это ведь важнейший вопрос христианской жизни: к чему ведут добрые дела? Каков их результат? Но на этот вопрос невозможно ответить, не уяснив себе, что или Кто «ждет в самом конце пути», «как идет сигнал» и «что такое электричество».
Если Бог не идет нам навстречу, то и «вера наша тщетна». Если мы не можем стать Богом, то, вообще говоря, не очень понятно, зачем Христос вочеловечился. А если вочеловечился, если Он спустился с божественной высоты, то идти навстречу — для Него обыкновенное дело.
Бог «устроен» так, что способен выходить из Себя (в хорошем смысле), оставаясь собой. Христианин это чувствует, если живет христианской жизнью. Это лучше всего чувствовали апостолы, это чувствовали святые, вовсе не знавшие философии. Но когда возникла потребность в объяснении — а она, как показывает церковная история, всегда возникает — появились и проблемы. Появились ошибочные описания того, как действует Бог по отношению к миру. Против них пришлось полемизировать святителю Григорию Паламе, в том числе прибегая к естественно-научным примерам.
Если бы мне пришлось доказывать, что божественное действие, хотя и не является божественной сущностью, все же божественной сущностью является, я бы, наверно, предложил другие объяснительные модели. Использовал бы модные логические концепции, которые спокойно обходятся без закона исключенного третьего, заимствовал бы примеры из квантовой механики, а может быть, и вовсе отказался от научной образности, обратившись к поэзии. Но я бы точно знал, что в данном случае количество аргументов, их полнота, их точность имеет значение, поскольку за ними — одна из главных тайн, одно из таинств христианской жизни.
