Подпишитесь
на наш Телеграм

 

   ×

Ветхий Завет — эти два слова чаще всего рождают у современного человека ассоциации с неким текстом, пришедшим из допотопных времен. Но такой подход обедняет нашу внутреннюю жизнь и даже само понимание евангельского благовестия. Слово Христово прозвучало не в вакууме, оно было произнесено на конкретном языке в конкретной культуре. Священник Александр Сатомский предлагает опыт современного прочтения самых, может быть, ярких книг Ветхого Завета.

Перед нами одна из последних по времени возникновения исторических книг Ветхого Завета — Есфирь. Драматургия текста на первый взгляд предельно прозрачна: молодая  девушка, восшедшая с самых низов до царского достоинства, не забывает о своем народе и в критический момент спасает его от гибели. Но в этой истории пересекается множество нарративов, поднимается ряд вопросов, важных не только для иудейской общины в рассеянии, но и для жизни Церкви. Их можно не разглядеть за занимательностью повести, но мы постараемся их не упустить.

И было во дни Артаксеркса, — этот Артаксеркс царствовал над ста двадцатью семью областями от Индии и до Ефиопии… (Есф 1:1).

Первая глава описывает исходную ситуацию диаспоры: народ Израиля живет в рассеянии, в персидском государстве, под властью персидского монарха. Однако, несмотря на детализацию, увязывающую повествование с определенной страной и временем, а не с внеисторическим «временем оным», исследователи не могут однозначно привязать события, описываемые в книге, к эпохе конкретного правителя.

Само имя монарха — Ахашверош, в транскрипции часто звучащее как Ahasverus, Агасфер, — по-разному соотносится в христианской и иудейской традиции с монархами династии Ахеменидов. Как имя собственное, Ахашверош не встречается среди известных нам правителей династии Ахеменидов. Иудейские толкователи видят здесь игру слов — например, хаш рош «головная боль», — подчеркивая, что тиран и деспот, владевший множеством народов, был весьма в тягость израильтянам. Возможно, библейское именование царя является своеобразной транскрипцией его персидского титула хшараяр-ша — «царь царей».

У Иосифа Флавия он отождествляется с Артаксерксом (464–424 до н. э.), сыном Ксеркса, правившего после Дария (Иудейские древности, 11, 6.1). Другие иудейские авторы считают, что речь идет о Кире, разрешившем иудеям вернуться на родину и построить храм (559–530 до н. э.) (Эстер раба, 1:1). Ряд современных толкователей видят здесь Ксеркса I (486–464 до н. э.).

Маловероятно, что героем книги выступает Артаксеркс, удостоившийся лестной характеристики из уст греческого историка Плутарха: «…всех, кто царство вал в Персии, превосходивший милосердием и вели чием духа». Это проявлялось, в частности, в отмене суровых телесных наказаний: «Он первый распорядился, чтобы в наказание за проступок какого-нибудь вельможи не бичевать тело и вырывать волосы виновному, а бичевать сброшенное им платье и вырывать нити из снятой с него тиары». Такая характеристика совершенно не вяжется с образом взбалмошного и безответственного властителя, изображенного в Книге Есфири. Значительно лучше соответствует описанию его своенравный отец — Ксеркс I, после поражения от греков сосредоточившийся на пирах и строительстве. Однако ни у кого из перечисленных правителей не было жен по имени Есфирь и Вашти.

Таким образом, мы рассматриваем текст как повествование о жизни народа Божия в рассеянии, но затрудняемся однозначно соотнести его с каким-либо конкретным правителем или же временем и местом написания. Несомненно, это V–II века до н. э. и вавилонская диаспора — автор текста использует много специфически персидских выражений. Текст написан не ранее V века до н. э., так как даже если царь, о котором идет речь, наиболее древний из всех предполагаемых —  Кир, то от его правления должно было пройти некоторое количество лет, на что указывает сам текст, говоря о событиях как о достоянии прошлого. Верхняя же граница обусловлена упоминанием «дня Мордохея» во Второй книге Маккавейской (см. 2 Мак 15:36). Говоря о стихе, начинающем книгу, нужно отметить, что иудейская экзегеза видит в подобного рода вступлении — И было во дни — указание на тяжесть этого периода в истории народа, такое введение используется, на пример, в Книге Руфь: В те дни, когда управляли судьи (Руф 1:1).

…В то время, как царь Артаксеркс сел на царский престол свой, что в Сузах, городе престольном, в третий год своего царствования он сделал пир для всех князей своих и для служащих при нем, для главных начальников войска Персидского и Мидийского и для правителей областей своих, показывая великое богатство царства своего и отличный блеск величия своего в течение многих дней, ста восьмидесяти дней (Есф 1:2–4).

Сузы — древний Шуш, столица Эламского царства, — стали ахеменидской столицей при Камбисе II (530–522 до н. э.), сыне Кира Великого. Царский блеск, великолепие двора и сокровищ играют роль зримого эквивалента силы и могущества, несокрушимости государства и его правителя, потому и демонстрируются подчиненным.

Относительно реальной ценности (евр. итрон — пользы всего этого) говорит премудрый Екклесиаст (Еккл 1:3), невысоко оценивающий подобные достижения с точки зрения конечных смыслов. Однако к подобной мысли приходят далеко не все сильные мира, логика Артаксеркса (мы будем использовать имя правителя, как оно приводится в Синодальном переводе) зачастую преобладает.

Об этом говорит иудейский толкователь, сравнивая первосвященника Аарона и царя Артаксеркса.

К обоим применены термины «величие» и «великолепие», но в разной последовательности. «Аарон сам по себе обладал величием, а одежды были лишь внешним великолепием для этого внутреннего величия. У Ахашвероша же в одеянии и заключалось все величие, внешнее было для него важнее, чем внутреннее» (Хатам Софер. Свиток Эстер, 33).

Среди пирующих упомянуты «главные военачальники» — партемим. Это слово буквально переводится как «войско», здесь же используется в значении «знать»; оно является одним из многочисленных примеров персидских заимствований в тексте и происходит от древнеперсидского фратама «первый».

По окончании сих дней, сделал царь для народа своего, находившегося в престольном городе Сузах, от большого до малого, пир семидневный на садовом дворе дома царского. Белые, бумажные и яхонтового цвета шерстяные ткани, прикрепленные виссонными и пурпуровыми шнурами, висели на серебряных кольцах и мраморных столбах. Золотые и серебряные ложа были на помосте, устланном камнями зеленого цвета и мрамором, и перламутром, и камнями черного цвета. Напитки подаваемы были в золотых сосудах и сосудах разнообразных, ценою в тридцать тысяч талантов; и вина царского было множество, по богатству царя. Питье шло чинно, никто не принуждал, по тому что царь дал такое приказание всем управляющим в доме его, чтобы делали по воле каждого (Есф 1:5–8).

Иудейские толкователи считают, что оба пира были посвящены празднованию по случаю восшествия царя на престол. Описание места для пира также призвано указать на исключительное великолепие персидского двора и безумную расточительность царя, возможно, далеко не привычную, а проявленную по действительно значимому для него поводу. Если ткани навесов были из обычных материалов, то перехватывались они шнурами из драгоценного виссона, материала, используемого, например, для одежд первосвященника (см. Исх 28:39), и пурпура, тоже исключительно дорогого.

Таргум указывает, что для представителей иудейской знати радость празднества была омрачена присутствием на трапезе священных храмовых сосудов (см. Свиток Эстер, 30). Безосновательность этого мнения подтверждается библейским рассказом о страшном наказании дерзнувшего пить вино из храмовых сосудов Валтасара — соправителя последнего вавилонского царя Набонида (см. Дан 5:1–31), а также вполне спокойным отношением к иудеям ранних Ахеменидов. Кроме того, если принять соотнесение Артаксеркса книги с Ксерксом I, то к этому времени Второй храм уже был построен в Иерусалиме (в правление Дария Великого) и, согласно Первой книге Ездры (см. 1 Езд 6:1–5), сосуды, вынесенные завоевателями, были возвращены на свое место.

И царица Астинь сделала также пир для женщин в царском доме царя Артаксеркса (Есф 1:9).

Имя царицы на иврите звучит как Вашти и более не встречается ни в Библии, ни в иных исторических памятниках. Геродот (История, IX, 109–112) и Ктесий упоминают жену Ксеркса Аместриду, чье имя никак не может быть соотнесено ни с Вашти, ни с Есфирью.

Разделение на мужскую и женскую половины дома присутствовало у целого ряда народов, здесь же говорится о его соблюдении и на празднике — подобную традицию до сих пор можно наблюдать в традиционных исламских и ортодоксальных еврейских семьях.

В седьмой день, когда развеселилось сердце царя от вина, он сказал Мегуману, Бизфе, Харбоне, Бигфе и Авагфе, Зефару и Каркасу — семи евнухам, служившим пред лицем царя Артаксеркса, чтобы они привели царицу Астинь пред лице царя в венце царском для того, чтобы показать народам и князьям красоту ее; потому что она была очень красива. Но царица Астинь не захотела прийти по приказанию царя, объявленному чрез евнухов (Есф 1:10–12).

Премудрый Соломон говорит: Вино — глумливо, сикера — буйна; и всякий, увлекающийся ими, неразумен (Притч 20:1). В Новом Завете об этом скажет апостол Павел: И не упивайтесь вином, от которого бывает распутство (Еф 5:18). Описанный инцидент вполне иллюстрирует апостольское предупреждение, но еще более совпадает с ветхозаветным, где следующий стих утверждает: Гроза царя — как бы рев льва: кто раздражает его, тот грешит против самого себя (Притч 20:2).

Причины отказа Вашти в тексте не озвучены, однако ясно, что многодневное празднество, сопровождаемое обильными возлияниями, легко могло породить в мужчинах похоть, а в главенствующем над ними — постыдную похвальбу. Рабби Шломо Алькабец, следуя за текстом таргума, считает, что отдельное упоминание о царском венце неслучайно: именно в нем царица должна была предстать перед собравшимися.

И если в начале пира царь проявляет исключительный такт и деликатность, не принуждая никого к питью, то в конце презирает волю супруги, требуя противного ее сердцу и остановившись только перед последним шагом — повелением вывести ее к собранию насильно.

Согласно иудейской комментаторской традиции, в этом приказании видится еще и политическое заявление Артаксеркса. Если он праздновал свое окончательное воцарение на персидском престоле, то желание унизить Вашти перед собранием, похвалившись обладанием столь красивой женщиной, напрямую политически мотивировано. Вашти, по мнению толкователей, была дочерью Валтасара — последнего правителя старой династии (что, заметим, очевидный анахронизм, если считать, что описываемый царь — Ксеркс), и браком с ней Артаксеркс хотел упрочить свое положение. Теперь же, войдя в полноту власти, публичным унижением царицы он показывал, что супруга покорна любому его желанию и только он — единственный источник власти.

А если воля царя была не столь неприличной, как говорит об этом иудейское предание, — что помешало царице явиться во всем великолепии своих нарядов и блеске украшений перед подданными? Возможный ответ — гордость. Высокое происхождение от потомков Навуходоносора, великого завоевателя и царя царей, помноженное, как и у Артаксеркса, на некую винную чрезмерность, вполне вероятно, не позволило ей откликнуться на такой самовластный призыв. Таким образом, перед нами либо скромная, либо гордая царица Вашти, но какова она была на самом деле — знает лишь Сердцеведец Господь.

И разгневался царь сильно, и ярость его загорелась в нем. И сказал царь мудрецам, знающим прежние времена, — ибо дела царя делались пред всеми знающими закон и права, — приближенными же к нему тогда были: Каршена, Шефар, Адмафа, Фарсис, Мерес, Марсена, Мемухан — семь князей Персидских и Мидийских, которые могли видеть лице царя и сидели первыми в царстве: как поступить по закону с царицею Астинь за то, что она не сделала по слову царя Артаксеркса, объявленному чрез евнухов? (Есф 1:13–15).

Важно, что и в опьянении царь не теряет разум окончательно, но, вспомнив о своем статусе, желает, чтобы даже наказание, вызванное гневом, согласовывалось с законом или хотя бы имело его вид.

Число советников царя равно семи. Это не случайно для персидской культуры: «Семь святых» — Ахура-Мазда, Творец мира в зороастризме, и шесть сопутствующих ему светлых духов — главные благие силы мира. Возможно, именно поэтому уже в первой главе нам встречаются три семерки: семь дней праздника, семь евнухов, семь советников.

Мудрый советник указывает на далекоидущие последствия происшествия — теперь жены приглашенных князей, пировавшие с царицей во внутренних покоях дворца, увидев на столь высоком примере, что можно безнаказанно презирать волю мужа, безусловно, перенесут это и в собственные семьи, чего нельзя допустить во имя сохранения мира и спокойствия державы.

Как мы можем убедиться, идея, что благоденствие общества начинается с мира в семье, была совершенно очевидна и для древних языческих мудрецов.

Из книги «Свитки. Современное прочтение знаковых текстов Библии». — М.: Никея, 2023